…Потом они пили и танцевали в огромной гостиной, обшитой шёлком и увешанной редкими картинами. И, положив голову на плечо Уолту, слегка опьянённая, Пэт слушала его признания и думала, что она была бы счастлива, если бы не предстоящий разговор. Пэт просто не знала, как его начать. Может быть, перенести на следующий раз? Но она же обещала в редакции!..
А Уолт лихорадочно целовал её — она не сопротивлялась. Не сопротивлялась она, когда он поднял её на руки и понёс в спальню. Ею овладело чувство отрешённости, детской беспомощности. Не хотелось думать ни о чём, хотелось отдаться во власть этого бездумного оцепенения.
…Полчаса спустя, когда Уолт успокоился, она накинула халат, спустилась в гостиную и принесла виски. Они пили, слушали музыку и без умолку болтали. Она не могла оторвать взгляда от Уолта — раздетым он был ещё красивее. Но мысль о предстоящем разговоре не давала ей покоя. Она пыталась расспросить о его работе, но эта тема его сейчас не волновала.
— Пэт, — говорил он, облокотившись на локоть, — я понял, что мы должны быть вместе в первую же нашу встречу. Помнишь, у Уоррена?
— Конечно, помню, милый.
— Но мне казалось, что ты ужасная гордячка. И потом ты вечно куда-то спешила.
— Газета, милый. Это кошмарная работа! Она и сейчас не даёт мне покоя.
— Ты любишь свою газету?
— Конечно.
— Но ты могла бы не работать?
— Не могла бы. Ведь надо же куда-то себя деть.
— Странно ты говоришь! Мне кажется, будь я твоим мужем, я бы ревновал тебя к твоей работе. Меня просто с ума сводило бы, что она отнимает тебя у меня.
Но Пэт продолжала думать о своём.
— Чарли, — спросила она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал непринуждённо, — ты, наверное, в курсе последних дел?
— Ну… более или менее.
— Что-то творится в резиденции непонятное. Мне кажется, что происходят какие-то важные события. Но от нас, журналистов, скрывают. В чём дело, Чарли?
Уолт посмотрел на неё насмешливо.
— Тебя это всерьёз волнует?
— Конечно, я не хочу, чтобы кто-нибудь разведал об этом раньше меня. Ведь я должна, понимаешь, должна знать первой. Ты не мог бы мне помочь, Чарли?
— Не могу, Пэт.
— Даже мне?
— Даже тебе.
Пэт обиженно замолкла и снова налила себе виски.
— Ты ужасно много пьёшь, — заметил он.
Пэт дёрнула плечом. Потом она встала и заходила по спальне со стаканом в руке. Она понимала, что Чарли прав, но остановиться уже не могла.
— Не сердись. — Уолт подошёл к ней и сделал попытку обнять. Но Пэт оставалась безучастной.
— Мне надо знать, Уолт, — наконец сказала она, глядя ему прямо в глаза.
— Пэт, но ты же толкаешь меня на нарушение долга. Я не имею права говорить об этом. Ты за этим и пригласила меня? Хотела выпытать?.. — Уолт сузил глаза. Пэт резко остановилась.
— Ты с ума сошёл! Как ты смел подумать!
Уолт сел на постель, насупившись. Он явно боролся с собой.
— Если хочешь, можешь не говорить… — Пэт села рядом с ним и, улыбаясь, погладила по волосам. — Забудем… Правда, мне всё-таки хотелось бы знать…
Уолт избегал встречаться с ней взглядом.
— Чарли, но ведь это останется между нами. Даю слово, что я не использую это в печати. — Последние слова у неё вырвались помимо воли. И в тот момент она верила, что так оно и будет.
Уолт совсем помрачнел.
— Ну хорошо, — выдавил он после долгой паузы, — если ты так настаиваешь… разведке стало известно, что русские испытывают новую универсальную антиракету, которая работает на особом топливе.
— А что это такое? — внешне равнодушно спросила Пэт, но в душе обрадовалась, что ей наконец удалось добиться своего.
— Я и сам мало что смыслю в этом. Говорят, что эта ракета практически способна уничтожить любую вражескую.
— Только и всего! — простодушно воскликнула Пэт.
— А разве этого мало? Англия и её союзники пока не располагают подобным оружием. Произошло нарушение равновесия сил.
— Я мало в этом смыслю. Но думаю, что рано или поздно наши яйцеголовые[2] тоже придумают что-нибудь в этом духе.
— Может быть. А пока руководство проявляет большую озабоченность.
— Об этом и шла речь на чрезвычайном заседании в разведке?
— Да. Но помни, Пэт, ты обещала, что никому не проговоришься.
— Ни за что, Чарли! — горячо воскликнула Пэт. — Это умрёт между нами.
Она наклонилась и поцеловала его в глаза. Но он был неподвижен и чем-то озабочен. Пэт встревожилась:
— Что с тобой?
Чарли молча пожал плечами.
Пэт снова пила, но даже опьянение не помешало ей почувствовать, что между ней и Уолтом возник какой-то холодок. Растопить его не могли ни виски, ни её настойчивые ласки. Отчуждение оставалось.
Вскоре Уолт собрался домой. Пэт просила его остаться, но он был неумолим. Она проводила его до дверей. Вернувшись в спальню и наливая себе виски, услышала, как за окном с приглушённой сердитостью зарокотал «седан» Уолта. Потом в доме стало так тихо, что Пэт могла слышать, как стучало её сердце.
На следующий день, презирая себя, она всё же рассказала редактору отдела политических новостей то, что ей удалось узнать от Уолта. Тот передал эти сведения военному обозревателю газеты Стюарту Саймингтону.
* * *
Вертолёт с Робертом Лейнгартом приближался к Вотергрейту, небольшому и малоизвестному местечку в двадцати милях от Лондона, где находилось одно из подразделений английской секретной службы. Роберт Лейнгарт сидел, откинувшись на спинку кресла и заложив ногу за ногу так, что между краем брюк и носками виднелась синеватая кожа лодыжки.
Хотя должность Лейнгарта называлась и скромно, но он был одной из ведущих фигур. Если где-то в странах третьего мира свергалось неугодное правительство, если где-то сотрудники разведки проводили хитроумную разведывательную или диверсионную операцию, то всякий раз можно было с уверенностью сказать, что главным авторитетом для них был Лейнгарт, ибо он возглавлял мозговой трест разведки.
Рядом с Лейнгартом скучали двое детективов — его личная охрана, позади — в глубине салона — двое экспертов дымили сигаретами.
Вертолёт, покачиваясь, шёл на снижение: треск моторов стал приглушённым. Лейнгарта мутило — сказывалось нервное напряжение последних двух дней. Ему было под шестьдесят, и в такие дни он, как никогда, чувствовал бремя возраста.
Лейнгарт поманил взглядом сидевшего рядом детектива. Тот наклонился.
— Джо, передай им, — Лейнгарт кивнул в хвост вертолёта, — чтобы прекратили курить. И пусть запомнят, я не выношу табачного дыма.
Детектив отправился выполнять распоряжение, а Лейнгарт выглянул в окно. Прицеливаясь на посадочную площадку, вертолёт висел на высоте не более ста метров. Слева внизу, окаймлённые со всех сторон жидким лесом, виднелись белые коттеджи, отстроенные в викторианском стиле — кирпичные, с острыми черепичными крышами. Вертолёт резко пошёл вниз и через минуту-другую оказался на бетонированной площадке, в лесу. Не успели остановиться роторы, как к вертолёту подъехал чёрный лимузин. Лейнгарт в сопровождении детективов перебрался в машину. Лимузин бесшумно рванулся с места и вскоре, выбравшись на широкое бетонированное шоссе, у таблички «Бюро общественных дорог» свернул вправо. Путь ему преградила трёхметровая решётчатая ограда, окружавшая резиденцию разведоргана. На ограде, рядом с металлическими воротами, можно было прочесть: «Частное владение. Посторонним вход запрещён», «Фотографировать запрещено».
Впрочем, Лейнгарт не обратил внимания на эти таблички. Металлические ворота бесшумно открылись, и лимузин, миновав помещение охраны, подъехал к подъезду с высокими дубовыми дверьми.
В просторном пустынном холле одного из коттеджей не было никого, кроме двух детективов. Особняк казался необитаемым. Постороннему человеку пришлось долго бы ломать голову: куда, в какое учреждение он попал. Ни надписей, ни указателей. Только слева, на мраморной плите можно было прочесть: «И ты узнаешь истину, и истина сделает тебя свободным». Но этот евангельский афоризм ничего не говорил непосвящённому. Он мог украшать и паперть церкви, и холл публичной библиотеки.
Но все эти подробности мало волновали Лейнгарта. Мысли его были заняты другим: сейчас ему предстояло доложить директору программу разведывательных мероприятий, которые помогли бы вырвать у русских тайну их новой антиракеты. Список мероприятий лежал у него в портфеле. Озабоченный предстоящим докладом, Лейнгарт, оставив детективов и экспертов в холле, поднялся на четвёртый этаж, миновал три кордона охраны и оказался в приёмной директора. Здесь, как и во всём помещении, было тихо. Помощник директора — розовощёкий молодой человек — вполголоса разговаривал с кем-то по телефону, но, увидев Лейнгарта, поспешно положил трубку.
