- О, да у вас весна в разгаре! А у нас еще снежок и морозец! - веселым певучим баском проговорил полковник как бы в оправдание того, что на его плечах была шинель.
Он разделся, перекинул шинель на руку и направился вслед за майором к машине.
- Прошу! - Зубавин распахнул правую переднюю дверцу «Победы».
- Вы без шофера?
- Как видите, товарищ полковник.
- Что, заболел?
- Да нет, просто так, люблю..,
- Любите встречать начальство без свидетелей? - подхватил Шатров и улыбнулся.
- Да.
Зубавин расположился за рулем. Он завел мотор, выжал сцепление, включил рычаг передачи и внимательно, очень внимательно посмотрел на гостя.
- Куда прикажете, товарищ полковник: в областное управление или к нам, в Явор?
Шатров медлил с ответом. Чуть сощурившись, сдержанно усмехаясь, он молча разглядывал Зубавина; Светлорусые мягкие волосы майора выбивались из-под фуражки. Выражение его лица было озабоченным.
- Чем вы так взволнованы, товарищ майор?
- Я? Взволнован?
Зубавин засмеялся.
- От вас, видно, не скроешься, товарищ полковник. Да, признаюсь, ваш неожиданный приезд взволновал меня. Вы, конечно, по делу «Колумбуса»?
Шатров кивнул головой, и по его широкому, скуластому, с высоким лбом лицу резво и весело побежали лукавые и добрые морщинки.
По возрасту полковник годился Евгению Зубавину в отцы. Он действительно был отцом трех взрослых, давно женатых сыновей и дедом десяти внучат - мальчиков и девочек. В органах государственной безопасности Шатров начал работать еще в то время, когда босоногий веснушчатый Женька Зубавин гонял голубей. Зубавин тогда не думал и не гадал, как сложится его жизненная судьба, а Шатров уже обеими ногами твердо стоял на большой столбовой дороге жизни и хорошо знал, что и как ему надлежало делать.
Никита Самойлович Шатров, потомственный шахтер родившийся и выросший на горловской шахте «Кочегарка», саночник и коногон, крепильщик и забойщик, имея от роду неполных двадцать лет, по партийной мобилизации в первые же месяцы советской власти был послан на борьбу с контрреволюцией. Он переступил порог ЧК, не зная, как надо бороться с врагами победившей, но еще не окрепшей революции. Однако в его сердце было то, чем не могли похвастаться самые изощренные, хорошо обученные воротилы буржуазных разведок, - богатырская сила завоевавшего свободу рабочего человека, великая вера в правоту дела, за которое, не щадя жизни, боролся раскрепощенный народ, ясность благородной цели и главное - любовь к таким же, как он, простым труженикам. Он чувствовал себя хозяином новой, единственно справедливой жизни. И это чувство на первых порах было его главным оружием. Опыт разведчика накапливался постепенно, в процессе борьбы агентуры контрреволюционной националистической Центральной рады, против белогвардейских лазутчиков, банд генерала Каледина, против вторгшихся на Украину полчищ кайзеровских оккупантов.
После открытой военной интервенции, закончившейся поражением, враги начали тайную атаку на молодое государство рабочих и крестьян. Чуть ли не все разведки мира засылали своих агентов в Донбасс, пытаясь разведать, как и где восстанавливаются и реконструируются заводы, какие шахты добывают уголь и какие еще строятся, какую сталь выплавляют мартеновские печи и куда она идет, Шатров искал и находил врагов - то под личиной иностранных инженеров, то среди немецких колонистов, то «бежавших от безработицы» эмигрантов. Разоблачал он и кулаков, подделавшихся под рабочих. Доля его труда была и в раскрытии вредительской «Промпартии», продавшейся иностранным державам, и в десятках и сотнях дел меньшего масштаба. На своем веку Шатров повидал много человеконенавистников всех мастей, изменников Родины; Много раз заглядывал он в самые темные глубины их грязных, подлых, коварных душонок. И все же его глаза оставались всегда чистыми, а сердце светлым, умеющим любить, верить и надеяться. Всю свою энергию, весь свой ум он направлял на то, чтобы во-время и без ущерба для государства пресечь тайную деятельность врагов народа. И всегда он помнил, чувствовал, сознавал, что работает на тяжелом, но благородном участке строительства новой жизни, является рядовым пролетарской армии, призванной утвердить на земле истинно человеческие отношения.
Жизненный путь Шатрова был известен Зубавину, он неоднократно встречался с полковником по служебным делам и успел достаточно хорошо оценить его способности в борьбе с вражеской агентурой. Оттого-то и был взволнован майор, оттого-то он и встревожился. Не зря… нет, не зря приехал в Явор Шатров! Неужели дело «Колумбуса» приняло неожиданный поворот? А как будто было все предельно ясно, как будто он, Зубавин, сделал все, что надо. Конечно, в операции были и досадные промахи, непростительные просчеты - например, с арестом Кларка, по главное ведь сделано. Кларк разоблачен. Он же сознался. Пойманы с поличным его ближайшие сообщники Скибан и Грончак, убит в перестрелке парашютист, навсегда выведен из: строя изворотливый резидент Дзюба. Что же еще?
- В Явор, - сказал Шатров.
Зубавин молча кивнул и развернул машину.
Проехали зеленый, оживленный воскресный Ужгород, миновали мост через реку и вырвались на простор закарпатской земли. Ужгородские лесистые высоты, крыло Карпатских гор, быстро удалялись. Впереди, куда только доставал глаз, - равнина, залитая шелковистым разливом озимых хлебов, и холмы, покрытые виноградниками. И все это лежит под высоким голубым небом и щедро освещено теплым весенним солнцем. Там и сям сбоку дороги, между ясным небом и зеленой землей, трепетали на своих крыльях-парашютах жаворонки. По обочине с рюкзаками за плечами мчались велосипедисты - юноши в белых и голубых рубашках, девушки с цветами, вплетенными в взлохмаченные ветром волосы. Над разогретым уже летним асфальтом струилось густое марево. Рубчатые шины «.Победы» звонко гудели на дороге.
Шатров снял со своей седой головы фуражку, бросил ее на заднее сиденье и, покосившись веселыми, озорными глазами на сосредоточенного Зубавина, звучно, со смаком, будто отведал чего-то необыкновенно вкусного, ароматного, чуть-чуть хмельного, сказал:
- Весна!
Зубавин кивнул в ответ сдержанно, не отрывая взгляда от дороги.
- Да, весна! - с силой повторил Шатров. - Сколько уже этих весен перевидал я на своем веку, а всякий раз радуюсь новой, жду от нее какого-то великого подарка. А вы, майор?
- Я тоже, товарищ полковник. - Зубавин скупо улыбнулся.
- Не верю. Не весеннее у вас настроение. - Шатров опять - видимо, это было его привычкой - насмешливо прищурился. - Что, «Колумбус» не позволяет радоваться?
- Он, товарищ полковник!
- Это вы зря, Евгений Николаевич. «Колумбус» и у меня в печенках сидит, а я, видите, не унываю, нахожу время и весной насладиться. А как же иначе! Да если бы я каждый раз, когда в мои руки попадало сложное дело, унывал, то и жизни бы мне не видать! Все тридцать семь лет моей работы в органах меня допекал какой-нибудь «Колумбус». И все-таки я не забывал смотреть и на солнышко, цветочки нюхал, влюбился, женился, детей вырастил. Почти под каждое воскресенье мчался на какую-нибудь глухую речушку, рыбачил, варил уху, жег костер, выпивал чарку, пел песни… Вот так!.. - Шатров вдруг откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и густым, сочным басом затянул:
Реве та и стогне Днипр широкий,
Сердитый ветер завыва…
Оборвав песню, он открыл глаза и повернул к майору смеющееся, тронутое морщинами, доброе и умное лицо:
- Вот какие мы, старики, а вы…
- Значит, дело «Колумбуса» оказалось более сложным, - возвращая полковника к прежнему разговору, серьезно сказал Зубавин. - А я-то думал, что все сложности остались позади, особенно после ареста Кларка и его признания.
- Далеко не все, Евгений Николаевич! - Шатров выпрямился, сел поудобнее. Лицо его стало строгим, а взгляд сосредоточенным. - Разве хозяева Кларка примирятся с тем, что он потерян? Разве шеф «Юга» оставит Закарпатье без своей резидентуры? Он наверняка уже принял самые энергичные меры, чтобы вернуть утраченные позиции и завоевать новые.
- Это я понимаю, товарищ полковник. В деле «Колумбуса» меня беспокоит в основном то, чего мы не додумали, упустили.
Машина мчалась по солнечному пустынному шоссе на полной скорости. Несмотря на то что Зубавин вел с Шатровым важный разговор, он без труда, по давней привычке, автоматически справлялся со своими шоферскими обязанностями.
- Да, в деле «Колумбуса» у вас немало упущений, - говорил Шатров. - Этот мерзавец Дзюба не должен был свалиться в пропасть. Вы, конечно, не знали, что Дзюба является резидентом, но разве это может служить оправданием? Мы с вами должны были в свое время узнать его истинное лицо. Преждевременная смерть Дзюбы - наша серьезная оплошность, промах номер один. Мы упустили возможность выявить всех агентов, которые работали на резидента. Скибан, конечно, был не единственным помощником Дзюбы. И как мы ни будем трясти это дерево, на землю не упадет с него ни один плод. Рядовой агент не мог знать, кто еще работает на резидента. Значит, остальные агенты гуляют на свободе, ждут нового хозяина.
