— Ты, по-видимому, намерен защищать его во всех случаях жизни. Какой тогда смысл говорить об этом?
— Если я защищаю его, то лишь потому, что он того заслуживает.
— Он самый настоящий гангстер. Ты знаешь, что он связан со Спиной?
— Со Спиной?
— Да, со Спиной, знаменитым королем наркотиков, твоим приятелем с Сицилии. Тем самым, что устроил наш переезд сюда. В прошлом году Виктор Стивенс летал в Нассау на встречу с ним.
— Я об этом не слышал, — сказал Марк. — Откуда у тебя такие сведения?
— От Ханны Кобболд.
— От жены… то есть от вдовы Кобболда? — удивился Марк, второй заповедью, которой должен был бы руководствоваться и Кобболд, предписывалось хранить тайну и молчать, особенно в присутствии женщин. — Я даже и не знал, что он был женат, — вспомнил Марк, — пока ты мне как-то не сказала.
— Он считал, что ей незачем бывать на людях, — ответила Тереза. — Между прочим, она хочет с тобой поговорить. Когда ты можешь?
— Со мной? О чем?
Только женщина, прожившая с ним десять лет, могла услышать в его ровном тоне тревогу и раздражение.
— Об Эндрю. Она хочет обратиться в частное сыскное агентство с просьбой расследовать обстоятельства его смерти и думала, может, ты подскажешь куда.
Не успела еще Тереза ответить ему, как он уже знал, что за этим последует. Маленькое бесцветное ничтожество с задворков биографии Кобболда вышло на люди в полной уверенности, что правосудие и законность вечны. Теперь она будет терпеливо, не ведая устали, действовать, готовая перенести любые разочарования и преодолеть все препятствия на пути к цели. Почему она решила спросить о сыскном агентстве именно его? Всем известно, как и где найти такое агентство. Этим она дает ему знать, что следит за ним.
— Я сыщиками не занимаюсь, — ответил он. — Пусть выкидывает деньги на ветер, если хочет, а обратиться она может, например, к Пинкертону. Скажи ей, что телефон его конторы она найдет в любом справочнике.
Пока не перестали приходить письма с угрозами и не прекратились таинственные телефонные звонки, Виктор не посещал своих любимых злачных мест и большую часть времени сидел дома. Двенадцатого декабря был день его рождения; ему исполнилось двадцать лет. Дон Винченте подарил сыну новый вишневый «сандерберд» вместо старой машины, которую Виктор разбил как раз накануне истории с Эльвирой, и в середине дня в сопровождении приятеля Джонни Вентуры, игравшего на гитаре в небольшом оркестре, Виктор отправился в ресторан «Дофин» на берегу озера Машапог в пятидесяти милях от города.
По дороге Виктор и Джонни дважды останавливались выпить и приехали в ресторан около трех часов дня. К этому времени ленч уже почти закончился. Вдоль одной стены ресторана шли кабинки, а напротив тянулась тридцатифутовая стойка бара. В кабинках еще сидел народ, поэтому они заняли столик в центре зала. Фирменным блюдом ресторана было мясо, поджаренное на углях; сам шеф — повар в колпаке принял у них заказ и вернулся в конец зала к грилю, окутанному голубоватой дымкой. Напитки им подавала девица в венгерском национальном костюме. Громко играла музыка. Они выпили пива, потом мартини с водкой, и когда Виктор уже допивал второй коктейль, в зал вошли и уселись за соседним столиком четыре низкорослых смуглолицых человека.
— Это он, — сказал один из них остальным, прикрыв рот ладонью. Виктор обратил внимание лишь на то, что эти люди как-то не вписывались в окружающую обстановку. Они были слишком низкорослы, слишком бесшумны и держались слишком тесной группой. Молодых художников и их прихлебателей, которые приезжали сюда, потому что еда стоила недорого и можно было пообедать в кредит, отличало нечто общее в одежде и манерах. Эти же люди были совсем другие. Они скорей напоминали официантов в выходной день, лишенных профессиональной уверенности и нахальства. Девица в венгерском наряде приняла у вновь прибывших заказ на напитки — за всех говорил один, обращаясь к ней с такой почтительностью, к какой она не привыкла, и с нервной улыбкой извиняясь за то, что его товарищи слишком долго выбирают. Он сидел лицом к Виктору, который то отворачивался, то смотрел на него, скорее чувствуя, чем видя, что этот человек не сводит с него взгляда. И вдруг он даже улыбнулся Виктору, словно старому знакомому.
Виктор рылся в памяти, пытаясь вспомнить это лицо с аккуратными мелкими чертами, маленькими глазками и темными волосами, которые, закрывая лоб, пучками росли на расстоянии дюйма от бровей. Но так ничего и не вспомнил. Джонни завел разговор о достоинствах игры команды «Ред сокс», которую они вместе видели летом. Когда официантка шла мимо, Виктор выставил руку так, что она поневоле коснулась ее бедром. Потом, не удержавшись, снова повернул голову; человек за соседним столиком по-прежнему смотрел на него и улыбался. Он что-то сказал, но громкие голоса и рвущаяся из усилителя музыка заглушили его слова. Озадаченный Виктор придвинулся к нему поближе, ожидая, когда стихнет шум.
— Сукин сын, — сказал человек, продолжая улыбаться. Или Виктору показалось, что он это сказал.
— Чего ты? — спросил Виктор. То ли ему послышалось, то ли человек был пьян.
— Сукин сын, — повторил человек.
На этот раз ошибки быть не могло.
Виктор встал, нетвердо держась на ногах после трех стаканов пива и четырех коктейлей, лицо его горело. Сейчас ему очень бы пригодился знаменитый взгляд, который был для его отца в начале карьеры лучшей защитой, чем любой револьвер. Но во взгляде Дона Винченте была уверенность, которую он не сумел передать ни одному из своих сыновей. Виктор в подобных случаях прибегал только к угрозам.
Воцарилась тишина. Музыкальный автомат умолк, все головы повернулись к ним.
— В случае если кто-нибудь не знает, — сказал человек, — рекомендую: мистер Виктор Стивенс. Тот самый, о котором вы все слышали. Любит насиловать женщин, но легко уходит от наказания.
— А сейчас, похоже, он собрался поскандалить, — подхватил второй из этой компании. Он отодвинул свой стакан и, опершись руками о стол, поднялся на ноги.
— Давай сматываться, — прошептал Джонни.
Но возле Виктора уже появились и взяли его под руки два выпускника колледжа, которые по субботам выполняли роль вышибал — в субботние вечера здесь частенько бывало чересчур весело, — а в остальное время работали на кухне.
— Вы слышали, как этот малый меня оскорбил? — спросил Виктор.
— Слышали, мистер Стивенс, а потому попросим удалиться и его вместе с его компанией. Но нам представляется, в ваших же интересах вам и вашему приятелю уйти первыми.
— Пустите руки. Я должен расплатиться.
— Все, что вам было подано, администрация берет на свой счет. А теперь давай те выйдем, мистер Стивенс. Чем скорее вы и ваш приятель уберетесь отсюда, тем меньше шансов, что кто-нибудь пострадает.
Виктор и Джонни вышли, сели в «сандерберд» и поехали по проселку в сторону шоссе Джонни сказал, что знает более короткий путь, но в результате они очутились на какой-то ферме, и им пришлось разворачиваться. Не успели они добраться до развилки, как их обогнал и прижал к обочине «скайларк», в котором сидели те четверо Увидев, что они вылезают из машины, держа в руках по остроконечной кирке, Виктор распахнул дверцу, выскочил и бросился бежать обратно в сторону ресторана, а те четверо погнались за ним. До ресторана было две мили. Сначала Виктор опередил своих преследователей, но после нескольких недель, проведенных в основном перед телевизором с кружкой пива в руках, он был в плохой форме и скоро понял, что ему от них не уйти. Он продолжал бежать, потому что ничего другого не оставалось, но четыре низкорослых человека постепенно догоняли его. Справа тянулся заброшенный фруктовый сад из сучковатых, источенных червями яблонь, и он перепрыгнул через невысокую изгородь в надежде где-нибудь спрятаться. Но яблони были хилыми да и стояли далеко друг от друга.
Когда его почти настиг первый из четверых, он нырнул за дерево, потом выскочил, ничего не соображая, как окруженный собаками олень. Наконец они поймали его; он стоял спиной к дереву, с открытым ртом, чтобы легче дышать, и слюна текла у него по подбородку. Они не спешили, стараясь отдышаться, ухмыляясь и переглядываясь, и не могли решить, с чего начать.
Наступал вечер, жизнь вокруг замерла, и самый воздух, казалось, пропитался тишиной. По небу, закрывая его, словно ставнями, скользили облака. Чайки, прилетавшие с побережья к прудам возле Уэбстера, летели назад. За оградой горел красный огонек машины, но Джонни Вентура исчез. Он отправился по проселочной дороге за помощью в «Дофин» и прошел всего полпути. Тени легли в низинах, и лица окружавших Виктора пуэрториканцев пожелтели в угасавшем свете дня. Ими, казалось, овладело смущение, почти стыд. Охваченный страхом разум Виктора выискивал слова, которые могли бы смягчить сердца, извинения, за которыми можно было бы укрыться, взятки, которые помогли бы отсрочить исполнение приговора.
