Ознакомительная версия.
Пять подозреваемых.
— Один из которых перед тобой, — усмехнулась Фумико.
— Да, — кивнул Дронго, — настоящий классический детектив. В закрытой комнате были убиты руководители вашего банка. Комната охранялась, и никто не мог из нее выйти. Кроме того, мы нашли оружие на полу, значит, убийца был в розовом зале, он был вместе с нами. Кто этот человек? В дешевом детективе таким убийцей должна была оказаться ты.
— Спасибо, — обиженно кивнула она. — Только я в них не стреляла. Я вообще в жизни ни в кого не стреляла. Кажется, для полноты ощущений мне не хватает только этого. И потом, почему ты включаешь в число подозреваемых Аяко Намэкаву? Она тоже не могла стрелять. Я думаю, стрелял или Кавамура Сато, или Хидэо Морияма, хотя это тоже невозможно.
— Почему не Фудзиока?
— У него дрожат руки. Об этом в банке все знают. Он даже принимает лекарства, хотя старается это скрыть. Я думаю, поэтому Симура решил предложить должность первого вице-президента Морияме, а не Фудзиоке.
— Он мог обидеться, — заметил Дронго. — В таком возрасте люди становятся особо чувствительными. Любое напоминание о его физической немощи могло быть ему неприятно. Возможно, он знал, что собирается сделать Симура, и поэтому решил таким необычным способом доказать, в какой он хорошей физической форме.
— Тогда получается, что убийца Фудзиока, но он не смог бы так быстро и ловко выстрелить.
— Два выстрела, — сказал Дронго, — не так сложно. Что касается Аяко Намэкавы, то я бы ее не исключал. Ее первый муж рассказал, как он приобщил ее к охоте. Она прекрасный стрелок, Фумико, ты об этом не знала?
— Не может быть, — растерянно сказала Фумико, — этого просто не может быть.
— Очень даже может. Она долгое время провела в Америке. Типичная феминистка, готовая отстаивать свои права даже с помощью оружия. Она узнала, что ее не хотят выдвинуть, и решила отомстить.
— Ну это слишком нереально, — улыбнулась Фумико. — В Японии такие преступления невозможны, даже если Аяко всю жизнь провела в Америке. Сна все равно японская женщина, а в нашей стране не принято стрелять в президента банка, если он не хочет назначить вас на более высокую должность.
— Тогда получается, что двое подозреваемых — Сато и Морияма — тем более отпадают, так как оба получили новые назначения. Вернее, им пообещали назначить их на новые должности. У меня больше нет подозреваемых, Фумико. И я понимаю, что все мои рассуждения ничего не стоят. В стране, где существует подобная чайная традиция, где культивируется вежливость с самого детства, где самое главное — самурайский дух «бусидо», неожиданно происходит такая трагедия.
И если я правильно рассуждаю, то один из высокопоставленных сотрудников вашего банка неожиданно сошел с ума и начал стрелять в собственных руководителей.
Насколько я понял, сумасшедших в вашем банке не держат. Тогда кто стрелял?
В этот момент раздался телефонный звонок. Фумико опасливо посмотрела на телефон. Он прозвенел во второй раз.
— Возьми трубка, Фумико, — предложил Дронго. Она протянула руку и подняла трубку. Дронго следил за выражением ее лица. Она нахмурилась, услышав голос говорившего. Потом, ни слова не говоря, закрыла трубку рукой и обратилась к Дронго.
— Это инспектор Цубои. Он догадался, что ты у меня. Просит сообщить тебе, что погиб Тамакити. Он знает, что ты не виноват. И знает, что в тебя стреляли в банке. Спрашивает, когда ты можешь вернуться в Токио.
— Откуда он знает, что в меня стреляли в банке? — спросил Дронго.
— В двух автомобилях есть пробоины от выстрелов — объяснила Фумико, выслушав Цубои. — Он просит тебя срочно вернуться. Но ты не должен туда ехать.
Тебе лучше улететь из Японии.
— И оставить все как есть? Я хочу знать, кто убил Сэцуко и Тамакити.
Спроси его, где мы можем встретиться. Я хочу с ним поговорить. Только не в полицейском управлении. Там могут быть информаторы бандитов. Если они смогли попасть в банк, то в полицейское управление они тем более могут попасть.
— Он предлагает встретиться в Гиндзе, — сказала Фумико, — рядом с отелем «Гиндза-Токю». Там есть полицейская будка. Это рядом с театром Кабуки. Я знаю, где это находится. Он спрашивает, когда мы там будем.
— Я поеду на такси, — возразил Дронго. — Не хватает втягивать тебя в это дело. Ты останешься здесь.
Она взглянула на часы и что-то сказала Цубои. После чего положила трубку.
— Что ты сказала? — спросил Дронго. Она не ответила, набирая номер телефона. Затем, переговорив с кем-то по-японски, удовлетворенно кивнула, положила трубку и взглянула на таймер часов, установленный на телефоне.
— Что ты ему сказала? — спросил Дронго.
— В девять вечера мы будем в Гиндзе, — объяснила Фумико. — Я сказала, что мы обязательно приедем.
— Не мы приедем, а я поеду один, — снова возразил Дронго.
Часы показывали уже двадцать минут восьмого.
— Ты собираешься разговаривать с Цубои по-японски? — спросила Фумико. — Насколько я знаю, ты еще не успел выучить японский, а он не знает английского.
— Подожди, — сказал Дронго, — каким образом мы можем оказаться в Гиндзе в девять вечера? Сейчас уже почти половина восьмого. А отсюда до центра Токио не меньше двух с половиной часов на машине. Или ты думаешь, мы доедем туда раньше? Есть какой-нибудь более короткий путь?
— Мы полетим на вертолете, — усмехнулась Фумико. — В восемь часов прилетит вертолет, и мы полетим в Токио. Лететь туда не больше тридцати минут.
— Какой вертолет, откуда?
— Из корпорации моего отца, — пояснила она, — я вызвала вертолет, чтобы быстрее добраться до города. Отец разрешает мне пользоваться его вертолетом. К нам прилетит его личный пилот.
— Я полечу один, — произнес он машинально. — Должен тебе сказать, ты меня все время удивляешь.
Они сидели на плоских подушках дзабутон, держа ноги под теплым одеялом, прикрывавшим жаровню котацу. Неожиданно она вытащила ноги, встала на колени и, повернувшись вполоборота, оказалась перед ним. Глядя ему в глаза, она медленно опустила свое кимоно. Протянула руки.
— Иди сюда, — позвала Фумико, — у нас есть еще сорок минут.
— У тебя «эффект вторичного слияния», — пробормотал Дронго, также вставая на колени перед ней.
— Что это такое? — спросила она.
— Это когда женщина второй раз встречается с незнакомым прежде мужчиной, — пояснил Дронго. — При этом полностью исчезает твоя стыдливость, и у тебя пробуждаются все нужные для глубокой разрядки рецепторы.
Она толкнула его на подушки.
— Сейчас мы проверим, как проснулись твои рецепторы, — пошутила она, наклоняясь над ним.
«Интересно, что особенного находят во мне женщины? — подумал он, чувствуя на шее ее губы. — Честное слово, я бы такого никогда не выбрал».
Фумико все рассчитала точно. Они успели даже принять душ и выйти к прилетевшему вертолету. Крылатая машина доставила их в центр города за тридцать пять минут. Они сели на площадку высотного дома в районе Синдзюку. Поблагодарив пилота, они спустились вниз, где их уже ждал автомобиль, пригнанный сюда специально для госпожи Одзаки. Четырехдверный «Мицубиси» стоял перед зданием.
Фумико села за руль, направила машину в сторону Гиндзы. Когда они выехали на трассу, она взглянула на Дронго и спросила:
— Почему ты сидел в кабине вертолета с таким каменным лицом? Ты был совсем на себя не похож. Я что-нибудь не так сделала?
— Просто я ненавижу летать, — пробормотал Дронго. — Я боюсь летать даже на самолетах, а уж на вертолетах мне совсем плохо. Но я не хотел тебе этого говорить.
— Знаешь, что я тебе скажу? Ты меня тоже постоянно удивляешь. Я думала, ты ничего не боишься, а оказывается, ты боишься даже летать. Как же ты летаешь по всему миру?
— Боюсь, но летаю, — признался Дронго. — Я понимаю, что это фобия. Но умные люди должны уметь преодолевать свои фобии.
Через двадцать минут они были в районе Гиндзы. Фумико подъехала к театру Кабуки и остановилась недалеко от знаменитого здания.
— Всегда мечтал здесь побывать, — сказал Дронго. — Этот театр одна из самых больших достопримечательностей вашей страны.
— Мне иногда кажется, что ты знаешь гораздо больше, чем говоришь, — улыбнулась Фумико, вглядываясь в прохожих. Поблизости была полицейская будка, около нее стояли и разговаривали двое сотрудников полиции в форме.
— Ну, театр Кабуки я знаю, — хмыкнул Дронго. — Мне вообще кажется, что это некий символ Японии. Будучи мягкой женщиной, она все время старается предстать перед нами суровым самураем. Тогда как в театре строгие мужики пытаются играть женские роли. В этой подмене понятий, наверно, заключена некая тайна японцев, которую чужеземцы не могут понять. С одной стороны, восхищение цветением сакуры, ваши знаменитые пятистишия — танка и шестистишия — седока, культ живой природы, который царит здесь на протяжении тысячелетий. С другой стороны, этот «бусидо», суровый самурайский дух, эта непонятная этика «среднего равновесия», как я ее называю. Когда для вас важнее всего не выделяться из толпы и не потерять своего лица.
Ознакомительная версия.
