толпы их отделила тяжелая герметичная дверь бомбоубежища. Комнату наполнял пряный, приятно возбуждающий кровь, острый аромат.
Кахуранги взял Гафура за руку и принялся пританцовывать вокруг фигуры бога войны, увлекая араба за собой. Ароматный дым сгущался, все сильнее заполняя комнату. Уоллесу показалось, что мех горного козла на тайахе зашевелился, а зеленые нефритовые «глаза» приобрели красный оттенок.
— О великий Туматауэнк, — заговорил Кахуранги чужим, грубым и страшным голосом, который не может принадлежать человеку, даже если это вождь маори. — Скажи мне, что ты знаешь о наших гостях?
Красные точки в нефритовых глазах тайахи мигнули, и одновременно послышался какой-то звон, который явно исходил от воплощения бога войны. Танец Кахуранги ускорился, теперь он кружился с такой скоростью, что его силуэт расплывался и частично отставал, как при ускоренной видеосъемке. Араб отставал, но вождь буквально волочил его с такой же легкостью, с какой мощный локомотив тащит товарный вагон. Уоллес не успевал поворачивать голову, чтобы следить за этой бешеной гонкой. Звон нарастал, от него уже болела голова… Анару повалился на пол и закрыл уши руками.
И вдруг все оборвалось. Кахуранги резко остановился, словно ударился о невидимую стену, и замер, вытянув шею и напряженно глядя перед собой, будто внимательно что-то слушал. Уоллесу показалось, что он тоже разбирает какой-то знакомый звук, и тут же вспомнил — так отзывалось на щелчки Гафура боевое весло, обозначающее границу маори. Звуки меняли тональность и становились то тише, то громче. Кахуранги стоял неподвижно, как будто превратился в соляной столб и утратил гибкость тела. Наконец, он пришел в себя и обессиленно опустился на пол. Гафур отошел в сторону и прижался к стене. Он тяжело дышал, но процедура не произвела на него особого впечатления. Невозмутимое лицо араба выражало только недоумение.
— Ну, и что рассмотрела во мне ваша тайаха? — наконец спросил он.
Кахуранги помолчал, собираясь с силами. По толстой коре столетнего дуба скатывались крупные капли пота, но не падали на пол, теряясь в глубоких трещинах.
— Недавно ты потерял своего вождя, а потом сам чуть не погиб, — тихо заговорил он. — Но тебя спас новый друг… Теперь тебе предстоит найти другого вождя, однако это нелегко…
Гафур едва заметно улыбался. Ясно было, о чем он думает: Кахуранги пересказывал то, что знал Уоллес…
— Впрочем, судьба благосклонна: тебя ждет быстрое и неожиданное богатство, которое решит все проблемы… В твоей стране есть девушка, которую ты хочешь взять в жены. Ее зовут Равиля. Не волнуйся, ты встретишь благосклонность со стороны ее семьи…
Араб перестал улыбаться и даже озабоченно наморщил лоб.
Кахуранги встал с пола. Вождь не очень твердо держался на ногах, было видно, что он очень устал.
— Анару, проводи гостя, пусть посмотрит наши красивые танцы, — сказал он, и помощник вывел Гафура из комнаты.
— Теперь ты, Тони, узнай свою судьбу от великого Туматауэнка. — Вождь подошел почти вплотную. Сквозь резкий аромат жертвенных трав пробивался острый запах пота. — Послушай меня!
Уоллес не хотел участвовать в языческих обрядах, тем более что его профессия заставляла избегать контактов с прорицателями, экстрасенсами и прочими магами-чародеями, которые, даже предположительно, могут заглянуть в душу. Но сейчас его согласия не спрашивали.
— Твоя жизнь темна, запутана и непонятна. Она окутана туманом, сквозь который не мог проникнуть даже взгляд Туматауэнка! Но он говорит, что ты живешь несколькими жизнями. И в одной из них тебя собираются убить! Ты должен знать, кто это хочет сделать… — Кахуранги вздохнул. — Я спрашивал про судьбы многих людей, но никогда не получал таких ответов… Единственное, что я мог, — попросить Туматауэнка помешать убийцам… И я это сделал. Великий Туматауэнк в ответ дал знак благосклонности! Но будь осторожен…
Уоллес не услышал ничего нового для себя, но удивился: откуда про возможное покушение стало известно богу войны маори и каким образом эти сведения дошли до ума Кахуранги?
— Скажи, как ты это делаешь? — спросил он вождя. — Как узнаёшь то, чего знать не можешь? Объясни, ведь ты окончил Кембридж и получил докторскую степень!
— Да. Но по этнографии, а не оккультизму…
— Но не думаешь же ты, что деревянный идол читает мою судьбу и каким-то образом, через бездушное боевое весло, передает сведения тебе?!
Кахуранги помолчал.
— Но я действительно узнал то, что сказал! Это знание просто появилось у меня в голове! И знаешь, что я думаю?
Вождь замолчал в мучительном раздумье. Уоллес ждал окончания ответа. И он последовал:
— Я думаю, что великий Туматауэнк прочел твою судьбу и сообщил ее мне!
Уоллес выругался про себя, однако внешне не проявил никаких чувств. Молчание затягивалось.
— А сейчас пойдем, вернемся к нашему гостю, — произнес наконец Кахуранги.
Когда дощатые врата в капище бога маори Туматауэнка открылись, в помещение прорвались не очень мелодичные, отрывистые звуки музыки и речитатив песен. Как будто отдраили полутонную бронедверь противоатомного бункера. И это тоже удивило Уоллеса.
Из душной комнаты, пропитанной неприятными запахами и с такой же неприятной давящей атмосферой, они вышли на веранду. Здесь продолжалось веселье, Гафур был задумчив, хотя делал вид, что с интересом рассматривает танцующих девушек. Уоллес с Кахуранги заняли свои места, и развлечения гостей продолжались, но не очень долго, поскольку вождь дал команду переходить к обеду.
Окружающая обстановка и постоянное упоминание людоедства так подействовали на Гафура, что, когда накрывали на стол, он даже не удержался и, несмотря на свою обычную невозмутимость, спросил:
— А что, действительно вы до сих пор едите людей?
— Конечно нет, — ответил Кахуранги. — Это осталось в прошлом. Разве что в день совершеннолетия даем молодым мужчинам попробовать человечину. Маленький кусочек…
Но, посмотрев на лицо гостя, засмеялся:
— Шутка! Конечно, у нас давно нет каннибализма!
Какие выводы сделал из всего происходящего Гафур — неизвестно, но когда начался обед, он не притронулся к мясным блюдам, а для приличия только попробовал фрукты. Правда, после трапезы подали кальяны, и араб с удовольствием стал вдыхать пряный, необычный для себя дым. Через некоторое время он заметно расслабился и повеселел. Строгость сползла с лица, и из бездушного робота, выполняющего волю хозяина, он превратился в обычного человека.
— А скажите, у вас действительно здесь свои законы? — благодушно спросил он.
— Конечно! — кивнул вождь, выпуская густые клубы дыма.
— И полиция сюда не может приезжать?
— Не может. Кроме Энтони, мы не пускаем полицейских, — важно сказал Кахуранги.
— А если власти захотят арестовать вашего подданного?
— Без нашего согласия это невозможно!
— Неужели дело обстоит именно так?! — обратился Гафур к Уоллесу, который хотя и делал вид, что курит, но не затягивался.
— Чистая правда, — подтвердил сержант. — Но за всю историю
