ГЛАВА 21
Кутепов дает показания
Давно известно: когда человек сидит в тюрьме под следствием, для него неизвестность хуже любой определенности, даже самой страшной. Ожидание суда мучительнее самого суда, а приговор, даже самый строгий, снимает с души невыносимую тяжесть неопределенности.
Угадать состояние Кутепова после первых коротких допросов было нетрудно. Он лихорадочно старался определить, что именно и в каких пределах известно следствию, в чем его могут уличить неопровержимо и что пока находится в области предположений.
Как адвокат он понимал и видел, что в той части, которая относится к Светлане Суховой, его алиби, подготовленное им не лучшим образом, ничего не стоит и, как он и опасался, было легко опровергнуто. Сейчас коренным был вопрос: жива ли Светлана? Если она даст показания, все остальные доказательства его вины обретут силу неопровержимых.
Но, несмотря ни на что, он страстно желал, чтобы она осталась жива. Он наизусть помнил статьи Уголовного кодекса и знал, что за покушение на убийство с целью сокрытия другого преступления его осудят не мягче, чем за совершенное убийство. Однако тут вступало в действие другое грозное обстоятельство.
Марков упомянул Карла Шлегеля, оберштурмфюрера СС. Это значит, что контрразведчикам известно его, Кутепова, военное прошлое, ради сокрытия которого он был готов на что угодно, и, как вырисовывается теперь, совершенно зря. История с этим проклятым негативом, из-за которого он проник в квартиру Дмитриевых, только навредила ему. Зачем же еще смерть? Светлана должна жить, пусть живет!
Слова полковника Маркова, что Кутепов усугубляет свою вину, не говоря чистосердечно всю правду, пытаясь запутать и затянуть следствие, постепенно становились для Кутепова той истиной, не признать которую может лишь безумец или тупой дебил.
Двое суток он не спал и ничего не ел, только пил воду. На третьи сутки попросил тюремное начальство сообщить полковнику Маркову, что Кутепов намерен дать показания…
У Маркова в кабинете были Павел и Семенов.
На двух круглых столиках у стены Кутепов, войдя, заметил разложенные ключи и замки, которые проходят по делу как вещественные доказательства, и то, что было взято у него при аресте.
Увидев Павла, Кутепов приостановился и несколько секунд смотрел на него в глубокой задумчивости.
— Вы решили говорить? — спросил Марков, когда Кутепов после повторного приглашения сел на указанный ему стул.
— Да. Я расскажу все с полной откровенностью. Я готов помочь следствию всем, что в моих силах.
— От вас требуется только правда.
— Разрешите мне задать один вопрос? — совсем несвойственным ему тоном, умоляюще сказал Кутепов.
— Пожалуйста.
— Сухова жива?
— Да.
Кутепов как бы весь обмяк.
— С чего же мы начнем? — сказал Марков. — Давайте-ка с самого начала. На кого вы работали и как все это произошло?
— В пятьдесят третьем году, осенью, я имел несчастье согласиться на сотрудничество с одним человеком, дал обещание оказывать ему кое-какие услуги. Он работал тогда в каком-то посольстве в Москве. До прошлого года меня не тревожили, а в январе я получил привет от того человека, и мне поручили все это дело, которое теперь столь печально кончилось. — Справившись с первым волнением, Кутепов обрел дар свободно льющейся, складной речи.
Марков, вероятно, счел это угрожающим симптомом и остановил поток:
— Прошу вас быть конкретным. Что это за человек? Имя?
— Он представился как Арнольд.
— Каким образом вы познакомились? Почему он вам представился?
— Он знал меня.
— Откуда?
— У нас были общие знакомые.
— С войны?
— Понимаете, какая вещь…
— Мы облегчим вашу задачу. — Марков вынул из папки служебный формуляр бывшего гауптмана.
Кутепов вскользь бросил взгляд на желтый лист и заговорил быстро, как будто только и ждал, чтобы ему сделали напоминание.
— Да-да, идет оттуда. Обстоятельства, к сожалению, сложились столь неблагоприятно…
— Об этом вы расскажете в другое время, — опять остановил его Марков. — Чьим преемником был Арнольд?
— Я служил под командованием оберштурмфюрера СС Карла Шлегеля, вы о нем упоминали в прошлый раз. А у него был друг Хайнц Вессель из разведки. Он приезжал из Берлина.
— Вессель вас завербовал?
— Если это так называется…
— Хорошо. Кто передал вам привет от Арнольда? И как?
— Он не назвал себя. Только пароль. Мы говорили какой-нибудь час. Он прекрасно знает русский.
— О чем шла речь?
— Он сказал, что мне надо завязать дружеские отношения с двумя подругами — Светланой Суховой и Галиной Нестеровой. Дал их адреса.
— Для чего познакомиться?
— О конечной цели не упоминалось. Он сказал, я буду время от времени получать инструкции. Так оно и было.
— Каким же образом мыслилось завязать дружбу?
— Это зависело от моей предприимчивости. Вы понимаете, при колоссальной разнице в возрасте мне не приходилось рассчитывать на что-то такое… В общем, надо было проявлять изобретательность.
— Во имя бескорыстной дружбы?
— Я должен был расположить их к себе, сделаться, так сказать, духовным наставником. Чтобы они чувствовали необходимость во мне.
— В каком направлении вы должны были их наставлять?
— Не хочу себя выгораживать, я говорю вам все абсолютно откровенно, но этот человек был очень циничен. Он сказал, надо искать в людях червоточинку, а если ее нет — постараться, чтобы она завелась.
— Как же вы приступили к выполнению задания?
— Сначала наблюдал за ними. У меня образовалось много свободного времени, когда вышел на пенсию.
— Что значит — наблюдали?
— Часто заходил в универмаг, где работала Сухова. Иногда сопровождал их по улицам.
— Они могли насторожиться.
— Какие подозрения может вызвать безобидный старик? И потом — они беспечны.
— В чем состоял ваш план?
— Познакомиться, а потом использовать маленькие человеческие слабости. Ведь все любят получше одеться, особенно молодые женщины.
— Вы делали подарки?
— Да.
— От имени итальянского инженера?
Здесь Кутепов впервые ответил с задержкой: ему потребовалось время, чтобы по достоинству оценить степень осведомленности людей, ведущих следствие. Наконец он сказал:
— Этот итальянец появился случайно. Он прислал посылку Светлане, и тогда у меня возникла идея использовать, так сказать, сам факт его существования. Я подал идею, ее одобрили и даже развили. Я, видите ли, вошел во вкус, мне нравилось, я словно ставил психологический опыт. Но он мог провалиться в самом начале.
— Почему?
— Я попал в объектив фотоаппарата другу Суховой, молодому человеку по фамилии Дмитриев.
— Подруги видели вас на карточке?
— Да, но не обратили внимания на сходство. Карточка небольшая, я был там немного не в фокусе. Я говорю — они очень беспечны. По-моему, Светлана даже не заметила пропажу этой карточки и письма от итальянца.
— Вы их украли?
— Если угодно так квалифицировать.
— Вы так боялись этих фотокарточек, что не побоялись проникнуть в квартиру Дмитриевых. Чтобы идти на такой риск, нужны серьезные причины. Они только в прошлом?
— Не совсем. И в настоящем тоже. Нельзя оставлять собственный портрет на руках у людей, против которых злоумышляешь.
— Вы что же, с первого шага знали, что кончится уголовным преступлением?
— Нет, нет, упаси бог! — воскликнул Кутепов. — Я вообще не предполагал, к чему все это приведет. Но в июне ко мне опять приехал из Москвы этот человек, я изложил ему в подробностях все, что узнал сам, — ну, взаимоотношения между молодыми людьми, немножко об их характерах. Сказал и об итальянце и что можно скомбинировать с его помощью, отдал ему письмо итальянца. Тогда-то он мне и посоветовал обязательно заручиться каким-нибудь предметом, принадлежавшим Дмитриеву.
— Вам так и сказали — предмет должен годиться для совершения убийства?
Кутепов замахал руками.
— Нет, нет! Просто с появлением итальянца возникали определенные коллизии. Знаете — треугольник… Дмитриев — юноша горячий… Если что произойдет — могут заподозрить и его…
— Это ваши собственные соображения?
— Я только описывал ситуацию. Решения принимал этот человек.
— Он так и не сказал своего имени?
— Нет. Мы больше не виделись.
— Дальше вы действовали самостоятельно?
— Я регулярно получал инструкции.
— Кто их передавал?
— Делалось довольно просто. Мне звонили по телефону. Голос был всегда один и тот же, но кто говорил, я не знаю. Только не тот. Называлось несколько цифр, и я знал, что они означают. Я ехал на железнодорожный вокзал, находил нужный бокс в автоматических камерах хранения, набирал нужный номер и брал оставленную для меня сумку или чемодан. Чаще — сумку. Обычно было и письмо.
