— Займись этой! — крикнул он шоферу, резко повернувшись и махнув пистолетом в сторону двери в конце коридора.
Человек в униформе кинулся вверх по лестнице. Раздался выстрел. Из мощного оружия без глушителя. Европеец посмотрел наверх: шофер держался за плечо, пиджак намок от крови. Вытянув руку с пистолетом, он несколько раз выстрелил в сторону лестничной клетки.
Дверь в конце коридора распахнулась. Держа в руке папку с досье, в проеме замер ошеломленный майор. Европеец выстрелил дважды. Гордон Уэбб изогнулся назад, посреди шеи у него зияла дыра, бумаги из папки опадали на пол. Человек в плаще взбежал наверх к шоферу. На перилах повисла седовласая женщина, кровь сочилась у нее из головы и шеи.
— Ты как, в порядке? Идти можешь? — спросил европеец.
Шофер кивнул.
— Эта сука разнесла мне полплеча, но я управлюсь.
— Должен управиться, — приказал старший, сдирая с себя плащ. — Надевай. Тащи сюда Монаха! Быстро!
— Господи!..
— Карлос хочет, чтобы Монах был здесь!
Раненый неловко натянул плащ и спустился по лестнице мимо тел Яхтсмена и человека из Белого дома. Осторожно, корчась от боли, он отворил дверь и вышел на крыльцо.
Европеец, придерживая дверь, наблюдал за шофером, чтобы убедиться, что он в состоянии выполнить задание. Он был в состоянии. Бык, все потребности которого утолял Карлос. Шофер перенесет тело Дэвида Эббота обратно в особняк, по пути, конечно, придерживая его так, словно помогает пожилому пьянице, на случай, если по улице кто-нибудь пройдет. А потом как-нибудь остановит кровотечение, чтобы перевезти тело Альфреда Джиллета через реку и утопить в болоте. Люди Карлоса на такое способны, они все быки. Недовольные быки, которые нашли то, что им нужно, в одном человеке.
Европеец повернулся и пошел по коридору: предстояло еще одно дело. Надо было захлопнуть клетку за человеком по имени Джейсон Борн.
Он нашел больше того, на что можно было надеяться, невероятный подарок — готовое досье. Там были папки со всеми шифрами и способами связи, когда-либо применявшимися мифическим Каином. Теперь уже не таким мифическим, подумал европеец, собрав все бумаги. Мизансцена была готова, четыре трупа расположены в мирной, элегантной библиотеке. Дэвид Эббот запрокинулся в кресле, в глазах застыл ужас. У его ног лежал Эллиот Стивенс. Яхтсмен свалился на стол с перевернутой бутылкой виски в руке. Гордон Уэбб растянулся на полу, вцепившись в свой портфель. Что бы здесь ни произошло, все указывало на то, что это произошло неожиданно: разговор был прерван внезапной стрельбой.
Европеец кружил по комнате в замшевых перчатках, любуясь своим произведением. Он отослал шофера, вытер каждую дверную ручку, каждую щеколду, каждую глянцевую деревянную поверхность. Пора нанести последний штрих. Он подошел к столику, на котором стояло серебряное блюдо с коньячными бокалами, взял один и поднес его к свету. Как он и ожидал, стекло было чистым. Европеец поставил бокал и вынул из кармана небольшую плоскую пластиковую коробочку. Открыв ее, вынул полоску прозрачной ленты, которую тоже рассмотрел на свет. Вот они, отчетливые, как портреты, — ибо они и были портретами, такими же достоверными, как фотография.
Они были сняты с бокала из-под минеральной воды из кабинета в банке «Гемайншафт» в Цюрихе. Отпечатки пальцев правой руки Джейсона Борна.
Европеец взял коньячный бокал и с кропотливостью истинного художника приклеил к нему ленту, а потом аккуратно снял ее. Затем опять поднял стакан: в свете настольной лампы были видны мутноватые, безупречно запечатлевшиеся отпечатки.
Он отнес стакан в угол и уронил на паркетный пол. Потом наклонился, изучил осколки, подобрал несколько, а остальные замел под портьеру.
Их было достаточно.
— Потом, — сказал Борн, швыряя чемоданы на кровать, — нам надо отсюда убираться.
Мари села в кресло. Еще раз перечитала статью в газете, повторяя вслух некоторые фразы. Она сосредоточенно думала, все больше убеждаясь в верности своих выводов.
— Я права, Джейсон. Кто-то посылает нам сигнал.
— Поговорим об этом потом, мы и так тут слишком задержались. Через час эта газета будет в гостинице, а утренние газеты могут быть еще хуже. Что скромничать: ты стояла в холле и тебя видело слишком много народа. Давай свои вещи.
Мари встала, но с места не сдвинулась. Напротив, опять села и заставила его посмотреть на себя.
— Потом, — твердо сказала она, — мы поговорили о разном. Ты собирался оставить меня, Джейсон, и я хочу знать — почему.
— Я тебе обещал, что расскажу, — ответил он, — потому что тебе надо знать, и мне это важно. Но теперь нам надо отсюда уходить. Собирай, черт возьми, свои вещи!
Она заморгала, его внезапный гнев сделал свое дело.
— Да, конечно, — прошептала она.
Они спустились в вестибюль. Когда показался потертый мраморный пол, Борну почудилось, что они в клетке, у всех на виду, беззащитны и, едва лифт остановится, их схватят. Потом он понял, почему это ощущение было таким сильным. Внизу на конторке, за которой сидел консьерж, лежала стопка газет. Таких же, как те, что Джейсон сунул в чемоданчик, теперь находившийся в руках Мари. Консьерж держал газету в руках и увлеченно читал, ковыряя зубочисткой во рту и позабыв обо всем на свете, кроме последнего скандала.
— Иди прямо, — сказал Джейсон, — не останавливайся, иди прямо к выходу. Встретимся на улице.
— О Боже, — прошептала она, увидев консьержа.
— Я расплачусь с ним как можно быстрее.
Каблуки Мари застучали по мраморному полу. Консьерж поднял глаза от газеты, Борн шел прямо к нему, загораживая обзор.
— У вас было прекрасно, — сказал он по-французски, — но я очень спешу. Сегодня же ночью мне надо выехать в Лион. Округлите сумму счета до ближайших пятисот франков. У меня не было случая оставить вам чаевые.
Уловка достигла цели. Консьерж быстро подсчитал искомую сумму и представил счет. Джейсон заплатил и, нагибаясь за чемоданом, услышал возглас удивления. Консьерж, разинув рот, смотрел на стопку газет, не отрывая глаз от фотографии Мари Сен-Жак. Потом перевел взгляд на стеклянные входные двери. Мари стояла на мостовой. Он оторопело посмотрел на Борна и, связав концы с концами, застыл от внезапного страха.
Джейсон быстро пошел к дверям и, толкнув их плечом, оглянулся на конторку. Консьерж тянулся к телефону.
— Скорей, — крикнул Борн. — Ищи такси!
Они остановили машину на улице Лекурб, в пяти кварталах от гостиницы. Борн изобразил неопытного американского туриста, изъясняясь на том же ущербном французском, который сослужил ему хорошую службу в банке Валуа. Он объяснил водителю, что он и его petite amie[78] хотят на день-другой отлучиться из центра Парижа, чтобы где-нибудь уединиться. Быть может, водитель будет любезен предложить несколько подходящих мест на выбор.
Водитель был любезен и предложил:
— Есть маленькая гостиница за Исси-ле-Мулине, называется «Квадратный дом», еще в Иври-сюр-Сен, вам там должно понравиться, очень уютно, мсье. Или, может быть, «Постоялый двор на углу» в Монруже, весьма интимно.
— Едем в первую, — решил Джейсон, — раз она первая пришла вам в голову. Сколько времени это займет?
— Не больше пятнадцати — двадцати минут, мсье.
— Хорошо. — Борн повернулся к Мари и тихо сказал: — Поменяй прическу.
— Что?
— Поменяй прическу. Подними волосы кверху или зачеши назад. Неважно как, поменяй. Отодвинься, чтоб он не видел тебя в зеркало. Быстро!
Несколько секунд спустя длинные каштановые волосы Мари были крепко стянуты на затылке в тугой пучок при помощи шпилек и зеркальца из сумочки. Джейсон оглядел ее в тусклом свете кабины.
— Сотри помаду с губ. Совсем.
Она вынула салфетку и сделала, как он велел.
— Так?
— Да. У тебя есть карандаш для бровей?
— Конечно.
— Подрисуй брови пошире, чуть-чуть. Удлини их примерно на четверть дюйма и самую малость загни концы книзу.
Она выполнила и эти указания.
— Теперь?
— Лучше, — ответил он, разглядывая ее.
Изменения незначительные, эффект — поразительный. Из мягкой, элегантной, яркой женщины получилась простушка. Во всяком случае, с первого взгляда ее трудно было принять за женщину с фотографии, а это главное.
— Когда приедем в Мулине, — шепнул он ей, — выйди и остановись. Так, чтобы водитель тебя не видел.
— Теперь это, кажется, поздновато.
— Делай, как я говорю.
Послушай меня. Я хамелеон, прозванный Каином, и я могу научить тебя многому, чему учить не хочу, но теперь вынужден. Я переливаюсь разными цветами, приноравливаясь к любому фону в лесу. Я могу меняться вместе с ветром, потому что чую его. Я найду дорогу в природных и рукотворных джунглях. Альфа, Браво, Чарли, Дельта… Дельта вместо Чарли, а Чарли вместо Каина. Я Каин. Я смерть. И я должен сказать тебе, кто я, и потерять тебя.
