Он помахал рукой Виктору Горбачеву, который вышел на крыльцо, чтобы попрощаться с ним. Едва «мерседес» исчез из поля зрения резидента, как тот поспешил в свой офис, чтобы направить телекс в Москву. Джо Гродно был, разумеется, ценным сотрудником КГБ, но его мстительность в отношении южноафриканцев грозила завести его слишком далеко.
Ферди нашел Малко в баре и, не сказав ему ни слова, потребовал от бармена и залпом выпил двойное шотландское виски. В баре, как всегда, стоял неумолчный шум, в котором изредка прорезались разглагольствования выпивох да звучала страстная музыка.
— Карлу пока не удалось узнать ровным счетом ничего, — наконец вымолвил Ферди, явно обескураженный этим провалом. — Мне уже осточертела эта гнуснейшая страна... Карл скоро придет сюда повидаться с нами. У меня сложилось впечатление, что его ботсванские осведомители водят его за нос.
Малко, которому страшно хотелось есть, с большим трудом удалось вырвать Ферди из бара и отвести в ресторан, где два актера эстрады, как всегда, предлагали вниманию зрителей свои довольно слабые номера. Малко тоже, как и южноафриканцев, поразила трагическая смерть Йоханны, но он старался сохранять ясность мысли. Они обедали, когда майор Хаах вошел в ресторан, как всегда, строго подтянутый, но теперь явно расстроенный, и уселся на свободный стул у занятого ими столика. Он уже пообедал.
— Ко мне как-то странно позвонили, — объявил майор.
— Кто?
— Резидент Виктор Горбачев, с которым я однажды уже встречался. Он решил выразить мне соболезнование по поводу гибели Йоханны. Выразил подчеркнуто. Словно хотел убедить меня, что он здесь ни при чем.
— Это, по-видимому, соответствует истине, — заметил Малко, — если даже ему известен убийца. Они не очень-то любят такого рода события. Однако на этот раз они замешаны в деле...
— Знать бы, кто эти мерзавцы, так мы бы как должно расправились с ними, — с тяжким вздохом произнес Ферди.
— И не мечтайте об этом, — вымолвил Малко.
Карл ван Хаах, казалось, целиком и полностью погрузился в свои мысли. Но, помолчав некоторое время, он бросил:
— Ко мне все же поступила кое-какая информация. От высокопоставленного чина здешней полиции, услуги которого я регулярно оплачиваю: Гродно будто бы сейчас в Габороне...
— Где именно? — прорычал Ферди.
— Этого он мне не сказал... Более того: он дал мне ясно понять, что правительству Ботсваны весьма определенно не понравятся любые насильственные меры, направленные против него.
Ферди чуть не задохнулся от обуявшей его ярости:
— Выходит, они его еще и оберегают! Если только я его найду, то всажу ему в брюхо всю обойму.
Как всегда, сохраняя хладнокровие, Карл ван Хаах бросил на Ферди неодобрительный взгляд:
— Я в такой же степени, как и вы, хочу отомстить за Йоханну и помешать тому, что они замышляют, — произнес он. — Но мы должны действовать здесь осторожно. Я задаюсь, к примеру, вопросом, почему Гродно так рискует, оставаясь в Габороне, если мой осведомитель сказал мне правду.
— Он чего-то ждет, — ответил Ферди.
— Или кого-то, — подчеркнул Малко. — Например, Гудрун Тиндорф.
Джо Гродно давал свои инструкции Лилю несколько надтреснутым голосом, говорил очень медленно, чтобы кафр все понял. Лиль уже доказал в истории с Йоханной, что он не остановится ни перед чем. То, что ему предстояло сделать теперь, было немного более опасным, но вместе с тем и более целесообразным.
— Ты понял? — спросил литовец.
— Да, — ответил Лиль. — Я готов к этому.
— Будь осторожен.
Лиль, движимый неизбывной ненавистью, был ценным сотрудником. И Гродно был уверен, что он отлично справится с данным ему поручением. Литовца очень беспокоило то, что до него не доходило никаких вестей о Гудрун. Ибо он использовал сейчас свои последние резервы. Он не мог покинуть Габороне, не заполучив немку и те ценные сведения, которые она имела при себе. Ключ к задуманной Гродно террористической кампании.
С некоторого времени Ферди словно замкнулся в абсолютном молчании, обескураженный, упорно смотрящий каким-то косым взглядом на свой стаканчик с коньяком «Гастон де Лагранж». Немолчный гул в баре, забитом до отказа, болезненно отзывался в ушах смертельно уставшего Малко. Инцидент в Претории, катастрофа с «команчем» и последовавшие за всем этим волнения в конечном счете ослабили его сопротивляемость. После того, как он выпил две рюмки «Столичной», у него осталось только одно стремление — лечь в постель и перестать думать. Быть может, на следующий день майор Хаах добудет сведения, которые позволят им действовать дальше, но сегодня они уже не в состоянии что-либо предпринять. Он поднял голову, осмотрелся и заметил упорно устремленный на него взгляд еще свободной проститутки, прислонившейся к стойке бара.
— Ферди, пошли спать, — позвал Малко.
Южноафриканец отрицательно качнул головой, все еще держа пальцами свой стаканчик с коньяком, вцепившись в него, как потерпевший кораблекрушение цепляется за спасательный круг.
— Я остаюсь еще здесь, но ненадолго. Мне не хочется спать.
Малко не стал настаивать. Он чувствовал, что его южноафриканского коллегу до глубины души потрясла смерть Йоханны. Впрочем, как и его самого; но Ферди переносил это потрясение с меньшей сопротивляемостью. Малко похлопал его дружески по плечу и вышел из бара, а следом за ним на небольшом расстоянии шествовали три или четыре шлюхи. Длиннющий, с окрашенными в зеленый цвет стенами коридор вызывал у него чувство омерзения.
Прежде чем лечь спать, он положил на пол около кровати браунинг, данный ему ван Хаахом. С пулей в стволе. Ведь никогда не знаешь, что ждет тебя даже в ближайшие часы. Образ Йоханны все еще стоял перед его глазами, образ неотвязный, страшный!
Габороне, небольшой нарядный городок на равнинной местности посреди пустыни, оказался гнездом гадюк! Гродно, Лиль, советские из КГБ мало чем рисковали ввиду нейтралитета страны. Вдруг он снова подумал о таинственной Ванде. Это был последний след, который оставалось изучить. Если только она существовала... Он решил поговорить об этом с Хаахом на следующий день. Быть может, тому — через посредство ботсванской полиции — удастся что-нибудь разузнать. С этой мыслью он и погрузился в крепчайший сон.
А вот Джо Гродно никак не удавалось заснуть. Ему не нужен был длительный сон — хватало четырех-пяти часов. Особенно после смерти его жены. Он поставил на столик у постели альбом, который он только что листал. Альбом, открытый на фотоснимке замка Нойшванштейн. Его буквально завораживал «букет» горделивых средневековых башенок на фоне гор. Было тихо, но он все же прислушался. Двое вооруженных до зубов телохранителей на всякий случай оберегали его покой, и кроме того, для пущей безопасности, он регулярно устанавливал у двери взрывное устройство, используя при этом гранату. Под подушку он прятал также заряженный пистолет. Вместе с тем он прекрасно понимал, что все эти меры предосторожности окажутся равными нулю, если его враги будут иметь явное численное превосходство. Ну что ж, он убьет одного или двух, и это все. Он еще раз дал себе слово побывать в своем любимом замке, когда порученное дело будет доведено до конца. В Габороне он чувствовал себя как в западне, не имея возможности контролировать ситуацию. А все это вместе взятое вынуждало его все больше и больше рисковать. В частности, здесь, хотя он прибыл сюда не больше, чем на сорок восемь часов. И у него не было никаких вестей от Гудрун Тиндорф! Он снял свои очки и закрыл глаза, пытаясь заснуть.
Ферди уже был во власти третьей порции коньяка «Гастон де Лагранж», когда он заметил, что она направлялась к нему. Она улыбнулась Ферди, и в ответ он тоже улыбнулся. Ему нужно было хотя бы немного человеческого участия, и кроме того, алкоголь уже начал оказывать свое действие, снимая немало всякого рода ограничений. У себя, в Претории, он се даже не заметил бы: любой африканер в привычной обстановке не взглянул бы на цветную девку. Здесь все было иначе. Глаза Ферди опустились до уровня роскошных грудей, плотно облегаемых блузкой. Остроносых, как снаряды. Во рту и в горле у Ферди вдруг пересохло, и они уподобились труту, применяемому при высекании огня. Он услышал собственный голос:
— Выпьете со мной стаканчик?
К его величайшему удивлению, она отрицательно качнула головой:
— Спасибо, не могу: здесь слишком много народу.
По какой-то непонятной причине Ферди испытал в тот момент неимоверное чувство неудовлетворенности. Тем более что проститутка, протиснувшись сквозь толкучку, еще ближе подошла к нему, и он почувствовал, как одна из ее пышных и плотных грудей врезалась ему в руку. Живот девки уперся в его бедро, и он испытал нечто вроде электрического разряда. От проститутки исходила какая-то ядовитая, животная чувственность, с которой он никогда еще не сталкивался. То, что он долго, в течение десятилетий, подавлял в себе, как бы взорвалось у него в низу живота. Он мог бы тут же опрокинуть девку на стол, чтобы овладеть ею. Он услышал словно в дурмане:
