Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма 7-8)

— Не высовывайся, Тимо! — крикнул Зепп по-немецки. — Я сейчас!

Пригнулся. Пробегая под окном, откуда стрелял пришелец из прошлого (мелькнуло что-то розовое), майор швырнул лимонку.

Хорошо, что, пробежав, оглянулся назад — иначе это мгновение стало бы в жизни Йозефа фон Теофельса последним.

Один дьявол знает, каким чудом в те три секунды, пока прогорает фитиль, русский сумел схватить гранату и выкинуть ее обратно, но Зепп едва успел кинуться на землю. Осколки просвистели над ним, оставив несколько зазубрин в стене вагона, но от разрыва Теофельс оглох. Все последующие события для него происходили, как в синема — беззвучно. Только вместо игры тапера в ушах звучал неумолчный гул, будто голова превратилась в колокол, и настырный звонарь колотил, колотил в него медным билом.

«Куда?! Назад!» — прикрикнул контуженный на сознание, попытавшееся нырнуть в зыбкий туман. Разряд обжигающей ярости помог встряхнуться. Раскисать не время! Операция будет доведена до конца!

Майор вытер сочившуюся из уха кровь, помотал головой, но от гуда не избавился и сказал себе: лечиться будем потом. Если выкарабкаемся. А не выкарабкаемся — на тот свет берут и с лопнувшими перепонками. Оттолкнул всполошившегося Тимо.

— Со мной всё отлично!

Вероятно, он крикнул громче, чем следовало. Тимо отшатнулся.

— За мной!

Зепп подтянулся, заглянул через раму. Никого. Перекинул тело, спрыгнул на пол (то есть, на потолок). Выставил вперед пистолет.

Шелохнулся воздух — это к хозяину присоединился Тимо.

Паршиво идти под пули, полагаясь на одно зрение. Майор подал знак: слушай внимательно и, если что, предупреди.

Тимо кивнул и показал вперед, потом назад. Наверное, выстрелы с обоих концов поезда стали гуще.

— Когда перестанут стрелять, дай знать, — прошептал Зепп одними губами. — Всё, вперед! Прикрывай!

В принципе они должны были находиться прямо в императорском купе, но из-за того, что всё вверх ногами и мало света, Теофельс никак не мог сориентироваться. Еще этот шум в ушах!

Увидев труп в военной форме, с оторванным погоном, Зепп было возликовал. Вьюн все-таки сделал свое дело!

Но это был не царь, а начальник дворцовой полиции полковник Назимов. В царском поезде ему находиться не полагалось. Глаза уже привыкли к полумраку, Теофельс посмотрел вокруг и пошатнулся.

Это не императорский вагон! Там другая обшивка. Другая мебель. Это салон второго вагона в поезде сопровождения!

Под откос пущен литерный «Б»! Всё пропало. Операция провалена. Как такое могло случиться, Зепп не знал и не собирался сейчас ломать над этим голову.

Если сражение проиграно, зачем зря гибнуть? Тот, кто выживает, получает шанс на реванш. Где-нибудь, когда-нибудь — неважно. Но мертвые отыграться за поражение не могут.

Однако клокотавшая в груди ярость не дала майору поступить единственно разумным образом — поскорей унести ноги.

Где-то в недрах вагона засел мерзкий щенок, из-за которого череп Зеппа превратился — нет, не в колокол, это слишком романтично — в чугунный котел. И еще майор знал, чуял инстинктом разведчика, что его знакомец по четырнадцатому году каким-то образом причастен к этому провалу.

Тимо дернул хозяина за рукав, опять показал куда-то. Очевидно, пальба усилилась.

— Стреляют? — спросил Зепп. — Тогда время еще есть. Сделаем одно дельце, потом уйдем. Держи на мушке коридор.

Он толкнул дверь ближайшего купе — того самого, розового. Заглянул через притолоку, которая была ему по пояс. Внутри никого. Зепп разрядил остаток обоймы в дверь санитарного узла. Вставил новую.

Под прикрытием Тимо переместился к следующей двери.

Там, заваленный бумагами и чемоданами, лежал важный господин в стальном пенсне. Одну пулю майор всадил ему в голову, на всякий случай. Остальные потратил на туалет. Перезарядил.

Купе с номером 4 тоже ничем не порадовало. Кто-то в генеральской форме свешивался с привинченного к полу стола, вниз капала кровь. Пулю в затылок генералу, остальные — в дверь туалета.

Дальше.

Дверь купе № 3 оказалась нараспашку. В углу, раскачиваясь, сидел и нянчил сломанную руку окровавленный человек. Он посмотрел на Зеппа и что-то сказал. Наверное, попросил о помощи, но было неслышно.

Теофельс перелез внутрь, заглянул в туалетную. Потом добил калеку — без особой нужды, просто от обиды на подлую судьбу.

Под ноги Зеппу рыбкой нырнул Тимо. Пистолет в руке дымится, на щеке сочится красная полоса. Слуга показал вправо, изобразил, будто стреляет.

Ясно: щенок опять показал зубы. Высунулся откуда-то и чуть не уложил старину Тимо — пришлось тому сигануть в укрытие.

— Ты в него попал? — одними губами спросил Зепп. — Попал? В него? Не попал… Он далеко?

Тимо показал два пальца.

— Через одно купе? Ясно. Высунься, прикрой.

Молодец, понял.

Слуга быстро выглянул в коридор, держа пистолет наготове. Подал знак: можно.

Зепп перелез через притолоку. Дверь купе номер один была приоткрыта. Вот он где, гаденыш. Ну, теперь поквитаемся.

Высунувшись из укрытия, Алексей очень рисковал, но повезло — долговязый немец лишь оцарапал ему шею пулей. Романов тоже промахнулся, зато вынудил противника очистить коридор. Теперь стратегически важное пространство было у поручика под прицелом. Но преимуществом он пользовался недолго.

— Боже мой! — вскрикнула за спиной Одинцова.

Он обернулся. Оказалось, что фрейлина заметила кровь у него на воротнике и вообразила, будто Алексей опасно ранен. Успокоив женщину, он хотел вернуться на позицию, да поздно — слева жахнули из двух стволов, едва спрятался.

Коридор вновь просматривался и простреливался с той стороны. Дело стало совсем дрянь.

Они с Татьяной Олеговной, покинув розовое купе, хотели уйти через тамбур, но выход заклинило. Потом из салона раздался шум, пришлось спрятаться в назимовское купе. И вот оно превратилось в ловушку.

Если б не Одинцова, можно было бы рискнуть, выбраться наружу через окно: выпрыгнуть, перекувырнуться. Глядишь, не попали бы. Но на акробатические кульбиты Татьяна Олеговна была неспособна, бросать ее одну на верную гибель тоже было нельзя, вот теперь и пропадали вместе. Романов знал, что произойдет дальше. Подкрадутся, снова кинут гранату и, пока он будет ее ловить, изрешетят выстрелами в упор.

Послышались осторожные шаги. Кто-то медленно приближался, ступал по стеклянной крошке. Еще секунда-другая, и конец.

— Дайте! Быстро! — шепнул поручик, неучтиво тыча пальцем.

Одинцова, слава богу, поняла, чего он хочет. Нагнулась, подала валявшуюся под ногами фарфоровую чашку.

Чашку Алексей швырнул о стену коридора и мгновение спустя высунулся. Шанс был минимальный, но не использовать его было нельзя.

Всё произошло в десятую долю секунды.

Человек в коридоре (это был не тощий урод, а развязный потомок крестоносцев) дернулся в направлении разлетающихся осколков, ствол его пистолета качнулся в сторону. Промахнуться с такого расстояния было невозможно, но выстрелить Романов успел всего один раз. В тот же миг его будто ударило раскаленной палкой по шее — почти в то же место, где полминуты назад уже оставила царапину пуля, но несравненно сильнее.

Зепп отлетел к стене, закричал, прошуршал плечом по обоям, упал.

Романов стукнулся затылком о дверную раму, заклокотал горлом, сполз вниз.

К майору с истошным воплем кинулся Тимо.

Поручика подхватила на руки ахнувшая Татьяна Олеговна.

Как раз оборвалась пальба и снаружи.

Тарас бежал шустрее Финна и потому успел занять хорошую позицию, в железной кабине перевернутого паровоза. Жандармы были близко: один впереди, сзади двое, а там из-за деревьев еще несколько.

Первый увидел Тараса, закричал:

— Ты из которого взвода?

А потом:

— Эй, ты чего?!

И упал, сбитый с ног пулей.

Тарас выстрелил по следующему, но мимо, а потом те залегли и тоже открыли огонь. Увальню Финну пришлось спрятаться за кучей рассыпавшегося угля, на открытом месте. И доставалось ему тяжелей, чем Тарасу. Жандармы подбегали все новые — кто палил прямо на ходу, кто с колена — и метили они всё больше по хорошо видной черной мишени. Фонтанчики угольной пыли так и разлетались. Финну, поди, и прицелиться-то нормально было нельзя. А Тарас бил аккуратно, ему за металлической стенкой было спокойно.

Положил одну голубую шинель, вторую. Только взял на мушку подбежавшего офицера, да скакнула по железной скобе оранжевая искра — кусочек свинца отрикошетил Тарасу прямо в висок.

Збышек высадил одну за другой три обоймы. Он волновался, от этого спешил нажать на спуск и, кажется, ни в кого не попал. Очень это было ему обидно. Збышек всё сильнее сердился на себя за промахи, не понимая, что частым огнем не дает поднять головы солдатам, накапливающимся у хвоста разбитого поезда, — то есть отлично справляется с поставленной задачей. Погубил он себя тем, что наконец решил бить наверняка и слишком высоко приподнялся. Винтовочная пуля попала ему прямо в белые зубы, и он захрипел, опрокинулся, несколько раз дернулся, затих.