Из пивной было два выхода: один, налево, прямо на улицу и второй, направо, для постояльцев отеля. Не относясь к числу первых, я по идее должен был бы пойти налево. А туалет? Он, разумеется, был где-то внутри здания. Так что я пошел направо — женщина из наружки скользнула по мне взглядом — и исчез в коридоре. Туалет действительно располагался там, но я, хотя уже и приспело, побоялся воспользоваться им — вдруг мужчина пойдет за мной следом. Я поднялся на два пролета лестницы и очутился в холле.
Портье за стойкой говорил по радиотелефону. В какой-то момент он вошел в заднюю комнату, где стоял факс, и я не спеша, важно прошел на лестницу.
На бирке ключа была выбита цифра 203. Я прошел на второй, по-нашему третий, этаж, нашел нужную комнату и, повернув ключ, толкнул дверь. Это с электронной карточкой мой приход мог бы засечь компьютер и пикнуть внизу, и тогда портье понял бы, что в номер уже вошли, а постоялица — вон она только идет! А здесь не работа — просто курорт. Насколько раньше жизнь была устроена проще!
Наличие микрофона в бывшем общежитии тоже предположить было экстравагантно, но береженого бог бережет. Я включил наладонник и медленно прошелся с ним по периметру комнаты, просветил отдельно постель, крошечный письменный стол, кресло в углу и телевизор. Чисто! Кстати, во всех трех гостиницах Таллина, где я побывал, в номерах было чисто.
Дверь открылась — я ее не захлопывал. Прижав палец к губам, я увлек Анну внутрь номера и включил телевизор. Микрофонов нет, а слышимость сквозь стены в этой большой коммуналке могла быть отменной. Я пощелкал пультом и остановился на американском сериале с большим количеством мужских голосов.
— Извините за настойчивость, — сказал я, убавив громкость, чтобы мы могли говорить.
Из пущей предосторожности я все же перешел на английский.
— Там, в ресторане, были двое, — начала Анна.
— Мы прекрасно друг друга поняли, — ответил я. — Надеюсь, вы сейчас увидите, почему нам так срочно нужно было переговорить.
Я рассказал ей про любителя бейсбола Хейно Раата, оказавшегося в первую очередь неонацистом и борцом с коммунистами.
— Исключено, — отрезала Анна, прежде чем я успел сформулировать вопрос. — У меня совершенно безупречная биография. Мое родство с отцом-подпольщиком доказать практически невозможно. Я — гражданка Финляндии. Большую часть жизни прожила за границей. Все мои браки с иностранцами известны. Все знают, что я была балериной, знают, где я танцевала и какие партии. Когда мне в Хельсинки оформляли гражданство — сто лет назад, — в полиции за меня даже порадовались, что я сумела вырваться из СССР и у меня впереди была полноценная жизнь. Так что к коммунистам меня не причислить никак.
— Хорошо. Но убить эти молодчики вас тем не менее хотели и, вероятно, по-прежнему хотят.
Анна задумалась на секунду.
— Я поняла, к чему вы клоните.
— Надеюсь, но это еще не все. Теперь, как вы видели, за вами следит и полиция.
— И что вы предлагаете?
— Вы соберете вещи и отправитесь на пароме на свою родину, в Хельсинки. У полиции нет никаких оснований вам в этом помешать. А у тех парней не будет возможности вас там выследить.
— И что дальше?
— Я тоже уеду на этом пароме. Мы переночуем в Хельсинки и завтра сообразим, где вам лучше переждать смутные времена.
Анна размышляла. Перспектива удариться в бега на неопределенный срок ей совсем не улыбалась.
— А если сказать полиции про этого Раата?
— Мы этот вариант уже обсуждали. Они могут копнуть слишком глубоко.
— Но вы ведь все равно предлагаете бежать. Так мы не приблизимся к разгадке. К разгадке тайны, из-за которой я не могу тихо-спокойно дожить оставшееся мне время в своем доме.
— Но зато вы тихо-спокойно доживете оставшееся вам время.
И тут Анну снова накрыло. Почему? Что я такого сказал? «Доживете»? Так это ко всем относится, как и «оставшееся время»? Так или иначе, теперь это снова была не Анна, а та взбалмошная строптивая Мати.
— Ну а вам-то что с того? Зачем вы вообще приехали? Все то, что мы проделали вместе, я с таким же успехом могла бы сделать и сама. Неизвестно даже, если бы вы не появились, не была бы я сейчас в лучшем положении? Отстреливалась бы я ничуть не хуже. Не рассчитывая ни на кого другого, я бы рассказала полиции о сыне хозяина. Может быть, сейчас для меня уже все было бы кончено!
Я настолько не ожидал такого приступа агрессии, что даже не успевал понять, справедливы ее упреки или нет.
— Знаете что — уезжайте! — заключила Анна, вернее, Мати. — Вы хороший человек, вы старались, но ваше присутствие здесь бессмысленно. Садитесь сами на паром, плывите в Хельсинки и летите к себе в Калифорнию, или где вы там живете. А я завтра пойду снова в полицию, расскажу про парня — спасибо вам за сведения… Я справлюсь с этой ситуацией не хуже вас.
Анна подошла к двери и открыла ее. Я посмотрел в ее потемневшие от гнева глаза и в четыре больших шага оказался в коридоре.
За ночь я едва сомкнул глаза. Напрасно я повторял себе одну из присказок Некрасова: «Чего не спать спокойно? Вчера не догонишь, от завтра не уйдешь». Сколько я ни ворочался, сколько ни подтыкал подушку то слева, то справа, сон ко мне не шел.
Есть такой прием в кино и в литературе — одну и ту же историю рассказывают два человека, мужчина и женщина. Вроде бы одни и те же события, но, увиденные по-разному, они образуют две разные истории.
Сначала моя версия. Я по первому сигналу «Человек в беде!» бросаю все дела и мчусь на край света. Характер у оказавшегося в беде человека непростой, и я наступаю на горло собственному самолюбию, чтобы сохранить с ним добрые отношения. Кроме того, похоже, наш бывший сотрудник говорит мне далеко не все, что может мне пригодиться. Во всяком случае, какие-то сведения у него приходится буквально вырывать силой.
Разумеется, без малейших колебаний я берусь защитить бывшего коллегу, и, используя фактор внезапности и огневое превосходство, мы неплохо справляемся с отражением нападения. Только тогда ситуация проясняется, и я могу сформулировать для Конторы, какая помощь мне понадобится. И сам не сижу сложа руки. Еду в Хельсинки, возвращаюсь в Таллин, как выясняется, уже в роли живца и тут же попадаю под наружку. Тем не менее я продолжаю работать, загружаю заданиями нашего эстонского агента. И даже тогда не останавливаюсь — самостоятельно (хорошо, хорошо, с помощью своего гида) выявляю и нахожу одного из нападавших. Расследование по-прежнему в самом своем начале, однако ситуация становится опасной для нашего бывшего сотрудника, и я прошу его — ее! — уехать из страны. Ничего не забыл? Вроде нет. И в чем до сих пор я могу себя упрекнуть?
Однако Анна видит все со своей точки зрения. История номер два. После череды странных и настораживающих событий Анна решает, наконец, попросить помощи у бывших коллег. Те довольно скоро посылают сотрудника, чтобы тот быстренько во всем разобрался. Однако языка он не знает, в стране впервые. Конечно, помочь он хочет, только толку от него немного. Три дня спустя дело так и не продвинулось. Всего-то успехов — нашел через интернет фамилию парня, которого узнала Анна! А кто эти люди, зачем нужны были белые мыши, кто сидит в доме соседки Марет и сейчас, возможно, орудует спокойно на ее даче? Похоже, присланный сотрудник уже и сам убедился, что дело ему не по зубам. Поэтому он уговаривает ее уехать из Эстонии, что позволит и ему вернуться к нормальной жизни. Только не на ту напал! Пусть уезжает, а я доберусь до разгадки всех этих тайн сама.
Я прав. И она права. Получается бессмысленность. Бессмысленность усилий, которые ни к чему не ведут.
И что мне делать в этой ситуации?
Время у меня еще было. Я сказал своей жене Джессике, что останусь еще дней на пять-шесть — сегодня истек третий. Однако уже не раз бывало, что я задерживался и на больший срок, но всегда находил правдоподобное объяснение. При этом что я могу предпринять здесь без помощи Анны?
Во-первых, попытаться все же понять, кому понадобился дом в Вызу и для чего? Потому что дело именно в этом, а не в какой-то вещи, спрятанной на даче и о которой Анна не знает. Интерес к дому его бывшего хозяина, этого Раата, просматривается вполне определенно через его сына. Нужно поручить Августу провести разработку всех владельцев дачи, включая и построившего ее торговца скобяными товарами. А сам я мог бы последить за домом Марет и выяснить, кто же там у нее прячется и почему.
Во-вторых, надо вплотную заняться этим налетчиком, Хейно Раатом. Ясно, что он связан с какой-то неонацистской организацией. Тогда интерес к дому Анны может быть не семейным, а идеологическим. Здесь мне тоже понадобится помощь Августа.
Получалось, что для дальнейшего расследования Анна мне не очень-то была и нужна. Проблема была лишь в моем связном. Что-то мешало мне работать с ним совсем в открытую. Я решил завтра же поделиться своими субъективными ощущениями с Эсквайром и услышать, что он думает о нашем агенте.
