Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) [Странный человек + Гром победы, раздавайся]

— Допустим. — Петренко потер ямочку на подбородке. — А кто осведомлен о месте прорыва?

— У нас в управлении наверняка знает подполковник Козловский. Он всю систему прикрытия разрабатывал.

— Так-так. Подробнее!

— У князя при себе планшет с картой. Я слышал, он главнокомандующему по телефону говорил, что никогда с этим планшетом не расстается. Там нанесены все двадцать пять участков, где ведется подготовка. Правильный — на листе № 8. А что там, на этом листе, я не знаю. Козловский не сказал. Я и так по чистой случайности разговор подслушал…

Момент был скользкий, рискованный. Заглотит Банщик наживку или нет?

— Надо заглянуть в этот планшет, Лешенька. Очень надо! И мне, и тебе…

Заглотил! Вот что значит — оказаться в плену собственной схемы. Записал Петренко подпоручика в жалкие болваны и никаких по сему поводу сомнений уже не испытывает. Вроде опытный разведчик, но, как говорится, на всякого мудреца…

— Шутите? Так он мне и показал… Налейте, а? Умираю.

Плеснул ему Петренко ровно полрюмки, чтоб опять не развезло. Алеша жадно выпил.

— М-да, задачка… — протянул обер-лейтенант. — Трудная, но решить ее придется. Вот что, сокол ясный. Надевай китель, ремень, фуражку. Пойдем-ка в поля-леса, прогуляемся. На природе, да на ходу мозги лучше работают.

Из Русиновки обер-лейтенант вывел свою добычу закоулками — чтоб никому не попадаться на глаза. Прошли берегом реки, двинулись через поле.

Еще в самом начале Банщик обнял подавленного спутника за плечи:

— Лешко, душа моя, да не журысь ты. — Говорил он легко, весело, форсируя малороссийский выговор. — Война вокруг, что ни день тыщи народу гибнут. Над тобой, надо мной, над каждым смертяшка витает. А поможешь мне — и живи себе, сколько влезет, никто тебя не тронет. Давай, умник ты мой, шевели мозгами. Очень уж мне надо в планшет господина Козловского заглянуть.

— Вам? — переспросил Романов. — То есть, если я загляну, недостаточно?

— Желательно, чтобы я видел карту сам. Не то, чтоб я тебе не доверял, но… Хлопец ты молодой, ветер в голове. Сробеешь в планшет к страшному начальнику залезть, а мне соврешь, что видел заветный лист номер 8. Ляпнешь что в голову придет, на русский авось. Я доложу, поедут эшелоны, запылят по дорогам войсковые колонны — и всё не туда. Нет уж, Лёшик. Я человек серьезный. Должен своими глазами удостовериться. И даже сфотографировать. Есть у меня замечательный аппарат, как раз на такой случай. В общем, думай. Даю тебе час сроку. Дойдем во-он до той рощицы, постоим там, покурим. Повернем обратно. Тут ты мне и доложись. Если ничего путного не предложишь, очень я в тебе разочаруюсь.

Какое-то время они шагали молча. Алексей приметил, что Банщик все время держится правее и на шаг сзади. Не теряет бдительности. Помнит, что у подпоручика голова дурная, а в револьвере есть один патрон. Такому идиоту, какого разыгрывал Романов, ничего не стоит пальнуть в неприятного человека, а потом уж начать думать, что это он натворил и как быть дальше.

Поведение Петренки означало, что свою роль контрразведчик исполняет неплохо.

Настороженность спутника была полезна еще в одном смысле. Поскольку внимание фальшивого Афанасия Никитича было сконцентрировано на Алексее, отвлекаться на созерцание окрестного пейзажа шпион себе позволить не мог. А в пейзаже было на что полюбоваться.

Искоса, с опаской поглядывая на шпиона (это выглядело вполне естественно), Романов в то же время боковым зрением проверял, как там Калинкин.

Мальчишка, надо отдать ему должное, вел конвоирование безукоризненно. На курсах по дисциплине «слежка на открытом пространстве» у него наверняка была отличная оценка. Перемещения прапорщика напоминали прыжки дельфина среди волн. Он то приподнимался из высокой травы, то нырял в нее носом. И проделывал эти маневры безо всякого шума. Может, и будет из парня толк — жизнь пообтешет.

Когда вошли в березовую рощу, о которой говорил Банщик, Вася стал очень ловко, зигзагами, передвигаться от дерева к дереву.

На опушке остановились, закурили.

— Благодать какая, — потянулся Петренко, глядя в весеннее небо. — Так и полетел бы, по-журавлиному.

Вдали, с километр отсюда, шли саперные работы. Там, согласно плану, должна была разместиться одна из мортирных батарей.

Шпион посмотрел на часы. Было без одной минуты шесть.

— Приляжем на травку, отдохнем.

Романов насторожился:

— Зачем?

— Да так просто. В ногах правды нет. Ложись, Лёшик, ложись. Вон как тут славно, за пеньком.

Едва легли, несколько секунд прошло — вдруг задрожал, зазвенел воздух. Потом гулко лопнул. На поле, шагах в ста, взметнулись рядом два фугасных разрыва.

— Мать их за ноги! — выругался Банщик, стряхивая с фуражки осыпавшуюся древесную труху. Вынул из кармана блокнот, что-то записал.

Движение на батарейной позиции замерло. Саперы попрятались, ожидая продолжения артиллерийского налета. Но австрийцы больше не стреляли.

А ведь это он неспроста меня сюда привел, догадался Романов. Должно быть, некоторое время назад сообщил координаты, и ему поручили проверить точность пристрелки, чтобы внести коррекцию.

Обер-лейтенант зло пробормотал по-немецки:

— Чуть не угробили, математики. И главное, зря всё… Однако задание есть задание.

Кто кого засек и нанес на карту обстрела, это еще вопрос, усмехнулся про себя Романов. Наши наблюдатели не лыком шиты. И разведчики наши на той стороне тоже имеются. Как ударит отсюда залп тяжелых мортир, останется от австрийской батареи куча земли…

— Эхе-хе, — вздохнул Банщик. — Суетимся, умничаем, а жахнет такая вот дура, из своей же пушки, и пакеда. — Он поднялся, дернул подпоручика за рукав. — Вставай, герой. Второй раз тебе сегодня свезло. Сначала не стал стреляться. Теперь вот фугаска чуть в сторону взяла. Но Бог, он троицу любит. Ну-ка, в третий раз выкрутишься или нет?

С этими словами он вдруг отскочил назад, выхватил из кармана пистолет и направил Алеше в лоб.

— Знаешь, что я решил? Если ты сейчас, сию секунду, мне не скажешь, как к подполковнику в планшет залезть, шлепну я тебя. Мне идиот в помощниках не надобен. Докажи свою полезность — или прощай.

Фортель был неожиданный. Романов вроде не новичок, но все-таки дрогнул. Смотреть в черную дырку «вальтера» было жутко.

Но, с другой стороны, и хорошо, что дрогнул. Так оно вышло естественней.

— Я придумал… Придумал! — быстро сказал он. — Господин подполковник обещался завтра утром с инспекцией заехать. А планшет, я говорил, всегда при нем!

Калинкин тоже нервничал — ему ведь разговора было не слышно. Лежа за деревом, прапорщик приготовился стрелять: локтем уперся в землю, навел ствол, прищурил глаз.

— Другое дело! — радостно воскликнул Банщик и опустил руку. — Вот что значит — заинтересовать клиента. А то молчал, время тянул…

Вася тоже немного расслабился, шпиона с мушки снял, но все-таки был наготове, внимательно наблюдал.

— Я думал, ты дурак. — Обер-лейтенант сделал шаг в сторону и лукаво прищурился. — А ты, Леша, выходит, ловкач. Меня решил в дураках оставить?

— А? — удивился Романов.

— Бэ!

Банщик вдруг развернулся на каблуке, вскинул руку и трижды выстрелил, целя под березу, где залег Калинкин. Прыгнул в сторону, крутанулся еще раз и взял остолбеневшего Алексея на прицел.

— Руки к плечам!

— Вы что это? В кого? — залепетал подпоручик, еще не осознав, что всё пропало.

Вася слишком высунулся — на свою беду. И ответных выстрелов не было. Неужели…

Переход от уверенности в успехе к осознанию полного краха произошел слишком стремительно.

— Ну-ка, пойдем поглядим, что там за зверь. Тихо, плавно, за мной марш! — приказал Петренко.

Он тянул шею в сторону березы — пытался разглядеть, что там.

Не обращая внимания ни на Банщика, ни на его пистолет, позабыв обо всем на свете, Романов бросился к Васе.

В прапорщика попали две пули из трех. Одна прошла косо — выбила правый глаз и вылетела через висок. Вторая разорвала горло.

Единственное оставшееся око с ужасом и непониманием таращилось на Алешу. Руки тщетно зажимали шею. Мальчик пытался и не мог вдохнуть воздух. Свистела и хрипела разодранная трахея. Вася Калинкин доживал последние секунды, это было ясно.

Странный звон раздался у подпоручика в ушах. Словно натянулась до отказа пружина. Вернее, будто сам он вдруг превратился в сжатую до отказа стальную нить.

— Калинкин! — не своим, пронзительным голосом завизжал Романов. — Сволочь!

— Кто? — спросил за спиной Банщик.

— Помощник мой! Шпионил за мной, гад! Скотина!

Судорожным жестом Алексей вырвал из кобуры «наган» и выстрелил умирающему прямо в залитое кровью лицо. Палец снова и снова жал на спусковой крючок, но патронов больше не было, лишь прокручивался пустой барабан.