Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая)

Калинкин подумал.

– Ну как… Буквой «эн».

– Это по-нашему. А по латинскому шрифту буква «аш». Что это значит по австрийскому армейскому коду?

Прапорщик остановился, хлопнул себя по лбу – звонко.

– Ой, мы же учили! «Экстренное сообщение». Это знак аэроплану?

– Все может быть. Надо проверить. Возможно, банно-прачечный начальник просто самодур. Но мы обязаны удостовериться, что он не вражеский агент, подающий аэронаблюдателю сигнал о полученной информации исключительной важности.

– Ясно…

– Сейчас мы определим, где хата этого Петренки. Я останусь, а ты сбегаешь к начальнику кадрово-персонального отдела дивизии, я напишу записку. Пусть даст формулярный список прапорщика. Принесешь сюда.

Хата, как и сказал фельдфебель, стояла над невысоким обрывом, под которым текла быстрая речка Вильшанка. Для офицерской квартиры домишко был скромненький – в два окошка, с соломенной крышей.

Кусты вдоль околицы – густые, можжевеловые – пришлись кстати. В них контрразведчики и расположились.

Через открытое окошко было видно, как мужчина лет тридцати пяти, в нижней рубахе с закатанными рукавами, достает из печки чугунок, садится, режет хлеб. В бинокль можно было разглядеть лицо (приятно-мужественное, сосредоточенное) и даже содержимое тарелки (борщ).

– Потом будет гуляш трескать, – сказал Вася, потянув воздух носом. – У меня нюх ужасно обостряется, когда жрать охота.

– Один живет, без хозяев, – поделился своими соображениями и Романов. – И денщика не видно. Сам кухарничает. Необычно.

– Куркуль. Денщицкую доплату себе забирает. Чтоб офицер себе сапоги начищал?

На крыльце стояли две пары сапог – сверкающие парадные и пыльные повседневные. Чистюля – у двери разувается.

– А может, просто привычка к холостяцкой жизни. Всё, Вася, дуй в штаб. Хватит гадать, сейчас узнаем точно.

Калинкин слетал пулей. Через двадцать минут, как штык, вернулся с личным делом. За это время прачечный начальник успел доесть борщ, с аппетитом умял второе (действительно гуляш) и взялся за кисель. Выражение лица у него было сосредоточенное.

– Всё правильно, – зашептал на ухо Вася. – Холостой. От денщика отказался. Хату взял пустую, потому что любит жить один. Это мне в отделе хозяйственном рассказали. Заглянул по дороге. Ты не беспокойся, я не говорил, откуда я. Мол, хочу договориться, чтоб меня у Петренки обстирывали, он иногда разрешает. Ну и расспросил немножко, что за человек, как-де лучше подкатиться. Хорошо к нему в отделе относятся. Говорят, простой, приветливый.

– Молодец, Вася, – похвалил подпоручик. – Давай формуляр.

Так-так. До мобилизации Петренко служил счетоводом на железнодорожной рокаде, построенной для нужд военного округа. Превосходная, между прочим, должность для шпиона в мирное время. Отсюда и звание прапорщика запаса. Второй звездочки такому офицеру не выслужить, хоть сто лет прачечной руководи. А в общем, ничего интересного в личном деле Петренки не было.

– Не похож он на австрийского шпиона, – вздохнул Калинкин, глядя, как Афанасий Никитич облизывает с ложки кисельную пенку.

– Ни разу не встречал шпиона, похожего на шпиона. Наше дело – проверить. Скорее всего, зря потратим время. Аэроплан и перекладка белья – случайное совпадение.

Калинкин поинтересовался:

– А как мы проверим? Не у него же спрашивать. Слежку установим, да?

Объект наблюдения, кажется, никуда уходить не собирался. Он уютно раскурил трубочку и улегся на кровать, положив ноги на железную спинку.

– Если буква «аш» – это сигнал самолету-разведчику, что сие означает? – тоном преподавателя спросил Алеша.

– Что у агента нет других средств экстренной связи.

– А стало быть? Особенно с учетом странной пассивности дорогого Афанасия Никитича?

Вася подумал еще и опять ответил правильно:

– К нему пришлют связного. Выяснить, в чем дело.

– Причем сделают это быстро. Если знать тропки, от австрийских позиций через болото в наше расположение можно часа за два пробраться. В общем, так. Остаешься здесь. Пришлю к тебе кого-нибудь в напарники. Он захватит пожевать, чтоб ты тут не мучился обострением нюха. Сидите, бдите за нашим Банщиком. В случае чего пошлешь солдата за мной, он знает, как меня сыскать.

Пристроив новичка к заданию, подпоручик отбыл по дальнейшим делам. Их у Романова хватало. Прежде всего проведал вольнопера Левкина (очень средних способностей), приставленного следить за Учительницей. Предупредил, чтоб удвоил осторожность и внимание. Возможна активизация объекта.

Забот у Романова было через край. О слежке за Банщиком, одной из множества мелких мер предосторожности, в остаток дня он почти не вспоминал. Мотался на позаимствованном у Васи мотоцикле по всему расположению дивизии, трижды телефонировал Козловскому, один раз лично отправлял радиошифровку с отчетом. Перекусил на ходу, куском хлеба с колбасой. К себе на квартиру вернулся в третьем часу ночи. Сел на койку снять сапоги – да так, боком, и повалился.

Вскинулся от стука, как показалось, буквально в следующую секунду. Но за окном уже серело, в стекло барабанила костяшками пальцев чья-то рука.

– Ваше благородие!

Голос Кузина, солдата, которого он вчера направил в помощь Калинкину.

Сон будто ветром выдуло. Неужели?!

– Связной? – спросил подпоручик, вылетев на крыльцо. – К Банщику?

– Пришел какой-то. Семь минут тому. С половиной, – поправился Кузин, глянув на часы. Он был педант. – Прапорщик за вами послал.

Дальнейшие вопросы Алексей задавал на бегу.

– Кто?

– По виду мужик. Гуцул, что ли.

– Почему гуцул?

– Топорик этот ихний на боку. И лапти кожаные.

– Постолы?

– Ага. Бесшумные. Мы его чуть не проморгали. Не слыхали и не видали, как в дом вошел. Только вдруг глядим – свет загорелся…

Солдат начинал задыхаться, а спортивному Романову хоть бы что.

– Вы через ставни подглядели?

– Так точно. Господин прапорщик сначала. Потом я… Сидят они двое, Банщик этому что-то шепчет… Не поспеваю я, ваше бла… городие!

Связной, точно связной! Стреляли наугад, а, похоже, попали в десятку, пронеслась в голове у Алеши азартная мысль.

– А ты не беги за мной. Двигай лучше за Сливой. Пусть подтягивается.

Без опытного унтера не обойтись, если дойдет до живого дела. А дойдет обязательно. Отпускать связного с донесением ни в коем случае нельзя. Если это, конечно, связной, а не что-то другое…

Солдат от хаты Банщика бежал семь с половиной минут. Романов обратный путь проделал вдвое быстрей.

Вася даже спросил:

– Кузин тебя по дороге что ли встретил? Докладываю…

– Всё знаю. Молодец, что в кусты вернулся.

Прапорщик хихикнул:

– А я когда под окошком сидел, ветер подул. Ну я слегка ставенку-то и приоткрыл. Теперь отсюда в бинокль видно. Через щель.

– Дай!

Алексей схватил окуляры.

Петренко сидел спиной, слегка нагнувшись. Делал какие-то непонятные движения – будто колоду тасовал. Напротив – небритый человек в низко надвинутой шапке. Одет по-крестьянски. Лицо странноватое. Дикое какое-то, будто у лешего. Мимики ноль, только глаза зыркают туда-сюда. И молчит. Две минуты Романов его разглядывал – мужик рта не раскрыл.

– В карты они что ли играют? – пробормотал подпоручик.

Вскоре прибыли Слива с Кузиным. Алеша дал посмотреть на неизвестного человека унтеру.

– Старый знакомый, – тихо сказал Семен. – Кум мой.

– Как это?

– А я всех, кого брал, «кумами» зову. Это Нимец, контрабандист. Я его с поличным взял. Каторга ему катила. Но он в Сибирь не схотел, сдал все ихние схроны. А за это…

Унтер умолк, не договорив, и вернул подпоручику бинокль.

– Выходят, – шепнул он.

Все пригнулись, затаили дыхание.

На крыльцо вышел Нимец. Петренко что-то втолковывал ему, стоя в дверях. Контрабандист кивнул. Ловко, будто рысь на мягких лапах, спрыгнул на землю. Быстро поглядел вправо, влево. Пошел к калитке.

У околицы он чуть не задел своей бараньей безрукавкой затаившего дыхание Романова. Алексей ощутил острый, будто звериный запах.

Беззвучно, полурысцой гость Банщика трусил по улице. В сумерках подпоручик разглядел болтающуюся на поясе бартку – топорик на длинной ручке, которым гуцулы могут и вековое дерево свалить, и зубочистку остругать.

Куда повернет?

Нимец перелез через чей-то плетень, добежал до берега и исчез под обрывом.

– Значит, так, – быстро сказал Романов. – Ты, Вася, бегом до брода. Не высовывайся. Будешь вести его с того берега. Мы трое двинемся по этому, следом.

И взглянул на Сливу – одобрит, нет?

Унтер едва заметно кивнул.