— Вот почему ты в первый раз мне об этом не сказал? А, Топтыга? Я же тебя, как человека просил!
— Да! Чтобы потом Серафима все Гладышеву рассказала! А потом бы меня пришили, как Цыгана… Да и не знал я тебя, мало ли чего Автондил начирикал.
— Понятно. Испугался, значит…
— Понимай, начальник, как хочешь. Но на мне крови нет. Стой, вот дом Гладышевой, — Мишин показал на неприметный домишко, окруженный зелёным забором. По забору тянулись кусты малины и смородины.
Хмель остановился.
— Пойду, погляжу, — агент вышел из машины, передав автомат Ткачёву. — Как махну, иди ко мне.
Андрей легко открыл дачу Гладышева, посмотрел вокруг и зашёл внутрь. Вход в погреб он искал долго — дощатый люк был спрятан у стены, да под ковром. Пришлось повозиться.
Открыв люк, Андрей залез в погреб и при свете фонарика стал снимать с полок банки с вареньем. Было неудобно, да вдобавок одна банка раскололась, и он чавкал ботинками по сладкой массе, смешавшейся с мёрзлой землёй.
«И зачем варенье в трёхлитровые банки закатывать?» — подумал он, неудачно задев ещё одну банку, с хрустом расколовшуюся под ногами.
Андрюха, так его звали в детстве, с самого раннего возраста любил занятия, будоражащие нервную систему — забирался на крыши высотных домов, благо их было много в Москве. Шатался по наваленным на стройках плитам; незаметно проскакивая мимо сторожей, взбирался на башенные краны; гонял на велосипеде «Орлёнок», подаренным родителями, по лесным канавам и оврагам. Конечно, часто приходил домой в синяках и ссадинах.
— Ты меня в гроб сведёшь! — кричала на него мать.
Отец, будучи занятым на постоянных заработках, времени сыну не уделял. Приходя поздно и уходя рано, только шумно вздыхал и хлопал дверью.
Андрюха повзрослел рано. Ему не были интересны игры одноклассников, так же как не были интересны и сами одноклассники, вечно боявшиеся сделать что-то неправильное. Его тянуло к парням более взрослым. Тем, кто втихаря курил за спортзалом школы, а вечерами в кустах у футбольного поля пил портвейн со странным названием «Агдам». А выпив, и накурившись, начинали рассказывать различные истории, разглядывая проходивших невдалеке девчонок.
Такое времяпровождение довольно быстро Андрюхе надоело. Парни только мололи языками, но делать ничего не делали. И как-то он назвал их пустобрёхами. Компания решила проучить его, а один даже ударил. Андрюха, несмотря на то, что был младше, не спасовал, а разбил пустую бутылку из-под портвейна, и эту «звёздочку» всадил в ногу обидчика. С тех пор, близко к нему никто не приближался, а Андрюша попал под надзор инспектора по делам несовершеннолетних.
После школы Андрюха поступил в ПТУ. Он не совсем понимал, на кого он учится, ибо обучали всему, и в то же время — ничему. Получался разнорабочий непонятно какого профиля — бери больше, кидай дальше.
Внешность Андрюхи была обманчива. Худой и нескладный парень обладал недюжинной физической силой, и после окончания ПТУ попал в ряды Советской Армии. В элитные войска под названием строительный батальон. Там он столкнулся с землячеством и дедовщиной. А москвичей, так вообще за людей не считали. И буквально на второй день после принятия Присяги Андрюха себя проявил.
Человек десять «дедов» из Средней Азии решили поглумиться над ним, когда он мыл пол в столовой. Но это им не удалось. Андрюха, вооружившись деревянной скамейкой весившей килограмм двадцать, стойко отразил все попытки «дедов», выбив одному челюсть, а ещё одному пробив голову. Прибывший в столовую дежурный по батальону, увидел худого парня, гонявшего со скамейкой наперевес кучку горланящих таджиков, поскольку от страха никто из них не догадался вынуть из двери засов, который сами же и задвинули.
После этого Андрюшу, от греха подальше, перевели в строительную роту, занимавшуюся постройкой аэродромов близ границы с Афганистаном. За полтора года он сильно окреп и возмужал, да набрался знаний по подрывному делу. Рубить камни кирками под взлётную полосу было невыносимо тяжело и медленно. А ещё он научился метко стрелять, хоть военным строителям и не полагалось оружие, но жизнь на границе того требовала.
Почти перед самым Андрюхиным «дембелем» с Афганской территории пришла группа моджахедов и вышла на строящийся аэродром. Андрюша отличился, изрубив киркой трех нападавших, но его взяли в плен и приволокли в какой-то горный аул для показательной казни. Там его и заметила женщина с серебристо-русыми волосами. Она выкупила Андрюху…
Потом она быстро научила его многому и дала тоже много. А главное — она дала ему то, что он всегда хотел — постоянное и пьянящее чувство напряженности нервной системы, будто ходишь по краю тонкого лезвия.
Андрей нашёл тайник в подполе, поддел ножом панель, скрывающую глубокую нишу и вынул оттуда две толстые картонные папки. Он знал, что в одной из них лежит небольшая фотография, на которой Андрюха запечатлён с русоволосой женщиной. Фото было сделано скрытно, и он сделал его для себя и всегда носил с собой. Но этот Гладышев украл фото, когда пиджак Андрея висел на вешалке в раздевалке кафе для персонала.
В погребе смотреть в папках было неудобно и темно, и Андрей решил подняться в комнату. И только он устроился на верхней ступеньке, держа папки под мышкой, как раздался тихий голос:
— А что это у нас за папки?
Подчиняясь рефлексам, Андрей швырнул тяжелые бумажные кирпичи назад и, вытаскивая нож, кувырнулся в сторону. Встать на ноги он не успел — могучий удар ногой в ухо едва не лишил его сознания, но падая вновь, он махнул рукой с зажатым ножом. Хорошо отточенное широкое лезвие попало в цель — послышался легкий треск разрезаемой ткани.
— Ух ты! — вскрикнул незнакомец, и Андрей смог его разглядеть, хотя в глазах ещё белела пелена от боли.
Перед Андрюхой стоял широкоплечий мужчина в порезанной на животе черной куртке. Жесткий взгляд темных глаз, небритые щеки и ухмылка опытного бойца. Уверенная и злая. Мужчина, переступая боком, резко сдернул куртку. Легкий бронежилет с карманами и кобурой для пистолета, надетый поверх черной футболки, Андрея удивил. Он немного отступил назад, удобней перехватив рукоятку ножа.
— Ты кто? — Андрей подумал, что просто так ему незнакомца не одолеть.
— Неважно. Нож положи, и ложись на пол лицом вниз.
Нож метать было бесполезно, и Андрей решил схитрить.
— Ладно, ладно… Ты мне не нужен. Дай мне пару минут, и мы разойдёмся.
— Не получится… Ты — мне нужен.
Андрей уже отошёл от боли, и постепенно его сознание стало наливаться знакомым и бодрящим чувством напряженности.
— Тогда попробуй взять меня.
Незнакомец неуловимым движением вынул нож. Это был такой страшный тесак, что Андрюха невольно вздрогнул, и понял, что перед ним непростой боец. Он немного пригнулся и расставил локти, чуть приподняв руку с ножом.
Противник неожиданно прыгнул к Андрюхе, и пока тот, выпрямляясь, попытался переместиться в сторону, сделал обманное движение левой рукой, а правой резко провел тесаком снизу вверх. Андрей неуклюже отпрыгнул назад и не сразу почувствовал острую боль в левом предплечье, но все же успел махнуть ножом — лезвие только скрипнуло о металл бронежилета.
Они опять заняли позицию друг против друга. Незнакомец двигался мощно и экономно. Качнув корпусом и не давая Андрею опомниться, он провел удар ногой в порезанную руку, которой тот попытался поставить блок. А потом, когда Андрюха на мгновение замер от пронзительной боли, жестоким ударом рукояти тесака пробил в голову.
Андрей думал, что о боли он знает всё. Но до этого удара это было заблуждением. Доли секунды хватило, чтобы сознание Андрюхи вылетело из его черепной коробки, поблуждало по комнате и вернулось обратно, но только с другой стороны. Андрюху спасло то, что он отлетел от незнакомца метра на три и припечатался к стене, как лягушка к стеклу при порыве сильнейшего ветра.
Его тело не ощущало уже ничего — сознание блуждало, как в растёкшейся по стене жиже, не давая соображать. Дыхание застряло в легких противным комом, глаза заволокло черной поволокой с массой разноцветных звезд.
