– Есть что-то от Хермии? – поинтересовался Харальд.
Арне был обручен с английской девушкой, которую больше года не видел, с тех пор как немцы оккупировали Данию.
Арне покачал головой.
– Я пытался ей написать. Раздобыл адрес британского консульства в Гетеборге. – Датчанам разрешалось посылать письма в нейтральную Швецию. – На конверте надписал ее имя, будто она живет в этом доме, а что там консульство – не указал. Думал, им меня не поймать, но не тут-то было. Цензоры не дураки. Командир вернул мне мое письмо и сказал, что если я еще раз выкину что-то подобное, меня отдадут под трибунал.
Харальду Хермия нравилась. Некоторые из подружек Арне были, как бы это сказать, туповатые блондинки, но у Хермии имелись и мозги, и характер. В первую их встречу Харальд робел перед ее яркой красотой и прямой манерой общения, но она завоевала его сердце тем, что обращалась с ним как с мужчиной, а не с чьим-то там младшим братиком. И потом, она потрясающе выглядела в купальнике.
– Ты все еще хочешь жениться на ней?
– Господи, еще бы! Если она жива. Могла ведь погибнуть, когда Лондон бомбили.
– Тяжело, наверное, не знать…
Арне кивнул и поинтересовался:
– А как у тебя? Есть успехи?
Харальд пожал плечами.
– Девушки моего возраста не интересуются школьниками. – Он постарался сказать это безразличным тоном, но на самом деле переживал. Его пару раз довольно безжалостно отвергли.
– Надо думать, они предпочитают ухаживания тех, у кого есть что на них потратить.
– Вот именно. А девушки помоложе… На Пасху я познакомился с одной, Биргит Клауссен.
– Из тех Клауссенов, которые судостроители в Морлунде?
– Да. Она миленькая, но ей только шестнадцать и говорить с ней не о чем.
– Оно и к лучшему. Клауссены – католики, наш старик был бы против.
– Я знаю, – нахмурился Харальд. – Вообще-то это, знаешь ли, странно. На Пасху проповедь была как раз о веротерпимости.
– Он примерно так же веротерпим, как граф Дракула. – Арне отбросил окурок. – Что ж, пойдем побеседуем со старым тираном.
– Послушай, я хотел спросить…
– Да?
– Как там вообще в армии?
– Погано. Мы не смогли защитить нашу страну, и летать нам не разрешают.
– Сколько это продлится?
– Кто его знает. Может, вечность. У нацистов все под пятой. Сопротивляются только британцы, да и те… на ниточке висят.
Харальд понизил голос, хотя слышать их было некому.
– Неужели в Копенгагене никто не думает о том, что пора организовать сопротивление?
Арне пожал плечами.
– Если даже и думает и мне об этом известно, я же не могу поделиться с тобой, правда?
Прежде чем Харальд успел ответить, Арне широкими скачками побежал под дождем на свет из кухонной двери.
* * *
Хермия Маунт с неудовольствием взирала на свой обед – две подгоревшие сосиски, ложка водянистого пюре да кучка переваренной капусты – и с тоской вспоминала ресторанчик на набережной Копенгагена, где подавали три вида сельди, салат, пикули, горячий хлеб и отличное пиво.
Она выросла в Дании. Отец ее, британский дипломат, большую часть своей карьеры прослужил в скандинавских странах. Хермия тоже работала в британском посольстве в Копенгагене – сначала секретаршей, а потом помощницей военно-морского атташе.
Но 9 апреля 1940 года в Данию вторгся Гитлер. Четыре беспокойных дня спустя Хермия вместе с группой британских официальных лиц покинула страну дипломатическим спецпоездом, который провез их через всю Германию к голландской границе, откуда через нейтральные Нидерланды они проследовали в Лондон.
Теперь тридцатилетняя Хермия служила аналитиком разведслужбы МИ-6, отвечая за Данию. Вместе с большинством сотрудников ее перевели из лондонской штаб-квартиры, располагавшейся неподалеку от Букингемского дворца по адресу: Бродвей, 54, – в Бличли-парк, просторный загородный особняк на краю деревни, расположенной в восьмидесяти километрах к северу от столицы.
Столовой там служил построенный на территории щитовой домик.
«Конечно, это здорово, – думала Хермия, – что бомбежки нам не грозят, но как бы хотелось, чтобы из Лондона каким-нибудь чудом переместился еще и ресторанчик, французский либо итальянский, где подают что-то удобоваримое».
Подцепив вилкой комок пюре, она отправила его в рот и постаралась проглотить. Чтобы не думать о том, что ест, развернула и устроила рядом с тарелкой сегодняшнюю «Дейли экспресс».
Британия только что потеряла остров Крит в Средиземном море. «Экспресс» пыталась сделать хорошую мину при плохой игре, утверждая, что битва обошлась нацистам в восемнадцать тысяч человек, но печальная правда, как ни верти, состояла в том, что это еще одна победа в длинном списке военных успехов Гитлера.
Оторвавшись от чтения, Хермия заметила невысокого мужчину примерно ее лет. Он шел к ней с чашкой чаю в руке. Шел бодро, но заметно прихрамывал.
– Можно? – дружелюбно поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, уселся напротив. – Меня зовут Дигби Хоар. Кто вы, я знаю.
– Будьте как дома, – с язвинкой произнесла она.
Ирония цели не достигла. Он только пробормотал «спасибо».
Пару раз она уже его видела. Несмотря на хромоту, он производил впечатление человека энергичного. Не то что бы киногерой, с такими-то непослушными темными вихрами, но глаза славные, голубые, а черты лица привлекательно грубоватые, рубленые, в духе Хэмфри Богарта.
– Вы из какого отдела? – спросила она.
– Вообще-то я работаю в Лондоне.
«Вообще-то я не об этом спрашивала».
Хермия отпихнула тарелку.
– Что, не нравится еда? – усмехнулся он.
– А вам нравится?
– Я вот что скажу. Я, знаете, допрашивал летчиков, которых сбили над Францией, и им пришлось самостоятельно добираться домой. Так вот, когда мы думаем, что у нас плохо с едой, то даже не представляем, что такое плохо в реальности. Лягушатники голодают по-настоящему. Наслушавшись откровений этих летчиков, я решил, что капризничать больше не стану.
– Нехватка не оправдывает дрянную готовку, – отрезала Хермия.
Дигби усмехнулся.
– Меня предупреждали: вам палец в рот не клади.
– Да? И что вам еще нарассказывали?
– Что по-датски вы говорите как по-английски, именно потому и возглавили датский отдел.
– Нет. Причина – война. Раньше ни одна женщина в разведке не поднималась выше секретарши. Женщинам, понимаете ли, природой отказано в уме: кухня и детская был наш удел, – но с началом войны женский мозг разительно изменился, и нам сделались вдруг доступны те задачи, которые прежде под силу были только интеллекту мужчин.
На саркастическую тираду Дигби отозвался с добродушным юмором.
– Я тоже заметил! Что ж, мир полон чудес.
– Зачем вам понадобилось расспрашивать обо мне?
– Причин две. Первая: вы самая красивая женщина, какую я в жизни видел. – На этот раз он не усмехался.
Ему удалось ее удивить. Не так часто случалось, чтобы мужчины называли ее красивой. Пожалуй, привлекательной… иногда – удивительной… чаще – эффектной. У нее было овальное лицо и правильные черты, но жесткие темные волосы, тяжелые веки и длинноватый нос не позволяли назвать ее хорошенькой. Что ответить поостроумней, она не нашлась.
– А вторая причина?
Он глянул в сторону. За их столом сидели еще две женщины постарше, и хотя они живо болтали между собой, не исключено, что вполуха прислушивались к разговору Дигби и Хермии.
– Об этом я скажу вам через минуту, – кивнул он. – Может, согласитесь со мной покутить?
– Что?! – Он снова застал ее врасплох.
– Я могу вас куда-нибудь пригласить?
– Безусловно, не можете.
Казалось, он сбит с толку. Но потом его ухмылка вернулась.
– Правильно. Не надо подслащивать пилюлю, рубите сплеча.
Она поневоле улыбнулась.
– Мы могли бы пойти в кино, – настаивал Дигби. – Или в паб «Баранья лопатка» в Олд-Бличли. Или сначала в кино, а потом в паб.
Она покачала головой:
– Нет, спасибо.
Он тяжело вздохнул и, казалось, упал духом.
«Что, если он думает, будто я отвергаю его из-за увечья?» – всполошилась Хермия и поспешила расставить все по своим местам, показав ему кольцо на левой руке:
– Я обручена.
– А я и не заметил.
– Мужчины никогда не замечают.
– И кто этот счастливчик?
– Летчик, датчанин.
– Он, надо полагать, там.
– Насколько я знаю, да. Уже год никаких сведений нет.
Две дамы вышли из-за стола, и тон Дигби сразу переменился. Выражение лица стало серьезным, голос – тихим и настойчивым.
– Взгляните на это, пожалуйста. – Он вынул из кармана и протянул ей листок папиросной бумаги.
Она сразу поняла, что это за листок. Не раз видела такие здесь, в Бличли-парке. Это была дешифровка вражеского радиосигнала.
– Вряд ли есть нужда говорить вам, до какой степени это секретно, – предупредил Дигби.
– Нужды нет.
– Полагаю, кроме датского вы знаете еще и немецкий.
