Он был очень недоволен, что его побеспокоили. Первый кот тоже заворчал, когда мы стали трясти этот мешок жира и алкоголя.
Я вылил ему на бороду большой стакан воды, набранной у помпы. Пьяница ворчал и вырывался из наших рук, стараясь повернуться к стене.
— Проклятье! — воскликнул измученный Мейсон. — Он совершенно невменяем!
Я взял Вакса за шиворот и без церемоний поднял его.
— Вакс! Ты меня слышишь?
— Брось его на пол животом, и я выпущу из него все лишнее, — предложил Мейсон.
— Черт возьми, у нас нет времени!
Мы спихнули его с кровати, перевернули, и Мейсон принялся за работу. Две секунды спустя Вакс начал икать, кашлять, плакать и попытался встать.
Я зажег газ под кастрюлей с водой и высыпал в нее коробку кофе. Потом налил его в чашку и вылил эту микстуру, способную оживить мертвого, в глотку Вакса.
— Что это... вы тут шарите?.. Вы считаете... Вы... Ах вы, мерзавцы!
Крупная купюра, сунутая ему под нос, вроде бы укротила его злость. Он делал усилия, чтобы разглядеть нас сквозь алкогольный туман.
— Нужны сведения, Вакс! Ты можешь говорить?
Мейсон налил ему вторую чашку кофе, и тот сразу опорожнил ее, прежде чем заметил, что пьет. Затем растерянно огляделся вокруг:
— Если бы маленький стаканчик... кое-чего... тогда... может быть...
— Говори, потом посмотрим. — Я протянул ему фотографию Агрунски. — Ты его знаешь?
Он посмотрел и ответил:
— Покупает у меня рыбу.
— Где он живет?
— Я ничего не знаю... где-то на берегу... Он приходит не часто. Видел его три-четыре раза... больной...
— Подробнее, Вакс. Где на берегу?
Упрямство его оказалось сильнее.
— Не знаю. Может быть, в лагере... Как делают некоторые... Там есть домики... немного домов.
— Ты уверен, что он приходил с берега?
— Да.
— Почему?
Вакс многозначительно ухмыльнулся:
— Да потому что каждый раз приносит с собой песок в манжетах брюк. Здесь нет песка... Значит, он должен жить на берегу... Но в этот сезон там никого нет.
Бесполезно было стараться узнать что-то еще, и мы направились к морю.
Крутой поворот, и, прежде чем потеряться в полях, мы пересекли дорогу, параллельную берегу. Если отправиться по ней, то мы лишимся прикрытия деревьев, и тогда я предпочел оставить машину под деревьями. На юге уже виднелись домики, похожие на коробочки, до них можно добраться пешком. В этой пустынной местности, без единой живой души, они казались печальными, заброшенными.
— Итак? — спросил меня Мейсон.
— Возможно, Агрунски купил один из них заранее. С тем немногим, что он выручил тогда, никто не обратил на это внимания. По моему мнению, перед тем как скрыться, он заготовлял провизию и наркотики.
— Но который барак его?
— Мы его найдем... Видишь столбы? Там, где живут, должны крутиться электросчетчики. Но будь осторожен!
Снова пошел дождь, мелкий, как туман, и скрыл от нас почти все домики, кроме одного — первого, к которому мы и направились. Про себя я решил: если кто-то следит за нами, ждет нас с оружием в руках, то там мы и спрячемся.
Продвигаться вне дюн было очень сложно. Мы использовали каждый чахлый кустик, чтобы как-то спрятаться. И шли на расстоянии друг от друга, чтобы не представлять собою одну мишень.
Первый дом оказался пустым.
Теперь к следующему. До него метров сто...
Мейсон первым заметил фургончик, затаившийся в кустах, под соснами, совсем невидимый, если на него не натолкнуться.
— Он здесь, — сказал Мейсон.
— Постарайся разобраться, куда отсюда ведут следы, а я займусь домом. Если ты увидишь что-либо подозрительное, сразу возвращайся. Брать его будем вместе.
— Ты знаешь, Тайгер...
— Нет, старина. Его задача — убить нас. Он хочет получить нашу шкуру, а мы — его. Ты не сможешь это сделать один. Ты не можешь рассчитывать на свою силу — в такого рода делах не сила главное.
— Ты-то пойдешь один...
— Да, но это моя работа, и я ее знаю. Так что слушайся меня, а теперь иди...
Он насмешливо мне отсалютовал и исчез в перелеске.
Следующий дом. Я прижался к его стене и осторожно обошел. Тишина. Электрический счетчик, заметенный песком, мертв. Кучи песка намело на подоконники и у дверей. Никто не входил в этот дом многие месяцы. Я постоял возле него, размышляя. Похоже, Нигер Хоппес знал, куда ему идти. Откуда? У него что, больше данных, чем у меня?
И тут я понял. На столбах висели еще и телефонные провода. Агрунски тут не в отпуске. Он здесь живет и работает, а представить себе, что современный специалист может обойтись без такого банального способа связи, как телефон, просто невозможно. Конечно же он провел к себе телефон.
Не дожидаясь возвращения Мейсона, я наклонил голову и с сорок пятым на изготовку, двинулся по песку, замедляющему мои шаги, под телефонной линией. Она привела меня к последней хижине, наклонившейся набок, как уставший путник.
Как только я к ней приблизился, раздался выстрел. Детонацию приглушил дождь. Я пытался определить направление. Невозможно... а времени терять нельзя.
Я обошел дюну, чтобы не стать мишенью стрелку из дома, и продолжил приближаться к нему против ветра, вырывая башмаки из песка, готовый в любое мгновение опорожнить обойму.
Вот тогда-то я и увидел Мейсона. Он лежал на животе, щекой на песке, и кровь текла из его головы. Пилот скатился в небольшую ложбину, защищенную от ветра, и бессознательно загребал рукой песок.
Но я не бросился к нему на помощь. Не мог, потому что именно этого и ожидал Нигер Хоппес. Он не убил его первой пулей, чтобы воспользоваться Мейсоном как приманкой — вызвать на линию огня меня. Но я не купился на его храбрость.
Нигер Хоппес плохо рассчитал свой удар. Я знаю, это жестоко — не поспешить к товарищу, но так нужно! Мейсон подождет. Я скоро приду к нему, когда покончу с Хоппесом. Если смогу...
Я отступил на несколько шагов и спрятался за дюну, не переставая наблюдать за домом.
Хоппес, должно быть, выбрал такую позицию, что просматривал все подходы к нему. Приглядевшись, я обнаружил под домом пустоту примерно сантиметров в двадцать, между полом домика на сваях и песком, но не заметил ни малейшей тени, позволившей предполагать, что стрелок находится там. Не мог он спрятаться и за ступеньками крыльца, выходящего в сторону моря. Мертвая зона угла была слишком велика. Получилось, что он ждет среди дюн.
Проблема состояла в том, чтобы переместиться не выдавая себя, — потом уже будет бесполезно принимать меры предосторожности. Ветер и дождь покрывали шум, который песок не приглушал.
Интересно, сколько раз Нигер Хоппес вел такую игру, в которой он одновременно был и дичью и охотником? А я сколько раз?!
Всегда в конце концов оказываешься в точке, где пересекаются дороги, и в живых остается только один. Даже самый сильный когда-нибудь встречает более сильного. И он и я, мы пересекали путь со многими людьми, но вот пока продолжаем идти.
Один раз мы с ним уже встречались. Но снова каждый пошел по своей тропинке, продолжая охоту. То был нулевой удар, а сейчас — решающий! И для того, кто выиграет сегодня, это будет огромная удача.
Я чуть было не натолкнулся на провод, когда его увидел. Остановился и улыбнулся. Один — ноль в мою пользу. Пока. Очень тонкий провод был протянут по песку и, вероятно, привязан к кусту. Если бы я задел ее ногой, куст зашевелился бы и предупредил бы Хоппеса.
Я перешагнул через ловушку, не коснувшись ее, и направился к морю, намереваясь подкрасться к дому с другой стороны, максимально используя неровности песка. Я выбрал настолько нелогичный подход, что он не должен ожидать моего появления оттуда.
Берег был пустынен, он как будто тоже наблюдал за мной, не прекращая игры волн с песком. Но вот я достиг одной линии с домом. С высоты крутого склона он доминировал над местностью, безмолвный, безразличный, угрожающий... Короткая остановка, чтобы изучить топографию... А какое укрытие выбрал бы я на его месте, чтобы было удобнее напасть?
Есть только одно такое место! Вершина высокой и плоской дюны. Оттуда должно хорошо просматриваться все вокруг, и в то же время стрелок защищен.
Дождь освежал мое лицо. Я начал ползти.
Надо мной низко пролетела чайка, свернула к морю, потом забила крыльями и села на волну.
Но вот я на гребне. Я побежал...
Он зарылся там в яму, которую специально приготовил, слишком уверенный, что руководит игрой. Хоппес наблюдал за площадью позади дома. Я увидел его съежившимся, в профиль. В одной руке он держал пистолет с длинным дулом, другой прижимал к ноздрям ингалятор «Безекс».
Должен заметить, что убийца в ожидании убийства может даже восхитить, — глаза застыли в ледяном внимании, губы сжаты и перекошены, он одновременно очень напряжен и расслаблен.
Я слишком часто видел подобное. Может, у Нигера Хоппеса это проявилось ярче, чем у других. Вероятно, из-за шрама на его лице.
