Старик в рассеянности вытер свой стол, потом ворчливо произнес:
— На сантиментах вы меня не возьмете... Нет, в этой комбинации меня беспокоит другое, и, если я дам вам возможность заняться этим делом, это будет по совершенно другим причинам. Я по-прежнему не понимаю, зачем нацеливать сеть на гражданские объекты, тогда как три великие державы раздают почти все сверхсекретное оборудование странам, которые его не имеют. Американцы поставляют атомные реакторы вчерашним врагам — Германии и Японии; русские осуществляют поставки своим наиболее опасным соседям — китайцам. Нельзя открыть научно-популярный журнал, не обнаружив планы и макеты достраивающихся станций, и я мог бы вам показать съемки с воздуха Маркуля и Пьерлатта, опубликованные в популярных журналах. Тогда зачем?
— Опыт других всегда полезен: он избавляет от топтания на месте и неудач. И не все технические достижения публикуются. Конкуренция между крупными фирмами, производящими реакторы или участвующими в строительстве больших промышленных объектов для переработки радиоактивных материалов, сохраняется.
— Да, конечно, но факт остается фактом: великолепная документация и отличные материалы находятся в распоряжении первого встречного, даже если у него нет крупных средств. Он может брать их открыто, из лучших источников. Зачем прибегать к тяжелым маневрам, которые могут дать ему лишь уточнения в деталях?
Почти тут же Старик добавил:
— Я предчувствую, что сеть создана... с разрушительной целью. Вот опасность.
— Вы вогнали меня в дрожь, — произнес Франсис, морщась. — Атомный реактор, рассматриваемый под определенным углом зрения, это готовая бомба, доставленная по назначению.
— Это как мишень, способная увеличить эффект обычного взрыва, — подчеркнул Старик мрачным тоном. — Именно это побуждает меня направить вас в Стокгольм.
* * *
Когда Коплан вышел из аэровокзала, в центре шведской столицы уже загорались вывески и витрины, хотя было не больше трех часов дня. Ранние сумерки, дождь и холодный восточный ветер не располагали к прогулкам по городу.
Он пошел по широкому проспекту, какие есть во всех крупных городах, и стал искать глазами отель, в котором мог бы остановиться. Он нашел его через несколько шагов — «Странд», довольно роскошный, но подходящий для суммы в валюте, выданной ему из секретных фондов Республики.
Он вошел внутрь, попросил на английском языке номер.
Устроившись и повесив костюм в шкаф, он развернул план города, купленный на аэровокзале, и стал изучать его.
Бульвары и площади имели названия, которые невозможно было запомнить — и даже произнести, — но он хотел восстановить в голове общую конфигурацию города с несколькими общественными зданиями и историческими памятниками в качестве ориентиров.
Расположенный в месте слияния озера и рукава Балтики, занимающий центр архипелага, состоящего из бесчисленных островов, островков и рифов, Стокгольм и его пригороды образуют невероятно сложное хитросплетение, по крайней мере для иностранного гостя. Проливы, фарватеры, каналы разделяют участки земли, где возвышаются постройки от старых деревянных домов, покрашенных в красный цвет, до многоэтажек и бунгало футуристской архитектуры.
Коплан провел некоторое время, изучая карту, потом оделся и вышел.
Он зашел в кафе, закрылся в телефонной кабине и ровно в шесть тридцать набрал номер 25-16-34. Номер Фредрика.
По словам Некрасова, вступление в контакт начиналось с обмена условными фразами на английском языке, после которых Фредрик назначал встречу где-нибудь в городе. Но имел значение только час, место определялось по дню недели. В кармане Коплана был список этих мест.
Прижав трубку к уху, он слушал гудки. Вдруг ему ответил женский голос:
— Алло?
Франсис, захваченный врасплох, спросил:
— Фредрик дома?
Короткая пауза, потом женщина ответила неуверенным голосом:
— Нет, его нет. С кем имею честь?..
На долю секунды Коплан почувствовал искушение повесить трубку, но, подумав, что пароль позволит ему узнать, в курсе ли дел его собеседница, произнес:
— Это Пауэлл... Я вернулся из Копенгагена.
Прошло некоторое время. Потом, как будто преодолев заторможенность, женщина ответила со смесью скованности и облегчения:
— А, это вы, мистер Пауэлл? Как поживает Расмуссен?
Это был условный правильный вопрос.
— Он страдает от ревматизма, — ответил Коплан. — Могу ли я встретиться с Фредриком сегодня вечером?
— Боюсь, что нет, мистер Пауэлл. А вы не могли бы заехать к нам?
Это странное, совершенно неожиданное предложение вызвало у Коплана недоверие и озабоченность. Фредрик уехал из Стокгольма? Тогда почему он, воплощенная осторожность, оставил инструкции, предписывающие эмиссару разведгруппы приехать к нему домой? Или его квартира превращена в мышеловку после того, как его арестовали шведы?
Все эти возможности вертелись в голове Коплана и усиливали его нерешительность. Однако надо было выбирать, и немедленно.
— Напомните мне ваш адрес, я никак не могу запомнить шведские названия, — сказал он извиняющимся тоном.
— Вальгаллаваген, дом сто тридцать восемь, в Лилл-Янсскоген.
— Вы не могли бы повторить?
Женщина повторила по слогам, потом добавила:
— Приезжайте на такси, так будет проще. У меня для вас срочное поручение.
В ее голосе была настойчивая просьба, как будто она опасалась, что была недостаточно убедительна.
— Я приеду к девяти часам, раньше я не смогу, — уверил Коплан.
— Хорошо, я вас жду.
Разговор закончился, и Франсис медленно повесил трубку.
Он вышел из кабины и пошел прямо, наугад, только чтобы дать себе время на размышления.
Что означает эта история?
Некрасов не знал ни фамилии Фредрика, ни его адреса. Следовательно, Коплан даже не знал, действительно ли незнакомка, с которой он говорил, указала ему адрес Фредрика или она вызвала его совсем в другое место.
Что означало это приглашение, полностью противоречащее мерам предосторожности, принятым Фредриком для его связи с советской разведкой?
Франсис уже не раз оказывался в столь же затруднительных положениях и спокойно просчитал риск, которому подвергался, отправляясь в Лилл-Янсскоген.
Отступать было не в его характере. Да и что с ним могло случиться? Попасть в ловушку, расставленную шведской контрразведкой? Это, конечно, было бы неприятно, но могло уладиться: его бы отпустили после того, как он открыл бы свою принадлежность к французской разведке и рассказал всю историю.
А что, если мышеловка была поставлена организацией, о которой Фредрик рассказал эмиссару Москвы?
Коплан поднял глаза и осмотрелся. Увидев площадь, украшенную конной статуей и Королевской оперой, он понял, куда надо идти, чтобы добраться до почтамта.
Дождь лил с наводящей отчаяние монотонностью. Коплан быстро перешел улицу и, подняв воротник, поспешил к широкому проспекту.
Меньше чем за час десять минут он достиг цели. Зайдя в зал, он поискал глазами справочное окошко и подошел к сидевшему там работнику.
Тот, как большинство шведов, говорил по-английски.
— Я нашел связку ключей от машины, прикрепленную к брелоку с телефонным номером, — объяснил Франсис. — Я уже несколько раз звонил, но никто не отвечает. Так что я решил послать эту связку владельцу по почте. Могли бы вы дать мне адрес, соответствующий номеру 25-16-34?
Служащий поскреб висок. Этот иностранный гость, конечно, не мог терять много времени, и его просьба была продиктована похвальными намерениями.
— Подождите две минуты, — попросил служащий.
Он снял трубку телефона, дважды повернул диск, изложил на непонятном языке просьбу пришедшего.
Когда в наушнике послышался голос, он схватил авторучку и набросал несколько слов на листке блокнота.
— Вот, — сказал он, поворачиваясь к Франсису, после того как положил трубку. — Эти ключи принадлежат господину Энгельбректу, Лилл-Янсскоген, Вальгаллаваген, дом сто тридцать восемь.
Он протянул листок. Коплан взял его и рассыпался в благодарностях.
По крайней мере этот пункт был выяснен: женщина назначила ему встречу в доме Фредрика.
Узнав это, Коплан вскочил в такси и велел отвезти себя в посольство Франции.
Было без пяти девять, когда Коплан вышел в сотне метров от места назначения.
Вальгаллаваген была небольшим бульваром, являющимся границей между собственно городом и лесистым пригородом, где богатые виллы утопали в больших садах.
В этот вечерний час большинство людей вернулось домой. Редкие машины и немногочисленные прохожие передвигались по этой великолепно освещенной улице.
Коплан пешком дошел до дома сто тридцать восемь — пятиэтажного здания с широкими окнами, первый этаж которого был занят рядом индивидуальных гаражей. У центрального входа, возле доски с кнопками звонков, находилось переговорное устройство.
