Оба они, и Снесарев и Стриж, чувствовали, что приближается время грозных испытаний, что германский фашизм неизбежно навяжет всему миру и Родине войну. Такая война может стать долгой и тяжелой.
«Отныне стол конструктора — это наша точка обороны», — говорил в то время Снесарев.
Мысль, которой Снесарев поделился с другом на берегу залива в Лахте, не сразу увлекла Мишу. И это было неприятно Снесареву.
— Считаешь, что неосуществимо? Прожектерство? — спросил он.
— Нет, не прожектерство, конечно. Но тебе лучше знать.
— Увы, пока не лучше. Я ведь в самом начале работы. Что ты скажешь о самой мысли?
— Премногозначительно!..
Это было одно из словечек Миши.
— Прошу по-серьезному. Я ведь с твоим мнением всегда считался.
— Ах, по-серьезному? Ну, тогда не знаю, кому труднее — тебе или… скажем… Резерфорду.
— При чем тут Резерфорд?
— Ну как же! Ему понадобилась колоссальная энергия, чтобы превратить один элемент в другой. Но это подсчитано. А какая сила нужна для того, чтобы превратить корабль одного типа в другой, не могу себе представить. И много, так сказать, фантастики.
— Да не превратить, а создать новый корабль! Вот не ожидал, Миша, что ты так примитивно… — Снесарев поморщился. — А насчет фантастики, так ведь это программа-максимум. А для начала можно создать корабль с более скромными достоинствами — например, без крылышек.
Стриж рассмеялся:
— Ну, польза-то есть и от моей примитивности.
— Какая польза?
— Представь себе, как встретят твой проект, если даже я, твой друг… Однако отбросим шутки. — Миша стал серьезен. — Корабль, говоришь, должен быть малым, быстрым, маневренным. Сколько же нужно лошадиных сил и как они уместятся на твоем малом корабле? — Последние слова Стриж произнес с расстановкой.
— Вот это деловой вопрос. Жду других.
— Пожалуйста. Что такое в наше время конструктор-машиностроитель? Это тот, кто воюет с массой вещества.
— Туманно и неопределенно…
— Постой. Он прежде всего, не говоря уже о прочности, должен обеспечить большую скорость. Потому он и борется с весом конструкции.
— Это присказка, Миша. Дальше!
— В прошлом веке конструктор не очень заботился о размерах, о габарите. А теперь это на первом плане. Тебе нужна большая скорость, малый габарит, надежная броня, солидное вооружение. Все эти требования в корне враждебны друг другу. Как ты их примиришь? Как совместишь?
— Перед противоречиями не отступают.
— Красиво сказано.
— Я еще не рассчитал до конца. Но чувствую, что их можно совместить. У конструкторов также бывает интуиция.
Спичечным коробком Снесарев задумчиво чертил на песке лахтинского пляжа первый эскиз малого корабля. Набежавшая волна смыла рисунок.
— Вот так практика смоет твой замысел… — усмехнулся Стриж. — Нет, нет, я шучу!
— У тебя бывают шутки поостроумнее… — Снесарев был немного обижен.
Но осенью 1941 года, после того как началась осада Ленинграда, Снесарев показал Стрижу первые расчеты, и тот поверил в замысел друга. Они стали работать вместе. Вскоре после того, как Снесарев отправил жену и дочь в эвакуацию. Стриж поселился у него. Квартира опустела. На диване лежал забытый при сборах в дорогу большой плюшевый медведь — давний подарок Стрижа. Тогда Людочка, взвизгнув, с разбегу прыгнула на Стрижа и, карабкаясь по его длинной фигуре, закричала: «Дядя Миша принес Мишу!»
Оттого, что квартира опустела (через площадку — тоже пустая), оттого, что на диване лежит забытый Мишка, друзьям взгрустнулось, в первый вечер они молча пили чай, а потом, ложась спать, вспоминали вполголоса о недавней жизни, о ее радостях и разных забавных случаях, о таком недавнем и далеком.
Так повспоминали они дня два-три подряд, а потом, по молчаливому согласию, отказались от воспоминаний.
И внешне и по характеру друзья — а друзьями они стали с первого дня учебы в Кораблестроительном институте — были совсем разные люди.
Снесарев с юности солиден на вид, коренаст, не очень разговорчив, собран, нередко резок, с жесткими, ежиком, волосами. Когда он думал, то крепко сжимал губы. Это движение перешло к дочке. Когда Люда соображала, куда ей посадить куклу — возле тарелки или возле вазы с цветами, она делала пресерьезную физиономию и сжимала губы. Смеялась жена, хохотал Миша. Людмилу в такие минуты называли: «конструктор Снесарев в следующем поколении».
Миша был мальчишист и в двадцать, и в тридцать лет, и в тридцать два года — последний год его жизни. Длинный, подвижный, с лохматыми волосами, которые, как говорил заводской парикмахер, «невозможно отлегулировать», хохочущий по любому поводу, иногда шумный до утомительности.
В этой же комнате, в столовой, где они теперь уныло пили чай, Мише пришлось выслушать неприятные и, как оказалось впоследствии, несправедливые слова. И Снесареву, и его жене Марине, которая также знала Мишу со студенческих времен, не понравилось его сближение с Надей — девушкой, работавшей в копировочной.
— Миша, давайте говорить в открытую, — предложила однажды Марина. — По-дружески. Вопрос, правда, деликатный. Но ведь мы друзья и, думаю, имеем право?
— Какой вопрос? — Миша будто бы не понял.
— Ой, Миша, не увиливайте! — Марина всплеснула полными руками. — Не думала, что вы такой трус! Ладно, молчу… Хотите кизилового варенья?
— Очень люблю кизиловое, особенно вашей варки.
Марина положила варенья в блюдечко, взглянула Мише прямо в глаза и решительно заявила:
— Все-таки буду говорить. Нравится вам или не нравится, а скажу.
— Что же вы такое скажете?
— А то, что мне не по душе ваш проект.
— Какой проект? Вы о какой конструкции?
— Опять увиливаете? Нет, не отстану от вас… Надо, надо сказать!
Последнее относилось к Снесареву, который развел руками, видимо подавая жене знак, что лучше прекратить этот разговор, если Миша отказывался поддерживать его.
— Проект вашей женитьбы мне не по душе, Миша! — отрезала Марина.
— А мне, признаться, он по душе…
— Вот то-то и плохо. Я говорю это вам как женщина. Мы это лучше вас видим. Ошибаетесь в выборе!
— Почему — ошибаюсь?
— Пустовата. Не такая жена вам нужна.
— Все придет к ней, все то, чего, по вашему мнению, в ней нет. Она молода, и все в наших возможностях. — Миша ерзал на стуле, старался шутить, но это не очень удавалось ему. — Она еще очень молода. Но отнюдь не пустовата… Твое мнение, Вася?
— Согласен с Мариной, полностью согласен.
— Ну еще бы! Муж и жена — одна сатана, как говорили в старину.
— Придет ли, Миша, к ней то, о чем вы сказали? Я знаю ее.
— Изучали?
— Да, говорила с ней. Танцы, прическа, последняя песенка… И больше, кажется, у нее ничего нет за душой.
— И при этом служба, — едко добавил Снесарев. — Недалека!
— Плохо работает? Спустя рукава? Только, чтобы отвязаться, да? Ты это хочешь сказать? — Миша начинал сердиться.
— Нет, «повинность» отбывает нормально, по обязанности.
— Вы оба несправедливы. Почему вы так ополчились на нее?
— Нет, нет! — горячо возражала Марина. — Неужели мы не хотим вам добра? Вы раньше слишком долго выбирали, а теперь торопитесь. Ведь, в сущности, вы женитесь вдогонку…
— Что? Что?
— Женитесь вдогонку вашим друзьям. Решили поправить вашу судьбу. Но надо умненько, а вы…
— Браво, Маришка! В самую точку… Михаил, она умнее нас в этом вопросе.
Миша перестал сердиться, он хихикал и как-то беспомощно повторял:
— Ну и пусть вдогонку. Пусть! А женюсь, обязательно женюсь на ней!
«Вдогонку»… Слово было меткое. Из всех товарищей по институту только Стриж, которому перевалило за тридцать, все еще не обзавелся семьей. И друзья шутили: «Один, как Стриж», «древний холостяк Стриж». Миша вначале посмеивался, но однажды такому шутнику сделал внушительное предупреждение — предложил пощупать свои мускулы. Стальные шары выросли под рукавами кителя. Кто бы мог подумать, что худощавый и вертлявый человек был неплохим боксером? В свободные часы он тренировал команду заводских ребят.
Теперь декабрь. На трамвайном кольце у заводских ворот среди сугробов снега вмерз в рельсы остов обгоревшего вагона. В этом вагоне был убит осколком снаряда Миша Стриж. В тот день, два месяца назад, он собирался съездить домой за зимними вещами — трамвай еще ходил в осажденном городе. Они расстались на заводском дворе в шесть вечера, а через пять минут Миши не стало.
С тех пор Снесарев работал над проектом один. В ноябре погас свет, остановилась копировка. Ранним снегом замело дворы, и перестали чистить заводскую узкоколейку. Закрылись большие цехи. Работа шла в двух-трех мастерских, самая неотложная, для воинских частей, расположившихся неподалеку.
