- Барнетт слушает.
- Здорово, Авраам, это Эрик. У Мака небольшая неприятность. Разъяснения получишь по номеру 325-3376. Усвой и передай товарищам...
- У Мака небольшая неприятность. Разъяснения - по номеру 325-3376.
- Умница, amigo.Как поживает Эми?
- Прекрасно, - ухмыльнулся Дуглас. - Дружка нового завела, помладше и покрасивее длинного старого урода, с которым якшалась раньше. Позабыл имя... Шельм или что-то созвучное.
- Передай мои поздравления, - рассмеялся я. - Нос держи по ветру, а порох сухим. Конец связи.
Следующий звонок также вызывал Флориду, но противоположную оконечность штата. Нужно было потолковать с репортером из "Майами Трибьюн", помогавшим мне прежде. Разыскивали парня едва ли не четверть часа, но телефонные счета наши оплачиваются Дядюшкой Сэмом, а потому я исполнился терпения и дождался.
- Мейкледжон слушает. Я представился.
- А, поставщик "Джека Дэниэльса"!
Встарь доводилось благодарить его бутылками отборного виски; Спад не запамятовал этого приятного для себя факта.
- Чего тебе надобно, убивче? - полюбопытствовал он.
- Джэнет Бельштейн. Высокопоставленное лицо в компьютерном бизнесе, недавно пропавшее. Можешь разузнать о даме как можно больше подробностей?
- А вашингтонские источники что, иссякли?
- По-прежнему бьют в Вашингтоне. Только помутнели чуток.
- Ага... Погоди минутку, припоминаю...
Спад Мейкледжон умолк, напрягая свой обширный мозг.
- Если потребуются ученая степень, деловые качества и полный послужной список, нужно копаться в архивах... А сразу же сообщаю следующее. Дама работала в "Электро-Синхроникс, Инкорпорейтед", где благополучно достигла вице-президентской должности. Пятьдесят два года от роду, сбежала с двадцатичетырехлетним тренером-теннисистом, у которого брала уроки. Прихватила около двух миллионов. Последнее обстоятельство не доказано.
- Имя теннисиста?
- Эмиль Йернеган. Девичье имя женщины - Джэнет Ревекка Винтерхольт.
-О`кей, - ответствовал я, - спасибо. Пинта виски за мною.
Мейкледжон поколебался, потом неторопливо произнес:
- Эти исчезновения весьма любопытны, Хелм. Пропадают не звезды первой величины, чье отсутствие всполошило бы всю Америку, а граждане средней руки. Но достаточно выдающиеся, чтобы представлять живой интерес для газетчиков! И неизменно подыскивается убедительное, порочащее объяснение...
- Что ты сказать пытаешься?
- Что пинту виски, заодно со словесными выражениями благодарности можешь оставить себе. А вот ежели всплывет любопытная история - вспомни, среди прочих, и о старине Спаде.
- Возглавляешь список, amigo.
* * *
Я вступил в больницу через парадную дверь, справился у дежурной сестры милосердия о номере нужной палаты, поднялся на третий этаж. Не стучась, вошел, обозрел простертую на постели пациентку. Жалкое было зрелище, душераздирающее, как выражался мохнатый ослик из очаровательной сказки Милна. Впрочем, ежели человек не являет собою прискорбной картины, встает естественный вопрос: а на кой ляд ему в клинику ложиться?
Астрид Ватроуз повернула голову.
- Худо мне, - пожаловалась она еле слышно.
- То есть?
- От хинина переменился состав крови... Почему все несчастья рушатся на меня одну?..
- Экая несправедливость, - усмехнулся я.
Вздрогнув, женщина выдавила:
- Вы жестоки. Циничны... Поделом же мне; скулить не надо... Но я не привыкла болеть... Чудовищное ощущение.
Славное лицо: вернее, было славным, покуда все кости не начали проступать сквозь обтянувшую их кожу. Карие глаза поблекли, запали. Густые светлые волосы разметались по подушке. Раньше, наверное, были пышными и пушистыми, но теперь сделались грязными и свалявшимися.
Поразительный контраст - соломенная блондинка с карими глазами. Явление очень редкое и чрезвычайно пикантное.
Растрескавшиеся, покрытые корками губы. Ежели не подделка, учиненная при помощи высохшего воска - значит, бедолаге и впрямь скверно.
- Шесть футов четыре дюйма, - прошептала миссис Ватроуз. - Тощий, как жердь... Ядовитый, жалящий язык. Мэттью Хелм, надо полагать... Вашингтон сообщил, вы приедете и поможете - но чем же?..
- Меня зовут Хелмом. А как помогать - рассказывайте сами.
- Вызволите меня отсюда, если сумеете. Пока меня еще не доконали всякими снадобьями... Как будто сердечного приступа мало было!..
Прерывисто вздохнув, Астрид Ватроуз промолвила:
- Прикусила губу во сне... Пробудилась, начала выплевывать кровь. А та - не желает сворачиваться! Полюбуйтесь: я вся покрыта крошечными кровоподтеками. Капиллярные трещины под кожей... И - невесть когда развившаяся гемофилия!
Кивнув на капельницу, от коей к локтевому сгибу женщины тянулся шланг, оканчивавшийся никелированной иглой, я спросил:
- А чем вас теперь накачивают?
- Просто раствором глюкозы. Не хотят протыкать новой дырки в руке, если снова понадобится переливание... Коль скоро кровь не начнет свертываться по собственной воле, начнут подавать особые препараты. Уверяют, будто те изменят положение сразу и полностью... А букет вы принесли мне?
- Да, ежели поблизости не сыщется женщины покрасивее, - невозмутимо сказал я. И определил цветы в прозрачный стеклянный сосуд на ночном столике.
Голос миссис Ватроуз понизился до шепота, почти неразличимого.
- Коль я не выживу, добирайтесь до Лизаниэми, начинайте поиски там, и только там... Это выше Полярного Круга, почти в Арктике. Запомните: Лизаниэми... Повторите название...
- Лызанайми, - выдавил я с преднамеренно дубовым произношением.
Астрид Ватроуз нетерпеливо и раздраженно мотнула головой:
- Лизаниэми!
- Лизэнайми.
- Судя по имени, в роду вашем были шведы, - буркнула госпожа Ватроуз. - А простейшего слова и выговорить не можете!
- Лизэнайми отнюдь не шведское название.
- Да, финское, но любой швед способен хоть чуток изъясняться по-фински. А вы чересчур долго жили в Америке.
- Хм! Я, вообще-то, здесь родился!
- И я; однако есть люди, не забывшие речи своих предков.
Астрид пожала плечами, плюнула - мысленно, разумеется, - на бестолкового скандинава-отщепенца.
- Лизаниэми, - повторила она. - Сама слышала, как толковали о стране льда и ночи...[1] Говорили: уж там-то искать не догадаются... Займитесь Кариной Сегерби, пожалуйста. Выручите моего Алана и его "смуглую даму"...[2] Ханну Грэй. Найдите их, освободите, спасите. Я не виню мужа. Должно быть, ему просто приелись блондинки.
- Кариной Сегерби?
- Да, вы же не глухой. И живете в Вашингтоне; а все дело прошло вашингтонские городские газеты насквозь.
- Видите ли, - возразил я, - в упомянутом городе я объявляюсь лишь затем, чтобы повесить шляпу на крючок меж двумя заданиями...
- Газеты писали глухо и невнятно. Приблизительно год назад ее муж погиб, схлопотал пулю. Карину освободили, но лишь благодаря пользе сомнения...
- Вот как?
- Да не было ни малейшего сомнения! Равно как и в том, что именно Карина скормила мне отраву перед самым выездом из Вашингтона! Мы позавтракали вместе - и, видимо, негодяйка подлила чего-то в аперитив... Я остановилась в Хагерстауне, почуяв неладное, и попросила помощи... Помните: Лизаниэми! Помните: Сегерби!..
Я кивнул.
- Чем тебя нынче пользуют от сердечной неурядицы?
- Н-ну... Если разумеешь... Прошлым вечером скормили стероиды: точнее, Солю-Кортеф. Поправили собственные ошибки. Восстановили свертываемость крови... А против тахикардии вводят или "прокаин" или "прокан"... "Прокан"! Правильно! "Прокан-SR"...
Чуток успокоившись, она попросила меня позаботиться о покинутом на стоянке автомобиле. Злополучная колымага осталась бедовать среди машин, принадлежащих врачам, отнюдь не пациентам. Больная, перепуганная, глухой ночью, Астрид Ватроуз припарковала бьюик на первом попавшемся месте, в нескольких шагах от приемного покоя. Потом неверными шагами ввалилась внутрь. А доктор, уплативший за свое постоянное прибежище - вернее, не за свое, а за автомобильное, - готовился учинить скандал.
Кроме того, надлежало выписать миссис Ватроуз из мотеля. Ибо попросила, исчезая в лечебном направлении, приглядеть за вещами, а также продлить срок пребывания. Не думала, что задержится на столь долгое время.
Следовало уплатить, расквитаться, забрать пожитки и привезти их сюда; не позабыв о плаще, висящем на крючке в стенном шкафу, и туалетных принадлежностях - сиречь, мыле, зубной пасте и щетке, полотенце и тому подобных мелочах. Я сказал, что это не составит ни малейшего труда, поскольку мой собственный мотель чудным образом оказался тем же самым...
Потом пришлось выйти вон и разыскать доктора. Ничем не примечательный эскулап, заведовавший кардиологическим отделением, отослал меня к врачу лечащему, который, по счастью, не поспел отбыть в неизвестную никому сторону.
