– Какая удачная форма, – сказал Джулиан. – Такая утонченная.
Флорри насторожился при этих словах. Ну да ладно, не важно, с Джулианом для него все ясно.
– Отлично, – продолжал тот. – Наступает время настоящего веселья.
Но веселье все что-то не начиналось. Они следовали за этими двумя типами на расстоянии, которое им казалось достаточно безопасным, шагов около двухсот, пока те не дошли до дома на калле[89] Сан-Мигель, рядом с собором. Над домом реяло гордое знамя Falange Espagnole,[90] агрессивной, правого толка организации, которая, подобно барселонской ПОУМ, посылала свои отряды милиции на фронт.
Флорри с Джулианом присели на скамью под деревом чуть дальше по улице и принялись ждать. К четырем часам Джулиан заскучал и отправился проветриться. Некоторое время он маячил, разглядывая витрины, пока Флорри терпеливо сидел и наблюдал, уязвленный и смешной самому себе, ожидая его возвращения. Тот отсутствовал около получаса.
– Смотри, – сказал он, вернувшись, – смотри, какой я купил галстук. До чего стильный, правда?
Он развернул небольшой пакет и достал галстук.
– Всегда любил такой рисунок.
Галстук был темно-зеленого цвета с синими диагональными полосками.
– На самом деле это галстук Четырнадцатого пехотного из Ланкашира, и если Родди Тайн увидит меня в галстуке своего полка, то шум он поднимет немалый.
– Симпатичный, – согласился Флорри. – Никогда не обращал внимания на галстуки.
– Симпатичный? Чудак, да он просто шикарный. Тебе не кажется, что он чертовски подходит к этому костюму?
При этих словах Джулиан приложил галстук к своим полосочкам.
– Джулиан, я изо всех сил слежу за нашими парнями.
– Нет, ты скажи, подходит или нет?
– Кажется, подходит.
– Рад, что ты так считаешь.
Он быстро развязал галстук, который был на нем до этого – солидная, выдержанная в цветах бургундского вещь, – и, просунув под воротник своего нового ланкаширца, ловко завязал его маленьким виндзорским узлом.
– Вот так-то. Сразу чувствуешь себя много лучше. Эт-то розовое, – и он кончиками пальцев осторожно, будто тухлую рыбу, приподнял вещь бургундских тонов, – мне весь день не давало покоя. Даже не представляю, как я мог его купить. Узел на месте, по центру, старина? Страшная вещь – надевать галстук без зеркала.
– Джулиан, смотри!
Гарри Экли и его приятель вышли из дверей вместе с группой фалангистов и теперь стояли, болтая и смеясь, в двух сотнях шагов от них.
– Самое время, – заметил Джулиан.
И все равно веселье еще не наступило: Гарри с Дайлсом в сопровождении всей компании отправились обедать в большой шумный ресторан на той же улице. Обед продолжался долгие часы и сопровождался обильной выпивкой. После чего пообедавшие решили, что настало время песен, и Флорри с Джулианом пришлось выслушать испанский национальный гимн, за которым последовал «Хорст Вессель», затем ария итальянских фашистов, и так продолжалось допоздна. Когда пение подошло к концу, время уже близилось к полуночи. Стал накрапывать дождик. Два англичанина, стоя в дверях, обменялись сердечными прощаниями с фалангистами и пошли по улице. Флорри и Джулиан из тени деревьев наблюдали, как они не спеша брели в их сторону, оживленно разговаривая. Каблуки ботинок отчетливо стучали по асфальту.
Экли и Дайлс прошли почти рядом с ними, и Флорри в первый раз сумел как следует разглядеть обоих. Гарри Экли, коренастый, мужиковатый субъект, обладал осанкой бывшего боксера, той грубоватой ловкостью, которая заставляла его как мячик катиться вперед. Он от души хохотал над тем, что рассказывал более худощавый, аскетичный Дайлс, в его смехе слышалась легкая хрипотца.
– Я понял, куда они идут. В собор. Решили на досуге помолиться.
«Конечно. Человек по имени Гарри Экли вполне может оказаться католиком».
– Двинули, – сказал Джулиан. – Пока я гулял, я нашел более короткий путь.
Они быстро свернули с булыжной мостовой в аллею. Дождь теперь припустил по-настоящему. Не замедляя шага, они накинули плащи, вышли на другую улицу и вдруг увидели это.
Готический храм в сумраке ночи казался огромной, почти доисторической скалой, устрашающей каменной глыбой со шпилем, устремленным прямо к Богу.
– Стоп. Тут мы их и встретим.
Джулиан скользнул в ворота, и Флорри заметил, как исчезла в кармане и тут же вынырнула его рука, сжимавшая маленький револьвер.
«А я – тебя», – подумал он.
– Наконец-то пущу в дело свою игрушку. – И Джулиан передернул затвор.
Флорри сам не заметил, как «уэбли» оказался у него в руке. Большой палец скользнул к курку, откинул его вниз, барабан провернулся, и ударник еле слышно щелкнул.
– Вон они идут, наши итонские красавцы, – прошептал Джулиан.
Так и было. Двое мужчин, чуть ссутулясь от ночного холода и дождя, шли через площадь, торопясь к поздней мессе.
Флорри выступил из-за спины Джулиана, уже держа их на мушке.
– Прошу прощения, – произнес он с идиотской вежливостью и шагнул из ворот на свет.
Оба увидели его и на секунду приостановились. Улица позади них была пустынна. Из собора доносилось тихое пение.
– Гарри Экли, – позвал Флорри.
– Кто это? – Экли двинулся с места, подходя ближе. И внезапно в его голосе зазвучали радостные нотки человека, узнавшего знакомого в неожиданном прохожем: – Это ты, приятель? Джимми, откуда ты, черт, взялся?
– Нет, это не он, старина, – сказал Джулиан.
Гарри все понял за долю секунды, гораздо раньше бедняги Дайлса. Он сделал резкий жест, будто ныряя рукой в карман за оружием, но это было чистой воды притворством. Флорри в пятнадцати футах от него прицелился, а Гарри в эту минуту неожиданно схватил своего спутника за руку, воспользовавшись полнейшим его удивлением, и одним сильным движением толкнул его прямо на них.
Револьвер Джулиана выстрелил почти мгновенно, и этот звук разорвал пустоту ночи. Дайлс жалко скрючился, и Флорри пришлось поднырнуть под падающее тело, чтобы не упустить из вида свою жертву. Но напрасно. Гарри, быстрый, как дьявол, повернулся и бросился по мостовой назад, в тень деревьев, и побежал, петляя, со скоростью хорошего футболиста. Флорри кинулся вдогонку, проклиная этого типа за хитрость, почти догнал, но тот быстро и ловко перемахнул через каменную стену кладбища. Тогда Флорри метнулся к воротам – плащ развевался сзади, как накидка средневекового разбойника, – и скользнул в них, низко пригнувшись.
«Черт бы тебя побрал, Гарри Экли. Если ты уйдешь сейчас, то все пропало. Проклятье!»
Флорри понимал, что сию минуту ему придется совершить убийство. Надо выстрелить в живого человека, этого требует его работа. Но лишить жизни кого бы то ни было – хоть Джулиана Рейнса, хоть такого подонка, как Гарри Экли, – было выше его сил.
«Опять этот буржуазный декаданс, это слабоволие торгаша, который будет колебаться и трусить даже тогда, когда промедление может оказаться роковым. Флорри, остолоп, ты не выучил того главного урока, который преподал двадцатый век: ты не научился убивать».
Флорри пристально всматривался в лабиринт кладбища. Ни одного живого существа невозможно было различить среди этих барочных мраморных изваяний. В странном сиянии, плывущем из высоких витражей собора, видны были лишь густой кустарник да причудливые тени. Метались огоньки свечей.
Будь ты проклят, Гарри!
Флорри начал ползком, осторожно продвигаться по траве рядом с узенькой тропинкой, чувствуя абсурдность происходящего, но, как ни странно, не испытывая большого страха. После череды всех этих сомнений, изумлений и ожиданий дело жизни и смерти казалось даже роскошью.
– Иди сюда, парень, и я тебя пришью.
Шепот раздался совсем рядом. Флорри застыл на месте, прижавшись к мраморному крылу ангела. Этот тип где-то рядом, и он совершенно спокоен.
– Давай, давай, парень. Ну, еще один шаг.
Голос был едва различим, но казалось, что доносится откуда-то слева. Флорри вглядывался в темноту, пытаясь понять, что там есть. Больше всего ему хотелось вскочить и выстрелить прямо в направлении голоса. И покончить со всем этим делом.
Но он сдержал себя. Терпение в таких делах – это все. Гарри – человек действия, боксер, футболист; двигаться для него равносильно жизни. И Флорри знал, что сейчас тот не выдержит.
«Вставай же, Гарри, детка, вставай».
Флорри лежал неподвижно, выжидая.
– Роберт? Ты здесь, Роберт?
Конечно, это был Джулиан, который в эту минуту как последний идиот встал в раме кладбищенских ворот, будто позируя скульптору.
– Роберт, слушай, да где же ты?
В свете, льющемся из высоких окон, он представлял собой прекрасную мишень, и Флорри понимал, что через секунду или две Гарри Экли выстрелит.
«Эт-тот Джулиан с его нездоровым убеждением, что ни один из законов мира не властен над обаятельным, умненьким Джулианом. Отсюда и его храбрость, которая является всего лишь обратной стороной его тупости».
