— А что ты говорил мне тогда по телефону о французской семье, взявшей «Штормоцвет» в качестве фамильного герба? — спросил Киз.
— Это какая-то версия ФБР, — ответил Флойд. — Достоверных сведений нет. Только предания, передававшиеся из поколения в поколение в одной или двух старых негритянских семьях. Боюсь, ничего более конкретного.
Киз взглянул на часы.
— Я договорился о нашей встрече с Джонсоном в Министерстве Торговли. Он коллекционирует товарные знаки и фабричные марки, это его хобби. Мы проверяли по официальным каналам и ничего похожего не нашли, но я все-таки думаю, что ваши парни из, ФБР строят свои предположения не на пустом месте.
Флойд, соглашаясь, кивнул, и Киз продолжал:
— Есть небольшая вероятность того, что этот самый «Штормоцвет» используется, как некое клеймо контроля. Возможно, даже теми, кто изготовил корпус «Судного дня».
Американец присвистнул.
— Ладно, пойдем, ради Бога! Если мы узнаем, кто сделал корпус, то найдем и содержимое.
— Только не забывай, с кем мы имеем дело, — напомнил Киз, убирая книгу в карман. — Помни, что люди Малика не упустят из виду ни одного нашего шага.
Когда они вышли через вращающиеся двери, американец, понизив голос до шепота, сказал на ухо Кизу:
— Ты только намекни, и я позову Мака и его парней из ЦРУ, а они-то уж сумеют остудить пыл твоего Малика. К примеру, они могут начинить его уши кучкой высоковольтных проводов, он и запоет как миленький. Другие-то очень даже поют!
Они сели в ожидавший их «понтиак», и машина резко рванула с места. Когда они свернули за угол на Саут-Одли-стрит, Киз, по привычке, профессионально огляделся и заметил припаркованный у тротуара радиофургон для доставки заказов на дом, но значения этому не придал. Он знал, что за всеми машинами лондонского посольства ведется постоянное наблюдение со стороны вечно враждующих разведывательных служб. Всякий подозрительный объект фотографируется, прослеживается и о нем докладывается наверх. Киз понял причину, по которой американская Публичная библиотека находилась в одном здании с ЦРУ; это было связано с проблемой слежки.
Машина свернула на Оксфорд-стрит. Киз решил кратко изложить Флойду суть дела с полной откровенностью, не раскрывая, впрочем, своего истинного статуса.
— Самый эффективный способ ввести тебя в курс дела, Йенси, — начал он, — это ответить на все интересующие тебя вопросы. Если я смогу, то объясню тебе суть создавшейся ситуации.
Американец немного притормозил, давая возможность радиофургону обогнать их.
— Во-первых, что за суета вокруг радиопеленгационного оборудования? — спросил Флойд. — По мнению наших специалистов, такое оборудование абсолютно непригодно для поиска спрятанных кобальтовых игрушек-взрывателей государств.
Киз обратил внимание, что радиофургон продолжал ехать сзади, немного притормаживая. Он расстегнул наплечную кобуру и проверил дверную ручку.
— Мы имплантировали радиопередатчик в организм подозреваемого без его ведома, — ответил Киз. — Следующий твой вопрос.
После светофора фургон свернул по направлению к Би-би-си, а Флойд поехал дальше по Риджент-стрит в направлении к Пиккадилли. Киз расслабился.
— Вот только одного я не могу понять, — удивленно продолжил американец, — как вы, лаймиз, остаетесь такими спокойными? Боже мой!
Киз даже не улыбнулся, отвечая:
— Не знаю, как другие, дружище, а я так вовсе не спокоен. Но в этом деле нельзя терять самообладание, ведь стоит проявить нетерпение и погорячиться, как тут же проиграешь. Да и ты, кстати, не выглядишь особенно нервным.
— Это внешне, — сказал американец также без тени улыбки. — А на самом деле я напуган до смерти.
Внезапно Низ оживился.
— Останови машину, Йенси! Быстрее!
«Понтиак» резко затормозил и, прижавшись к обочине, остановился. Киз выскочил из машины еще на ходу. Через секунду он опять сел в автомобиль.
— Когда этот фургон внезапно изменил направление, я удивился, почему? А теперь понял. Ли Синь и компания все еще используют старые немецкие Мк 11. Будь это современная модель, я бы ее так быстро не распознал. — Киз показал удивленному американцу детонатор.
— Ты хочешь сказать, что китайцы, упаси Бог, прилепили мину к нашему автомобилю прямо посреди Оксфорд-стрит?
— Поехали! — скомандовал Киз. — Джонсон ждет нас. Не будем терять времени на обсуждение методов работы азиатских дикарей.
Американец завел мотор, и «понтиак» влился в поток транспорта на Риджент-стрит.
— Так насчет того агента с зашивкой, — снова заговорил Флойд. — Почему вы думаете, что это поможет?
Киз помрачнел.
— Не могу сказать точно, Йенси. Этот человек занимает высокий пост в советской стратегической разведке. Это женщина. Тамара Малик. Когда-то мы вместе с ней были в датском подполье, в группе «Хольгер Датчанин», это было в самом конце войны. Мы пытались выкрасть немецких специалистов по ракетной технике для наших правительств.
Американец внимательно посмотрел на Киза в зеркальце заднего обзора.
— Тамара Малик, степень А ноль. В ЦРУ не подозревали, что она из России. У тебя есть люди, хорошо знающие ее? На этот вопрос можешь не отвечать, мы кое-что имеем в запасе. Тамара Малик, говоришь? Ты, верно, сам неплохо ее знал? Дочь посла, верно?
Киз жестом показал Флойду, как проехать через Хей-маркет. Похоже, теперь никто их не преследовал, хотя трудно было сказать наверняка в таком потоке транспорта.
— Ты хочешь спросить, хорошо ли я знал ее во время войны, в Дании? Да, Йенси, с уверенностью могу сказать, что знал ее хорошо. Слишком хорошо, что позволило мне даже пройти через обряд бракосочетания, а это считается самым тяжелым испытанием.
Голос Киза был невыразительным, американец хранил молчание. Проехав дворец Сент-Джеймс, он свернул налево, и через пять минут «понтиак», миновав Уайтхолл, остановился у Министерства Торговли.
Когда они поднимались по ступенькам к главному входу в министерство, американец тихо проговорил, обращаясь скорее к самому себе, чем к Кизу:
— Стало быть, ты женился на ней, да? А на следующий день, наверное, кто-то переехал ее на машине, после чего ты вшил ей внутрь маленький передатчик. Так было дело, а?
Киз продолжал идти, словно не слыша сказанного.
— Боже мой, да ты, наверное, здорово ненавидишь ее!
«Это тебе только так кажется», — подумал про себя Киз.
Они вошли в Министерство Торговли, и человек в униформе, отдав честь, проводил их к лифту. На улице в это время откуда ни возьмись появился темно-зеленый радиофургон и припарковался в нескольких дюймах от стоящего у бровки тротуара «понтиака».
…Согласно последним данным, поступившим от нашего агента из Кремля, установке «Судного дня» в Англии способствовал некий высокопоставленный предатель.
(ПЕРВАЯ ЧАСТЬ КОДОВОГО СООБЩЕНИЯ, НАПРАВЛЕННОГО ИЗ КИТАЙСКОГО ПОСОЛЬСТВА В МОСКВУ ГЕНЕРАЛУ СИНЮ, ПОРТЛАНД ПЛЕЙС, ЛОНДОН)
Первый помощник Синя с опаской посматривал на своего шефа: из Китая были получены плохие новости. Если генерал Синь в течение двадцати четырех часов не перехватит у русских контроль над «Судным днем», он будет лишен всех полномочий как сотрудник разведки и возвращен в Пекин.
Понимая, что это может означать не только потерю лица, но и всей головы, Синь становился все более раздражительным, а когда он был в раздражении, его первый помощник слишком хорошо знал, что он способен на такие вещи, которые делали Чингис-хана, в сравнении с ним, скромным статистом.
Синь сидел за низким столиком черного дерева и напоминал тучного злобного китайского божка. Он пил чай, в задумчивости поднося к капризно изогнутым толстым губам фарфоровую чашечку, почти невидимую в его огромной ладони.
По лицу Синя стекал пот; это была уже двадцатая чашка. Чтобы выйти из наркотического дурмана, в который он погрузился сегодня, как никогда, Синь обычно поглощал небывалые дозы чая. Неожиданно сжав кулак с чашечкой, он изо всех сил стукнул им о стол так, что хрупкий фарфор разлетелся на мельчайшие осколки во всех направлениях.
— Повторите все еще раз, — велел Синь. Говорил он вкрадчиво, и это тоже было признаком его раздраженного состояния, не оставшегося незамеченным для подчиненного.
Помощник облизал губы; внешность его напоминала благородные черты китайского мандарина, и именно из-за этого благородства Синь с особым удовольствием унижал помощника, делая его при каждом удобном случае козлом отпущения.
Помощник внутренне содрогнулся от страха перед Синем, но, тем не менее, сделал ему очередной укол в надежде, что настроение шефа переменится к лучшему.
— Во-первых, благородный господин, — начал помощник, отбросив традиционное «товарищ генерал», — я должен сказать о том, великий господин, что имело место упоминание о «Штормоцвете». Это слово произнес тот раненый русский, прежде чем испустил дух у ног нашего московского атташе.
