Иногда в беседах с сослуживцами Павленко не без удовольствия замечал:
— Самый высокий показатель нашей деятельности — чистая страница книга регистрации: «Никаких происшествий не было». Приятно читать эту запись! Не знаю, как другие, а что касается меня — я за то, чтобы побольше было таких страниц.
Майор Василий Бутенко, рослый, лысеющий брюнет, спрашивал со сдержанной улыбкой:
— Не пора ли нам, товарищ полковник, подумать о переквалификации?
У Бутенко была сугубо штатская внешность: китель на нем сидел как-то мешковато, явно стесняя движения; форменная фуражка и шинель не шли к добродушному, всегда улыбающемуся лицу. Майор выглядел веселым простаком, с которым занятно поболтать о пустяках, выслушать от него какую-нибудь забавную историю, неизбежно сопровождаемую располагающей усмешкой. Бутенко мог моментально, без малейшего признака навязчивости, знакомиться и сходиться с людьми — шутил, сочувствовал, удивлялся, давал и выслушивал советы. И все это было естественной чертой характера: он близко принимал к сердцу интересы и заботы людей.
Но за мягкой улыбкой и теплым взглядом карих глаз, за смешливыми морщинками по углам губ и беспечно-рассеянным видом в майоре Бутенко таилась настойчивая, сильная воля, внутренняя собранность и отвага. Павленко ценил в майоре эти черты характера и нередко поручал ему ответственные задания.
— В самом деле, — говорил с оттенком смущения Бутенко, — деньги от государства получаешь, а спроси самого себя: что ты сегодня сделал? Был в боевой готовности? Маловато... Сказать, что не было дела, — как-то невразумительно. А в общем, в нашей деятельности, товарищ полковник, все больше пауз...
Павленко смеялся:
— Значит, скучаете по происшествиям?
— Не скучаю! Мне тоже нравятся чистые страницы книги регистрации. Но все-таки...
— Да, все-таки рановато о переквалификации говорить! Верно: развитие советского общества неизбежно ведет к ликвидации преступности. А значит, и к сокращению следственных органов. Я верю, уже недалек тот день, когда преступник-рецидивист будет такой же редкостью, как, скажем, больной проказой...
Павленко уже привык, входя по утрам в свой кабинет, выслушивать спокойный доклад капитана Алексеева: «Важных происшествий не было...»
Но сегодня, возвратясь из обкома и вызвав Алексеева для доклада, он с первого взгляда заметил, что подтянутый, с нежным юношеским лицом капитан сдерживает волнение. Стараясь казаться спокойным, Алексеев доложил:
— На полигоне, где конструктор Заруба производит свои испытания, произошел взрыв... Трое рабочих легко ранены. Сейчас на полигоне находится капитан Петров.
«Не об этой ли опасности предупреждала анонимка?» — подумал Павленко и кивнул капитану.
— Дальше...
— Прошлой ночью, — четко докладывал Алексеев, — в доме вдовы Цветаевой убит студент индустриального института Зарицкий... Майор Бутенко выехал расследовать. Десять минут назад он сообщил по телефону, что возвратится через полчаса.
— Дальше, — снова кивнул Павленко, силясь вспомнить, где и когда он уже слышал эту фамилию — Зарицкий?
— В милицию поступило заявление от гражданки Спасовой, шестидесяти лет, домохозяйки, проживающей на дальней окраине города, в Кривом переулке... Бесследно исчезла ее дочь Галя, девятнадцати лет, из конструкторского бюро Зарубы...
— Кем она работала в бюро?
— Уборщицей. Образование — семилетка... Незамужняя. Трудовой стаж — три года.
— Как только возвратится майор Бутенко, пусть явится ко мне.
Осторожно прикрыв за собой дверь, капитан вышел.
— Вот тебе и «спокойный город»! — невольно проговорил Павленко вслух, по-прежнему стараясь припомнить, где слышал он фамилию Зарицкого. Федор Зарицкий... Федя... Феденька... Да, так называла стройного, белокурого парня дочь Зарубы — Лиза, тоже студентка. Теперь Павленко отчетливо вспомнил один из вечеров, проведенных в семье инженера Зарубы. Они сидели на ярко освещенной веранде, перед старинным, с «медалями», тульским самоваром... Окна были раскрыты в сад, и с клумбы доносился густой, прохладный аромат ночных фиалок... Лиза играла на пианино. Федор Зарицкий стоял рядом с нею, перекладывая нотные листы. Заруба с улыбкой поглядывал на дочь и на ее белокурого друга. Помнится, он заметил весело: «Ну чем не сценка из усадебного быта?.. Веранда, сад, цветы, самовар...»
Лиза перестала играть.
«А мне нравится. Не обязательно должна быть складная металлическая мебель и электрический чайник вместо самовара. Из самовара и чай вкусней. А цветы... Цветок и через тысячу лет будут любить, как сейчас мы любим...»
Вскоре Заруба предложил партию в шахматы, а Лиза и Федор ушли в кино. Провожая их теплым взглядом, Заруба сказал: «Неужели и мы, Алексей Петрович, когда-то были такими?»
Во время игры Тимофей Павлович еще раз вспомнил своего молодого гостя. «Между прочим, признаюсь, — заметил он, — что этот самый Федя Зарицкий за шахматной доской кладет меня на обе лопатки... Даже неловко перед дочкой. Смышленый парень! И учится только на «пять»...»
— Жаль юношу, — сказал Павленко вслух, теперь уже отчетливо вспомнив его оживленное лицо, приветливую, чуточку смущенную улыбку, светлую прядь волос, упавшую на лоб.
«Кому же мог помешать этот юноша? Кто мог решиться на это подлое дело?..» Полковник вдруг подумал о том, что все события этого дня в какой-то степени касались инженера Зарубы. Во-первых, анонимка — весьма подозрительный сигнал какого-то «доброжелателя». Во-вторых, взрыв на полигоне... Далее, исчезновение уборщицы конструкторского бюро. Наконец, убийство вхожего в семью Зарубы студента.
«Вполне возможно, — подумал Павленко, — что эти факты нисколько не связаны между собой. Просто совпадение... Зарубу окружает множество людей, и нельзя, конечно, связывать непосредственно с ним любое событие, которое могло произойти в личной жизни кого-либо из его сотрудников... А что, если между этими разрозненными событиями существует определенная связь? — Полковник порывисто встал и широко зашагал по кабинету. — Если это так, то, быть может, анонимка явится первым звеном, за которым последуют и другие? Значит, необходимо обнаружить автора анонимки! Пожалуй, он находится в самом конструкторском бюро. Одновременно следует начать тщательное следствие по делу об убийстве студента и об исчезновении Гали Спасовой... Далее: специальная комиссия установит причины взрыва на полигоне. Этот факт, возможно, отпадет совсем. Но он может быть главным в цепи других событий. В таком случае очень важно быстрое и точное заключение экспертов. Техническая оплошность или чужая рука? Если второе — предстоит очень серьезная и напряженная работа. Но пока все это лишь разобщенные факты, и ни в коем случае не следует связывать их воедино».
Телефонный звонок прервал размышления полковника. Докладывал капитан Петров. Голос его звучал сдержанно и глухо:
— Взрыв опытного образца двигателя произошел из-за недосмотра. В рабочих чертежах оказалось заниженным сечение камеры сгорания. В подлинниках расчеты правильные, но в цех чертежи поступили с одной маленькой поправкой...
— Доставьте мне копию заключения экспертов, — сказал полковник и повесил трубку.
Дверь кабинета распахнулась: майор Бутенко неловко козырнул и замер у порога.
— Наконец-то! — облегченно вздохнул полковник. — Садитесь, докладывайте...
— Загадочное убийство, товарищ полковник, — сказал Бутенко, присаживаясь у стола. — Выстрел произведен через окно, когда студент готовился к зачетам. Пуля попала ему в лоб, прошла навылет и застряла в противоположной стене комнаты. На улице шел сильный дождь, и следы преступника не сохранились. Гильзу не нашли. Выстрел был произведен примерно в одиннадцать часов вечера.
— Почему «примерно»?
— Студент снимал комнату у одинокой старухи, некоей Цветаевой. В вечер убийства дома был один Зарицкий — хозяйка ушла к своей замужней дочери, живущей в центре города. Домой она вернулась в двенадцать часов ночи, когда прекратился дождь. Студент был уже убит, кровь на столе уже застыла.
— И никаких, даже косвенных, свидетелей? — напряженно спросил полковник.
— Кое-что есть... Правда, очень мало. Сосед Цветаевой, по фамилии Фоменко, вышел в это время на веранду. Его внимание привлек глухой звук, словно от удара в дно ведра, но он не придал этому значения. Потом Фоменко услышал гул мотора автомашины. Как раз напротив дома Фоменко на столбе висит электрический фонарь. В то время когда машина на большой скорости промелькнула мимо, Фоменко показалось, что кузов ее был железный, а задние колеса имели по одной покрышке вместо двух спаренных. Фоменко подумал, что шофер пьян и непростительно быстро ведет машину. Позже, услышав крик соседки и узнав, что убит Федор, он понял: эта машина могла иметь прямое отношение к убийству. Фоменко утверждает, что это было в половине двенадцатого ночи. Вот и все, товарищ полковник, что можно было выяснить на первых порах, — закончил майор, устало глядя на Павленко.
