Ознакомительная версия.
— При чем тут Арчил Гогия? — воскликнул Юрков.
Изумление его было настолько естественным, что Дронго сразу понял — он ошибся.
— Его люди тоже охотятся за нами. А ведь это странно. Я работаю на него.
— Не знаю, — еще раз удивился Юрков, — разбирайтесь сами со своими ворами в законе.
— Значит, вы знаете Арчила Гогия?
— Конечно, знаю, — кивнул Юрков, — в Москве его все знают. Кличка Велосипедист.
— Почему Велосипедист?
— Он вставлял паклю, намоченную в бензине, между пальцами не нравившихся ему людей, когда они спали. Ну, а когда зажигал, они вертели ногами, как велосипедисты, — пояснил Юрков.
— Вот гнида, — изумился Дронго, — а производит приятное впечатление. Такой респектабельный вор в законе, такой аристократ. Хорошо, мы разберемся.
В подъезд вошла женщина. Дронго кивнул Юркову, чтобы тот не двигался, предупредительно нажал кнопку вызова лифта. Надо отдать должное Юркову: он не шевельнулся.
Перед тем как войти в лифт, молодая женщина улыбнулась и подняла сумку. Выстрел прозвучал абсолютно неожиданно. Юрков с простреленной головой упал на пол. Женщина успела повернуться и выстрелить еще раз.
На этот раз пуля попала Манучару в легкие.
Он выронил пистолет, сделал два шага и покатился по лестнице. В подъезд вбежали сразу пятеро. Дронго понял, что сопротивляться бесполезно. Он отбросил пистолет и, не обращая внимания на окруживших его людей, бросился к Манучару. Тот хрипел, задыхаясь.
— Правильно говорил, — прошептал Манучар, — глупый был очень, — и умер на руках у Дронго. Когда тот поднял голову, на него смотрели сразу шесть пар холодных глаз. Дронго обхватил руками голову Манучара и опустился на пол около лифта.
Рано утром поезд прибыл в Минск, опоздав, как обычно, на два часа. Колчин взял свой портфель и вышел из вагона одним из последних. Несмотря на субботний день, перрон был полон. Белоруссия, волею судеб оказавшаяся на стыке Европы и постсоветского пространства, превращалась постепенно в своеобразную транзитную базу, перевалочный пункт между Западом и Востоком. Наиболее сильно эти тенденции проявились в соседней Польше, где стабилизация была во многом достигнута повальной коммерциализацией всех граждан — от президента до школьника.
Колчин, выйдя на вокзальную площадь, обнаружил, что не успел разменять свои российские деньги на «зайчики» белорусов. Но, к его удивлению, таксисты охотно принимали российские деньги, и уже через двадцать минут он был дома у Игоря. Вокруг стояла тишина. Корреспонденты и телекомментаторы, уже утолившие первый интерес, покинули небольшой дворик, а соседи еще не проснулись.
Он поднимался по лестнице. На третьем этаже жил Игорь со своей семьей. У Колчина сильнее забилось сердце: он столько раз поднимался по этим лестницам, с этим подъездом были связаны самые теплые воспоминания.
Теперь он шел в дом, куда пришла смерть. Ни секунды не сомневаясь в подлом убийстве Костюковского, он понимал, как трудно будет убедить остальных людей, если даже его жена, столько лет ездившая с ним в этот дом, могла усомниться в Игоре.
На лестничной клетке горел свет. Он постучал в квартиру. Колчин знал, что тело еще не скоро выдадут обезумевшим от горя жене и детям, но он должен вести себя так, как будто это случайная смерть. Смерть от несчастного случая.
На его повторный стук открыла Мила. Колчин чуть не ахнул от неожиданности. Жена Костюковского постарела за эту ночь на двадцать лет. Перед ним стояла старая женщина, неузнаваемо изменившаяся за несколько часов. Из веселой, жизнерадостной молодой женщины она превратилась в старуху, которой можно было дать шестьдесят и более лет.
Увидев Колчина, она, ничуть не удивившись, посторонилась, пропуская гостя в квартиру. Зеркала были завешены белым. Мила была осетинкой. Оба сына Игоря смотрели на Колчина большими глазами, в которых одновременно были горе, боль и страх. Они не понимали, что случилось. Близнецам было по десять лет, и они знали лишь, что папа больше никогда не приедет домой. Из другой комнаты вышла Лена, дочь Костюковского.
— Здравствуйте, дядя Федя, — это были первые слова, которые он услышал в этом доме.
— Доброе утро, Лена. — Он знал, что это будет самый тяжелый день в его жизни.
Перед домом Костюковского уже стоял автомобиль с двумя неизвестными. Другой автомобиль, из которого следили за первым, стоял чуть дальше, в пятидесяти метрах. Там тоже сидели двое оперативников. Обе пары переговаривались короткими замечаниями, стараясь не пропустить ничего из происходящего на улице.
В Минске уже полным ходом шло расследование необыкновенного преступления. Скандал был грандиозный, и президент Белоруссии Лукашенко распорядился создать особую следственную комиссию из лучших профессионалов, включив в нее министра внутренних дел и руководителя местной службы безопасности. Нужно отдать должное следователям. Они не приняли версию об убийце Костюковском, а начали методичное и тщательное расследование всех обстоятельств дела. Колчин даже не подозревал, какие силы были брошены на расследование этого дела.
Уже к полудню сотрудники патрульной службы — два сержанта — дали показания о трех неизвестных, вошедших в здание прокуратуры и предъявивших удостоверения госбезопасности. Одному из сержантов даже удалось запомнить одну фамилию. Скрупулезный анализ и проверка подтвердили: такой человек никогда не работал в органах госбезопасности Белоруссии.
Назревал скандал. По указанию министра внутренних дел Минск был оцеплен особой системой полицейских кордонов. Решено было задействовать армейские части.
Колчин не знал всего этого, сидя в опустевшей квартире Игоря и успокаивая его жену. Слова были бесполезны, и, после того как Мила расплакалась у него на плече, он просто сидел молча, обняв вдову и поглаживая ее по плечу.
В пятом часу дня к Фогельсону в Москву позвонил один из высокопоставленных сотрудников госбезопасности соседнего государства. Звонок был по коммутатору спецсвязи и не мог быть прослушан третьей стороной.
— Кажется, мы прокололись, — нервно сказал белорусский коллега. — Слишком большой скандал, вмешался даже президент.
— Я был против подобных методов, — гневно произнес Фогельсон, — но разве этот идиот меня слушает? А вы пошли у него на поводу. Ему не терпится стать директором ФСК. Но, судя по его методам, он скоро попадет в Лефортово. Как вы могли решиться на подобную авантюру?
— Уже поздно, дорогой Марк Абрамович, нужно что-то делать. День-два, и комиссия выйдет на наших сотрудников. На одного уже вышли. К счастью, сержант неправильно запомнил фамилию. Но он может вспомнить. И тогда нам конец.
— Только не вздумайте убирать и сержанта. Это сразу вызовет еще больший скандал, и все всё сразу поймут, — предупредил Фогельсон и, не сдержавшись, гневно добавил: — Такие люди, как вы, позорят всю нашу систему. Поэтому люди так боятся тридцать седьмого года и лагерей. Нужно было думать, генерал.
— До свидания, — пробормотал ошеломленный белорусский генерал.
Фогельсон, не прощаясь, положил трубку. У них оставалось всего четыре дня. Нужно суметь нанести упреждающий удар. Этот негодяй Юрков наверняка держит Скребнева у себя в качестве козырного туза. А на Миронова рассчитывать нельзя: слишком вспыльчив и глуп.
Он позвонил заместителю директора Службы внешней разведки генералу Лукошину.
— Добрый день, генерал, — начал он. — Марк Абрамович беспокоит. Нужна ваша помощь. Нет, я не стал докладывать генералу Миронову, а хотел бы встретиться с вами. Приеду прямо сейчас.
Через полчаса он уже сидел в кабинете Лукошина, рассказывая ему о трудностях, возникших в Белоруссии.
— Какие идиоты! — схватился за голову Лукошин. — Я слышал сообщение по радио, но даже подумать не мог, что они…
— Кроме того, в Минск вылетел Шварц Генрих Густавович, это один из лучших патологоанатомов. Он установил, что смерть Иванченко была вызвана вмешательством извне и никакого инфаркта не было.
— Черт! — ударил кулаком по столу Лукошин. — Там такой специалист работал. Один из лучших, мой учитель.
— У нас осталось несколько дней. По нашим предположениям, ОНИ также готовятся нанести удар, — продолжал Фогельсон. — Мне нужна ваша помощь и «добро» на устранение Юркова.
— Это вызовет еще больший скандал, — осторожно заметил Лукошин.
— Не вызовет, — убежденно ответил Фогельсон, — если все сделаем правильно. У меня есть несколько идей.
— Слушаю вас, — наклонился генерал.
— По моим агентурным данным, недавно на «базе» банка «М» в Загорске произошло настоящее сражение. Было ранено четверо и убит один охранник. Двоим заключенным удалось бежать.
— Подполковник Скребнев? — быстро спросил Лукошин.
Ознакомительная версия.
