– Выдать его за торговца наркотиками? – переспросила Марина, не веря услышанному.
– Конечно. У мистера Ломбарди есть необходимый запас героина. Я думаю, он не будет возражать, если я возьму у него немного порошка. – Он надел наконец глушитель и убрал пистолет за пояс.
– Мой друг, вы не сказали, кто из двоих – Роже, – напомнила Милена.
– Конечно, не сказал. После смерти Аврутина вам здесь делать нечего. Если я не вернусь, значит, вы уедете. И знать, кто из них француз, в таком случае вам совсем необязательно.
– И вы пойдете один? – снова спросила Марина, вспомнив характеристики офицера Иностранного легиона и его послужной список. – Он ведь профессиональный убийца. Сергей Валентинович, может, мы вас подстрахуем?
Милена улыбнулась. Чернов посмотрел в глаза Марине.
– А я, по-вашему, кто?
– Хорошо, что она не видела твой послужной список, Сергей, – заметила Милена, очевидно, знавшая Чернова слишком хорошо.
– Это мое дело, – мрачно сказал Чернов, – я не люблю, когда убивают моих офицеров. Не волнуйтесь, я его застрелю. И вернусь через десять минут. Или через двадцать.
Он поправил галстук, надел пиджак. И вышел из номера, аккуратно закрыв за собой дверь.
– Но почему все-таки один, – простонала Марина, – почему он так рискует?
– Он не рискует, – убежденно ответила Милена.
– Конечно, Роже Демют – убийца, но полковник Чернов знает, на кого он идет. И знает, что может Демют. А вот его визави, боюсь, даже не представляет, кто такой полковник Чернов. Я видела его много раз, и поверь мне, девочка, – это боевая машина, предназначенная для убийства. Я бы сказала, что у этого француза нет никаких шансов. Иди помойся, представляю, что тебе пришлось пережить.
Чернов шел по коридору мягкой, расслабленной походкой. Дойдя до номера Джорджио, он уверенно постучал в дверь. И, когда дверь чуть приоткрылась, ударил в лицо Ломбарди. Тот отлетел на середину комнаты. Чернов вошел в номер и закрыл за собой дверь.
– Что вам нужно? – вскочил Джорджио. – По какому праву, господин Блейк, вы врываетесь в мой номер?
Вместо ответа Чернов подошел к постели и, помедлив секунду, откинул матрас. Наркотики были все еще на месте.
– Это что? – спокойно спросил Чернов. – Подарки детям?
– Кто вы такой?
– Блейк. Режиссер Дуайт Блейк из Лос-Анджелеса. У меня к вам большая просьба – немедленно покинуть отель. Прямо сегодня. Можете вместе с этими пряностями. Но немедленно. Договорились?
Ничего не понимая, Ломбарди улыбнулся, показывая желтые зубы.
– А если я откажусь?
Чернов достал пистолет.
– В таком случае я ошибался. Тогда вы останетесь прямо здесь.
– Я все понял, мистер Блейк, – быстро сказал Ломбарди, поднимая правую руку, – я уеду прямо сейчас.
Чернов, наклонившись, поднял один пакет.
– Вообще-то я должен его конфисковать, – задумчиво произнес он, – но, учитывая, что вы человек разумный, я готов и здесь уступить. Сколько стоит такой пакетик?
– Десять тысяч долларов, – осмелев, сказал Ломбарди. Он уже встал на ноги и теперь с любопытством следил за своим странным гостем.
– Это в розницу, – усмехнулся Чернов, – а я покупаю оптом. Вот вам две тысячи долларов. И не будем торговаться.
– Пять, – хитро прищурился Ломбарди. – Вы меня грабите с оружием в руках.
– Вот тебе еще тысяча, грабитель, – проворчал Чернов, бросая остальные бумажки, – и мы в расчете. На память о нашей встрече я заберу слоников, все семь.
– Я знал, что вы все равно меня обманете, – улыбнулся Ломбарди. – Они есть в любой сувенирной лавке и стоят пять долларов. Зачем они вам?
– И запомни, – словно не услышав его слов, грозно произнес Чернов, – чтобы уже через два часа после нашей встречи тебя не было в Родезии. Иначе я отстрелю тебе все конечности.
– Я как раз хотел покинуть этот отель, – быстро сказал Ломбарди, – можете не сомневаться, синьор.
Чернов вышел из номера, ничего больше не сказав. И пошел дальше по коридору. Там был номер Сиро Миеси, коммерсанта из Японии. Он осторожно подошел к дверям номера и прислушался. Стояла тишина. Чернов огляделся, затем, подойдя к соседней двери, снова прислушался и, достав отмычку, быстро открыл дверь. Здесь никого не было. Он надел прозрачные перчатки и подошел к телефону, набрал номер портье.
– Принесите мне в номер ужин, – попросил он, – и побыстрее.
– Какой номер?
– Мистера Сиро Миеси, – ответил он, – очень быстро. Номер четыреста второй.
И, достав пистолет, подошел к балкону. Балкон в этом номере примыкал к балкону Миеси. Он осторожно открыл дверь и отодвинул занавеску. Все было спокойно. Потом подошел к телефону и набрал номер японского коммерсанта.
– Слушаю вас! – сказал тот уверенно по-английски.
Чернов молчал.
– Слушаю вас, – удивился японец, – говорите.
Чернов положил трубку и быстро подошел к своему балкону, осторожно подобрался к перилам соседнего. Отсюда ему был виден номер Сиро Миеси. Тот, положив трубку, пожал плечами, затем, подойдя к шкафу, открыл дверцу, достал пистолет, надел на него глушитель. И в этот момент в дверь постучали. Миеси спрятал руку с пистолетом за спину и, подойдя к дверям, осторожно посмотрел в глазок.
– Вы заказывали ужин, – сказал официант.
– Я ничего не заказывал, – гневно заявил японец, – это ошибка.
– Но у меня записан ваш номер.
– Подождите. – Миеси подошел к телефону и позвонил в ресторан. – Вы посылали человека в четыреста второй номер?
– Да, мистер, – сразу сказал метрдотель, – у нас был заказ в четыреста второй номер.
– Спасибо. – Миеси положил трубку и снова вышел к двери. – Я передумал, – громко сказал он, – можете вписать ужин в мой счет. Есть я его не хочу. И впишите себе десять процентов в счет. За беспокойство.
– Спасибо, – сказал довольный официант.
Когда Миеси повернулся, он увидел стоявшего на балконе Дуайта Блейка с наставленным на него пистолетом. Уже по типу глушителя он понял, что перед ним профессионал. И замер, держа в правой руке пистолет. Ему нужна была доля секунды, чтобы поднять оружие. У Чернова в запасе уже была эта доля. Они смотрели друг на друга несколько секунд, словно пытаясь понять, какие именно чувства испытывают в этот момент друг к другу. И затем одновременно выстрелили.
Роковая доля секунды сыграла свою роль. Пуля, выпущенная из пистолета Чернова, попала точно в сердце. Пуля, выпущенная из пистолета Сиро Миеси, или Роже Демюта, пролетела мимо плеча полковника. Чернов внимательно всмотрелся. Бывший офицер Иностранного легиона Роже Демют был мертв. Чернов повернулся и полез на свой балкон.
Он вернулся ровно через двадцать минут после выхода, успев еще зайти в номер мистера Рэнда и подложить убитому Аврутину пакетик с наркотиками. И только затем он пошел в номер Милены Минич. Войдя, он вытащил пистолет и снял глушитель.
– Все в порядке, – пробормотал он.
– Теперь вы наконец можете сказать, кто это был и как вы его вычислили? – спросила Милена.
Марина с немым восхищением смотрела на полковника.
Вместо ответа полковник достал из кармана семь слоников и стал раскладывать их на столе. И только потом начал говорить.
– Очень просто, – устало отвечал Чернов, – мне очень помог покойный Аврутин. Вернее, его наблюдательность. Помните, он рассказал, что японец подарил женщине четыре розы. Так вот настоящий японец никогда, подчеркиваю, никогда и ни при каких обстоятельствах не подарит женщине четыре розы. Японцы дарят розы в нечетных количествах – одну, три, пять, семь. Они еще могут ошибиться и дать любое другое количество, даже составляющее в итоге четное число, но только не четыре.
– А может, они шли на похороны? – несмело спросила Марина. – У нас во время поминовения тоже дарят четное число цветов.
– Любое другое число – да. Но не четыре, – возразил Чернов. – В японском языке существует три типа иероглифов: Канджи, Хирагана и Катагана. И во всех случаях число «четыре» пишется и произносится как знак «шы», обозначающий смерть. Поэтому даже на поминки японец не станет дарить такое число роз. Я вспомнил об этом, когда увидел семь слоников на столике Ломбарди. Остальное было нетрудно. Очевидно, Гвидо и его сообщница готовились передать специальное снаряжение и оружие Роже, сумевшему сделать себе подобную пластическую операцию. Он, видимо, из полинезийских французов, а сделать его чуть более похожим на азиата, в данном случае на японца, не составляло большого труда. А мы подозревали Ломбарди и Эльсера, чисто по привычке отметая японца, имевшего столь характерную внешность. Но незнание японских традиций его погубило. Или, наоборот, внимательность нашего товарища Константина Аврутина.
Марина слушала затаив дыхание.
Вечером Чернов постучался к ней в номер. И она, открыв дверь, впустила его, вдруг почувствовав, что сама этого хочет.
После возвращения они получили награды. Аврутина наградили посмертно орденом Красного Знамени. Тело его так и не было выдано никому. Его похоронили в Южной Родезии, наверно, потому, что у Томаса Рэнда не могло быть родных и близких.
