Опомнившийся Кальмар, размазывая кровь по лицу, принялся отталкивать приятелей от поверженного Молчуна. Но те вошли в раж, и отогнать их было так же трудно, как волков, терзающих беспомощную жертву и уже ощутивших вкус крови.
— Драка расширяется, уже четверо дерутся! — передал «глаз».
— Продолжайте наблюдение! — невозмутимо ответил дежурный.
Честно говоря, «глазу» хотелось выскочить и разнять дерущихся. Но он был хороший служака, хотя и молодой, а может быть, хороший именно в силу молодости, поэтому не поддался нерациональным чувствам и продолжил выполнять приказ.
Крики и шум слышал спрятавшийся во дворе, за машиной, Тощий. Он одобрил действия подельников, хотя и не понял, как они вдвоем сумели создать впечатление массовой потасовки. Но особо над этим не задумывался: некогда — «беретта» уже была нацелена на середину двери, оставалось дождаться, когда она распахнется и на порог выскочит не подозревающий о засаде полицейский…
Тем временем «Виктор» обошел дом сзади и из-за угла принялся рассматривать освещенный наддверным фонарем двор. Он увидел только часть Тощего — правое плечо и руку с пистолетом, которую тот положил на крыло «Тойоты». Там, где «Виктор» прослужил всю жизнь, стрелять в плечо, в принципе, не рекомендовалось, потому что так можно и не вывести противника из строя. Но не тогда, когда стреляют из магнума 357!
Он взял револьвер двумя руками, для упора прижал кисть к стене, тщательно прицелился и нажал спуск. Раздался грохот, «манурин» рванулся вверх, как вставшая на дыбы лошадь, но пуля уже вылетела и попала точно в цель. Чудовищной силы удар развернул Тощего, впечатал в борт «Тойоты» и выбросил на площадку перед домом. «Беретта» вылетела из простреленной руки, со скрежетом проскользила по бетону в сторону крыльца, на которое, точно следуя инструкции, выскочила «Сьюзен» с ружьем у плеча. Тощий не собирался оказывать сопротивления — у него не было ни сил, ни оружия, да и воля полностью подавлена. Он хотел одного — убежать как можно дальше и спасти свою жизнь, но «Сьюзен» об этом не знала.
Да если бы и знала, неизвестно — изменила бы она свое решение, которое основывалось на простом правиле — противник обезврежен тогда, когда он мертв. Поэтому, увидев на бетоне пистолет и с трудом поднимающегося на ноги Тощего, она выстрелила и нашпиговала его картечью так, что никаких дальнейших действий он предпринимать уже не мог и растянулся на площадке как борцовский манекен, из которого вылетела половина опилок.
— Молодец, Оли! — крикнул «Виктор» и пробежал к воротам, за которыми сухо треснули выстрелы — один, второй… Это оглушенный Молчун пришел в себя, достал из-за пояса «беретту» и выстрелил в одного из нападавших. На свою беду им оказался Пако. Пуля вошла ему слева в живот и вышла в районе правой лопатки. Он беззвучно рухнул на землю.
— Что ты делаешь! — закричал Кальмар. — Это же Пако!
— Так вы заодно! — Молчун выстрелил в Кальмара. Тот отшатнулся и, уронив ружье, бросился наутек, зажимая рану в боку. Но убежал недалеко: силы оставили его, и он упал на дорогу.
— Началась перестрелка, есть убитые! — кричал «глаз» в телефон.
— Группа быстрых действий уже выехала, — отозвался дежурный. — Что делает Уоллес?
— Не пойму… Здесь темно и такая кутерьма, — отозвался «глаз», который, как и все новички, чувствовал свою вину за происшедшее. Будто он чего-то недосмотрел, что-то упустил и чего-то не сделал…
Но тут же все прояснилось. Объект наблюдения — сержант Уоллес, распахнув калитку, выскочил на улицу и лицом к лицу столкнулся с Питером, в руках у которого был обрез. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы, не дожидаясь развития событий, нажать спуск «манурина». Грохнул выстрел, Питера отбросило на несколько метров, как в голливудских фильмах, — он опрокинулся навзничь, обрез отлетел в сторону, а его хозяин остался лежать, не подавая признаков жизни.
Молчун стоял на коленях, собираясь с силами, чтобы подняться. Он уже получил достаточную порцию побоев, адреналина и острых ощущений, чтобы сдаться любому, кто захочет его захватить. Но это мудрое решение он не сумел претворить в жизнь, ибо, на свою беду, узнал копа, который арестовал его в Хигароа! Застарелая обида и разумная сдержанность редко пасутся на одном поле — настолько редко, что проще сказать «никогда». А гнев — плохой советчик для здравых намерений, и вместо того, чтобы бросить оружие и поднять руки, он вскинул «беретту», собираясь выстрелить в Уоллеса, который уже стоял с револьвером наготове и, конечно, не собирался давать ему такую возможность. «Манурин» в третий раз изрыгнул гром и пламя, навсегда пригвоздив незадачливого бродягу к земле.
«Виктор» всегда соображал и действовал быстро. Освобождая проезд, он оттащил в сторону лежащие тела, раскрыл ворота и забежал во двор.
— В машину, Оли! — крикнул он. — Быстро!
Оказалось, что картечь попала в радиатор «Тойоты», и под ней образовалась большая лужа антифриза. По счастью, «Вранглер» остался невредимым. «Виктор» прыгнул за руль, рядом села «Сьюзен», хлопнули дверцы, красный джип вылетел на улицу и помчался в сторону шоссе, до которого было рукой подать.
«Глаз» позвонил дежурному в очередной раз и срывающимся голосом закричал:
— Объекты наблюдения уходят! Красный «Вранглер»! Они уходят, говорю вам! Тут куча убитых, а они уходят!
Он был на грани нервного срыва. И действительно — даже опытный сотрудник с трудом бы перенес такое обилие происшествий, которые наблюдал молодой контрразведчик в свое первое серьезное дежурство. На этот раз и оператор центрального офиса не отличался спокойствием и монотонностью голоса.
— Преследуйте их! Задержать любой ценой! Вот-вот подоспеет группа!
— Но как я их задержу? — спросил молодой человек, но его уже никто не слушал.
«Глаз» был растерян, потому что у него не было ни оружия, ни автомобиля, ни опыта преследования, а тем более задержания столь опасных объектов. Но он добросовестно пытался выполнить приказ и потребовал машину у Джефферсона. Покладистый обычно, Эдгар свой автомобиль давать не захотел и предложил воспользоваться оставшейся во дворе Уоллесов «Тойотой». Этим «глаз» и занялся.
«Камри», естественно, не имела ключей, да и вообще не заводилась, хоть он и пытался включить зажигание напрямую, соединив провода в обход замка. Только панель приборов запестрила красными аварийными лампочками. Ясно было, что на этом авто никого не догонишь, а следовательно, и не задержишь. Но это было занятие, направленное на выполнение приказа, поэтому «глаз» со спокойной совестью выполнял заведомо безрезультатную работу, пытаясь реанимировать автомобиль. Но имитировать бурную деятельность ему пришлось недолго: очень быстро подлетели сразу несколько машин контрразведки, набитые вооруженными сотрудниками.
— Где они?! — выкрикнул старший, открыв дверцу и не обращая внимания на трупы.
— Поехали туда, — показал рукой «глаз». — По шоссе, направо.
Хлопнула дверца, и преследователи помчались вдогонку.
* * *
Ночная гонка всегда опасна. Даже по хорошей дороге без оживленного движения. Да хоть по вообще пустынной трассе! Опасность возрастает, если тебя преследуют и неизвестно, чем все закончится, если догонят.
Бледно-желтая луна напоминала сыр уэнслидейл, который Оливия пыталась произвести на своей ферме, но так и не успела добиться нужного качества. С низкого неба ярко светили мириады звезд, у Энтони во время ночной работы на океанском берегу часто появлялось ощущение бесконечности, и он чувствовал себя на краю света, вне времени и пространства… Но сейчас они не могли отвлекаться, сидя в мчащемся сквозь черную ночь красном «Вранглере», как в неуправляемом пушечном ядре, несущемся по белому жерлу ствола, проложенному криптоновыми фарами и нацеленному неизвестно куда…
У тех, кого на Острове знали под фамилией Уоллес, имелось преимущество: пятнадцать-двадцать минут форы. Спидометр показывал 185–190 километров в час, но на «Тойоте» они бы уходили быстрее — джипы, при всех своих преимуществах, мало приспособлены к гонкам. Поэтому Энтони то и дело бросал взгляд в зеркальце заднего вида — не появились ли огни фар преследователей? Недавно он ехал по этой же дороге с Гафуром, но сейчас время шло быстрее. Может быть, потому, что минуты опасности текут не так, как минуты спокойствия: иногда они растягиваются, а иногда спрессовываются.
