Самое большое удовольствие он получал от наблюдения за страданиями других. И если бы Главный Друг позвонил на один день раньше, Хопкинс все-таки сумел бы вырваться из Малаги в Гавр. Но не получилось, и он был рад этому обстоятельству. Убийство беременной женщины повергло его в шок. Такое зрелище не для него. Ее он не хотел бы видеть и тем более снимать. Между прочим, у него уже собралась целая коллекция из фотографий убитых женщин. Среди них есть настоящие шедевры, он понимает в этом толк. Однажды в старинной книге Хопкинс вычитал фразу, принадлежащую Ларошфуко, которая показалась ему ясной и верной. Тот писал, что «пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав лекарств». Хопкинс целых три дня думал над этой фразой и пришел к выводу, что его порок — составляющая часть его работы. Ведь если бы он не любил так подглядывать, то еще неизвестно, какой фотограф из него получился бы. Хопкинс был не самым глупым человеком и сознавал, что его порок вуайериста противоречит общепринятым моральным нормам. Но всегда успокаивал себя тем, что сам никого не убивает и над жертвами не глумится. А помощь Главному Другу не может считаться большим грехом.
В последние дни Главный Друг вел себя странно. Сначала устроил непонятную игру в Риме, где пришлось отправлять письма, брать напрокат машину. Затем они нашли знакомую Главного Друга, выполнили над ней свой «ритуал», но ему зачем-то потребовалось перевезти ее труп совсем в другой район, что они и сделали с риском для себя оказаться обнаруженными. Потом эта непонятная история во Флоренции, где Главный Друг решил прибить женщину к дверям. Хопкинс объехал весь Рим, чтобы найти нужные гвозди. При этом продавщица так странно на него смотрела…
Вечером они подъехали к месту, которое указал Главный Друг, и быстро прибили женщину под бой часов, стараясь, чтобы каждый удар молотка совпадал с ударом колокола. Хопкинсу это было неприятно, но он уже давно привык слушаться своего наставника во всем и не возражал. Впрочем, он лишь держал тело, а гвозди вбивал Главный Друг. Потом они уехали, причем Главный Друг лежал на заднем сиденье, чтобы его не могли увидеть. Договорились, что Хопкинс будет ждать в Риме его телефонного звонка. А сегодня ночью Главный Друг попросил его приехать в Венецию, и вот уже три часа Хопкинс сидит за рулем, не обращая внимания на сильный дождь и боковой ветер, хлещущие по автомобилю.
До поста оставалось несколько минут езды. Хопкинс был в очках — в последние годы у него начало портиться зрение — и он слушал по радио последние новости. Там как раз говорили, что два последних убийства в Италии ставят перед правоохранительными службами этой страны серьезные задачи. Комментировали преступление и в Риме, и во Флоренции. Убийцу называли «стаффордским мясником». Хопкинс довольно ухмыльнулся. Главный Друг добился своего — стал самой важной темой новостей.
За полторы минуты до поста Хопкинс подумал, что наконец-то он увидит Венецию. Ему так давно хотелось туда попасть. Надо же, побывал почти во всех городах Европы, а здесь не довелось. И в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Хопкинс включил аппарат.
— Слушаю, — ответил он, зная, что позвонить ему может только Главный Друг. Этот телефон они купили в Италии. Вернее, купили сразу два аппарата, чтобы иметь возможность разговаривать друг с другом. Конечно, приобрели их на чужие имена, впрочем, продавца такие подробности не интересовали. Ему были важны только деньги, все остальное его не волновало.
— Здравствуй, — сказал Главный Друг. — Имей в виду, что за тобой следят. Тебе нужно оторваться. Они едут за тобой. Если попытаются тебя задержать, не останавливайся ни в коем случае. Сумеешь прорваться к Венеции, я буду тебя ждать у железнодорожного вокзала с другим автомобилем. Только не останавливай машину. Они проверяют все автомобили и захотят снять отпечатки твоих пальцев.
— Разве я оставил где-нибудь отпечатки? — удивился Хопкинс. Поддерживать беседу и вести машину при таком ветре было достаточно сложно. Он переложил аппарат в левую руку, чтобы правой покрепче держать руль.
— Сразу в нескольких местах, — ответил Главный Друг. — Только не останавливай машину. Тогда у них не будет ничего против тебя.
Впереди уже показался пост. Там стояли машины и заграждения. Хопкинс оглянулся. Где-то вдалеке блеснули огни автомобилей, едущих за ним. Он обернулся еще раз. Так и есть. Две машины идут за ним на полной скорости. Главный Друг всегда прав — останавливаться нельзя.
Ограниченное мышление мешало Хопкинсу не только в карьере. Оно помешало ему и в жизни. Чтобы стать выдающимся фотографом, нужно уметь думать. Чтобы добиться чего-то в жизни, нужно уметь формулировать свои желания и отвечать за свои поступки. Ничего этого Хопкинс не умел. Поэтому, нажав на педаль газа, он помчался быстрее и, не реагируя на требование остановиться, резко свернул в сторону. Дорога была мокрой и скользкой. А рядом находился овраг, куда его машина понеслась, словно снаряд, выпущенный из пушки. В последнюю секунду своей жизни Хопкинс вдруг понял, что сейчас умрет, и испугался. Не за себя. А за свою душу. Все-таки он немного верил в Бога, рассчитывая, что наблюдение не есть столь серьезный грех, за который придется расплачиваться его Главному Другу. Но в это мгновение вдруг понял, что может не попасть в рай, о котором всегда мечтал, а оказаться совсем в другом месте.
— Господи, — прошептал Хопкинс, и его автомобиль перевернулся.
Падая вниз, машина перевернулась несколько раз. Затем загорелась. Когда к ней подбежали сотрудники полиции, все было кончено. В сплющенном автомобиле они нашли обгоревший труп Тимоти Хопкинса. По странной случайности лицо его почти не тронуло огнем, и было видно, что в последний момент своей грешной жизни он сильно испугался.
Во Флоренцию Террачини прилетел в абсолютно подавленном настроении. Он не мог понять, зачем Хопкинсу понадобилось сворачивать в сторону и как удалось свалиться в единственный овраг, находившийся слева от дороги. Сказать, что комиссар был удручен и расстроен, значит ничего не сказать. Ему казалось, что с этой аварией закончилась не только его карьера, но и сама жизнь.
Он вошел в кабинет, не глядя ни на кого, сел в кресло и уставился невидящими глазами в стол. Брюлей сочувственно вздохнул, он понимал, какой нагоняй получит его итальянский коллега за свой промах с арестом преступника. Все уже знали о смерти Хопкинса. В кабинете царила настороженная тишина. Дронго и Даббс не решались ничего сказать, понимая состояние Террачини, Брюлей не хотел бередить его раны. Итальянский комиссар заговорил первым.
— Он погиб, — коротко сообщил Террачини то, что всем уже было известно.
— Нет, он не погиб, — рискнул возразить Дронго.
Террачини поднял на него красные глаза. Было заметно, как сильно комиссар сдал.
— Вы опять за свое? — устало спросил он. — Вам нравится меня дразнить?
— Пока вы летали за Хопкинсом, мы тут немного посовещались, — вмешался Брюлей. — Мы считаем, что Хопкинс был всего лишь помощником убийцы, он не тот преступник, которого мы ищем.
Террачини промолчал. Он был готов заснуть за столом и уже не реагировать на внешние раздражители.
— Хопкинс был всего лишь «наблюдателем», — пояснил Брюлей, — вуайеристом. Я думаю, если мы побеседуем с его психиатром, то многое станет ясно. Убийца — не он.
— Тогда кто? — выдавил итальянский комиссар. — Вы можете назвать его фамилию и сказать, где его искать?
— В Венеции, — неожиданно ответил Даббс. — Он назначил нам свидание там. И завтра будет нас ждать. Значит, нам надо откликнуться на его «приглашение».
Дронго внутренне напрягся. Он понимал, что после смерти Хопкинса это их единственный шанс быстро поймать преступника.
— Вы все еще настаиваете на своем варианте? — понял Террачини. — Хотите, чтобы убили и моего офицера? Вам мало жертв? Вы видели, как он убивает? Неужели даже после этого согласитесь рискнуть Луизой Фелачи? А вы, синьор Дронго, так спокойно ее отпустите? Если даже я разрешу? Я же вижу, как она вам нравится. И вы, похоже, ей нравитесь. Неужели спокойно отпустите ее на свидание с этим маньяком?
— Синьор комиссар, — вскочил со своего места Даббс, — мы делаем одну работу. Я не говорил, что нужно посылать синьору Фелачи, я только ответил на ваш вопрос. Свидание с убийцей завтра в Венеции. Это наш последний шанс.
— Нет, — вмешался Дронго, — не последний. Человек не существует просто так, не оставляя нигде следов. Этот невидимка звонил мне в Риме, был во Флоренции, успел слетать в Севилью. Его следы по всей Европе, он побывал в Америке. Не может быть такого, чтобы мы его не нашли. Мы его вычислим, обязательно вычислим. Я думаю, нужно попросить Доула проверить квартиру погибшего Хопкинса еще раз. Его мастерскую, весь его архив. Все звонки за последние десять лет, всех его знакомых, всех его друзей, изучить все его привычки. Мы найдем убийцу, синьор комиссар, обязательно найдем.
