Малко уже встречался адмиралом Миллзом, маниипулировавшим баснословными суммами, отчет о которых давал только Президенту США. Он был главой всех «черных» операций. Именно он передал однажды Малко кейс с десятью миллионами долларов, предназначенных для иранской операции.
Это был мужчина среднего роста, лысый, в квадратных очках без оправы, как у Макнамары. Шесть лет назад у него умерла от рака жена; жил он только работой, приходи, в свой кабинет между пятью и пятью тридцатью утра уходил двенадцать часов спустя. У него был только один недостаток: он не допускал мысли, что может ошибаться. В результате подобной самоуверенности пополнялись кладбища, но поскольку он часто оказывался прав, он сохранял свой пост.
В этот раз лицо его было еще более суровым, чем обычно. Он смотрел на Малко, не вставая из-за письменного стола. Комната напоминала монашескую келью. Ни одной гравюры на обшитых деревом стенах. В углу кабинета находилась серая картотека, ее секреты могли привести в дрожь всю Америку. Небольшой светильник, вмонтированный в потолок, освещал стол, на котором не было ни одного листа бумаги.
— Садитесь, — сказал Миллз.
Его голос имел обезличенную интонацию робота. Обычно тот, кто входил в это святилище, чувствовал себя не в своей тарелке.
Однако на Малко это не действовало. После сухого рукопожатия шефа ЦРУ Малко сел в одно из больших низких кожаных кресел напротив стола. Он ждал.
В течение тридцати секунд слышно было лишь гудение кондиционера. Затем адмирал нарушил молчание, прочищая горло.
— Дорогой SAS, — начал он. — Возникла проблема, которая не дает мне уснуть.
Малко был поражен. Миллз нервничал и казался нерешительным. Это на него не походило.
— Слушаю вас, — сказал он.
— Само собой разумеется, что речь идет о сверхсекретном деле.
— Разумеется.
Миллз почтительно понизил голос.
— Сам Президент позвонил мне сегодня утром. Он рассчитывает на меня. Его советники беспомощны.
Он осклабился. Малко знал, что Миллз ненавидит всех политиков, но обычно он выражался более прямо.
Что скрывалось за его озабоченностью?
Малко терпеть не мог таинственную атмосферу государственной секретности. В этот раз Миллз сам позвонил ему на виллу в Покипси, в штате Нью-Йорк и попросил его срочно приехать в Вашингтон. Малко прекрасно знал, что Миллз мог заставить его приехать силой, если бы он ему действительно понадобился.
Переделка его родового замка в Австрии поглощала огромные суммы. В то же время он знал, что отпуск сотруднику ЦРУ, как обыкновенному служащему, не дают. Его феноменальная память была бы лучшим аргументом, чтобы его убрать, если он откажется оказывать услуги Управлению. За десять лет SAS узнал слишком много.
Дело в том, что Малко, титулованный принц, Рыцарь аристократ Мальтийского Ордена, полноправный Рыцарь Ордена Черного Орла, Принц Святой Римско-Германской Империи[2], между прочим был только чрезвычайным агентом ЦРУ, работавшим по контракту. Благодаря необычайной памяти — он пользовался ей, в частности, чтобы говорить на малораспространенных языках, — обаянию и изысканности он успешно осуществил множество операций оказавшихся непосильными вульгарным исполнителям. И хотя титулы Малко впечатляли его коллег из ЦРУ, они называли его просто SAS, это было гораздо короче, чем Ваше Сиятельство.
ЦРУ — огромный, сложный организм, использующий главным образом стопроцентных профессионалов, но иногда также и «чрезвычайных» агентов. Малко не был ни профессиональным шпионом, ни послушным исполнителем. Однако Малко, такой, каким он был, добивался результатов, и это очевидный факт. Методы его не всегда были правомерными, но неоспоримы были успехи.
Когда чиновники из Администрации упрекали прямых шефов SAS в том, что они используют такого дилетанта, те не испытывали затруднений с ответом, напоминая им что дело Бухты Свиней и революцию в Санто-Доминго заварили очень серьезные супершпионы. Результат был известен: на Кубе едва не разразилась мировая война, а деятельность США в Санто-Доминго вызвала резкое осуждение всех цивилизованных стран. Порой шефы говорили что SAS — талантливый любитель, и часто он лучше, чем ограниченный специалист.
И продолжали использовать Малко.
Тот факт, что Малко тратил все, что зарабатывал, на восстановление своего фамильного замка, парадоксальным образом способствовало тому, что он был самым высокооплачиваемым агентом ЦРУ. Американцы, испытывающий бесконечное почтение к любому булыжнику, возраст которого превышает десять лет, чувствовали себя меценатами, платя Малко за его добрые и полезные услуги.
В пользу Малко было и нечто более субтильное: шефы ЦРУ часто были людьми образованными и воспитанными поэтому нередко комплексовали, имея постоянно дело с убийцами и заурядными исполнителями. Присутствие Малко повышало престиж ЦРУ. То, что австрийский принц, предки которого участвовали в Крестовых походах, соблаговолил участвовать в их играх, свидетельствовало что ЦРУ вело честную борьбу.
Кроме того, очень обнадеживало присутствие человека, умеющего думать. По сути ЦРУ имело все основания быть благодарным Малко за его работу, ведь Малко был бы гораздо больше на своем месте в замке, с рюмкой водки в руке, в окружении красивых женщин, чем в холодной штаб-квартире контршпионажа.
Однако он был здесь всей своей плотью.
Адмирал рассматривал его своим сверлящим взглядом, а Малко не сводил золотистых глаз со своего иерархического шефа. Когда молчаливая дуэль закончилась, шеф ЦРУ изрек:
— Я представлю вас человеку, который посвятит вас в интересующую нас проблему.
Он нажал на кнопку в столе и замер в ожидании. Малко еще никогда не видел ею таким напряженным. Спустя минуту дверь отворилась, и в кабинет вошел человек в светлом костюме.
Ему было около сорока лет, лицо его было красноватым, телосложение — спортивным. Глаза оставались без всякого выражения, даже когда он говорил. Всем своим видом он напоминал мертвую рыбу.
Миллз указал на Малко.
— Принц Малко, которого мы зовем SAS, — добавил он, улыбнувшись, — один из наших лучших агентов. Вы можете доверять ему, как мне.
Адмирал Миллз сел за стол, прочистил горло и сказал:
— Мой дорогой SAS, я не представляю вам этого джентльмена по причине безопасности. Он относится к одному из самых важных федеральных управлений.
Малко не повел и бровью. Сверхсекретность — золотое правило разведывательных служб. От незнакомца за версту несло ФБР. Он изобразил подобие улыбки, положил руки на колени и начал говорить, не глядя на Малко.
— Мы вышли на проблему, которую в настоящий момент не в состоянии решить, — сказал он ледяным тоном. — В течение некоторого времени мы сталкиваемся в нашей собственной стране с необъяснимым и в высшей степени настораживающим явлением. Вы слышали о коммунистических манифестациях на Западе?
Малко кивнул. Газеты только об этом и писали.
— Хорошо. Мы думали, что это дело рук нескольких фанатиков, но к нам поступила информация, что в них участвовали люди, обычно не занимающиеся политикой, например, ветераны, доказавшие свой патриотизм. Вы читали, вероятно, о том, что пятнадцать дней назад манифестанты атаковали мэрию на юге Сан-Франциско. Они хотели линчевать мэра. Полиция вынуждена была применить оружие. Семь раненых. ФБР начало расследование, провело опрос общественного мнения в районе волнений, то есть в Сан-Франциско, Окленде и близлежащих регионах. Результаты поразительные: около двадцати процентов опрошенных произнесли речи в духе настоящей коммунистической пропаганды перед нашими агентами.
Малко прервал его жестом.
— Не идет ли речь о бывших пленных Корейской войны или о людях, прошедших специальную подготовку за границей?
Незнакомец покачал головой.
— Исключено. Мы проверили. Мы занимаемся этим делом уже семь месяцев. Многие из этих «неокоммунистов» никогда не выходили дальше своего квартала. Большинство до самого недавнего времени пользовалось солидной репутацией антикоммунистов. Нам не удалось напасть на след ни одного агента, если предположить, что один агент мог проделать эту работу, — и никакой пропаганды. Эти люди стали врагами Америки по мановению волшебной палочки. Мы не находим этому объяснения. Вообразите, что на следующих выборах они изберут коммуниста от своего штата, а тот объявит компартию легальной[3].
Малко начинал понимать обеспокоенность своего визави.
— И между ними нет ничего общего? — спросил он.
— Ничего, если не считать того, что все они живут в одном районе.
— Перед этой вспышкой было ли в данной местности коммунистическое ядро?
Незнакомец пожал плечами.
— Два года назад ФБР выявило около двадцати сочувствующих. Половина из них уехала из штата, остальные ведут себя спокойно. На прошлой неделе произошел симптоматический инцидент, отчасти я здесь еще и по этой причине.
