Успокоившись, они опять сели на гребень стены, и матрос стал говорить о ненависти буржуев к власти рабочих и крестьян, о борьбе, которая будет впереди. Вспоминая убежавших мальчишек, он сказал, что, когда они вырастут, возможно, станут полезными для советского общества людьми, а возможно, будут ходить в личине…
Орлов положил тетрадь в ящик, встал и зашагал по комнате. «Где ты, моряк? — думалось ему. — Жив ли? Если жив, то тебе приятно было бы знать, что твоя беседа с вихрастыми мальчишками на монастырской стене не прошла бесследно…»
Орлов не заметил, как наступила ночь. Анна Александровна не спала — слышались ее шаги в столовой. Орлов закрыл окно и пошел к ней.
— У вас есть фото Моршанского? — спросил он у невестки.
Она утвердительно кивнула головой. Подавая Орлову рамку из красного дерева, смотрела в сторону. В рамке была фотокарточка. На ней изображен мужчина в очках, с длинным вытянутым носом и выпуклыми глазами. Лицо у него было чисто выбрито, тонкие губы слегка искривлены. Орлову не потребовалось долго всматриваться в снимок, чтобы узнать в Моршанском того рыжего паренька, который был вместе с черноволосым у братской могилы.
— Вы можете дать мне эту фотокарточку? — спросил Орлов.
— Если она вам пригодится, берите.
Капитан Ермолин писал для Орлова справку о Моршанском. Он спешил закончить ее, так как впереди было много других неотложных дел. Настроение у капитана отличное, и он стал бы, пожалуй, слегка насвистывать, если бы за соседним столом не сидел с задумчивым видом лейтенант Ершов. За двое суток тот проделал много работы, и никаких результатов! Капитан Ермолин решил подбодрить товарища:
— Вот видишь, Ершов, хотя твоя идея и не понравилась мне вначале, так как я знал, что она потребует много черновой и в какой-то части определенно напрасной работы, но теперь я склонен считать, что это необходимо… Да, именно так! Противнику в нашем обществе надо предварительно осмотреться, как говорят, вжиться в обстановку. Напрямик он действовать не начнет до поры до времени…
— Николай Иванович! — воскликнул Ершов и обрадованно взглянул на капитана.
Но Ермолин, не дав лейтенанту высказаться, заявил:
— Все это верно, но справку мне необходимо дописать. Ясно?
Капитан снова взялся за перо. Прошел примерно час, и справка была готова. Ермолин внимательно прочитал написанное.
«Моршанский Олег Николаевич родился в 1905 году в семье учителя мужской гимназии города Лучанска. Русский. Образование — семь классов. С 1921 по 1927 год находился на временных сезонных работах. В 1927 году поступил в музей в качестве сотрудника в хранилище древних книг, в этой должности и находился по день убийства.
С работой Моршанский справлялся удовлетворительно, но в общественной жизни коллектива музея не принимал участия.
Моршанский был замкнутым человеком. Жил одиноко, родственников не имел. Увлекался рыбной ловлей, но и на это занятие уходил всегда один. Отличался скупостью. На личные нужды тратил минимальные средства и дважды в месяц, после получения зарплаты, вносил деньги в сберегательную кассу.
Круг его знакомых выявить не представилось возможным. В первое время работы в музее к нему приходили два человека, примерно его же возраста, которые свои посещения сопровождали тем, что крали доверенные Моршанскому старинные книги. Известно несколько случаев, когда Моршанский во избежание неприятностей выкупал у букинистов проданные ворами книги и возвращал их в музей. С 1940 по 1953 год Моршанский находился в интимной связи с библиотекарем музея Агнией Зиновьевной Коровушкиной. До революции она была женой местного предводителя дворянства. Умерла Коровушкина в 1953 году. По непроверенным данным, Моршанский поддерживал знакомство еще с какой-то женщиной, но кто она, не выяснено.
В 1945 году в поведении Моршанского наступили некоторые изменения: он стал следить за своей внешностью с заметной щепетильностью, перекрасил волосы из рыжих в черные. В то время сотрудники музея поговаривали о женитьбе Моршанского, но это не осуществилось.
По месту жительства о Моршанском никаких данных собрать не удалось. С соседями по дому он не общался. Последний раз его видели с маленьким чемоданом и двумя удочками, когда перед уходом он запирал дверь своей комнаты. Это было накануне убийства.
Выяснено, что за несколько дней до убийства Моршанский по нескольку раз в день заходил в канцелярию музея и справлялся, не вызывали ли его к телефону. Очередной отпуск у него был назначен на 15 сентября. Накануне убийства он явился к директору музея и потребовал предоставить ему отпуск немедленно, что и было сделано».
Ермолин отложил справку, еще раз посмотрел записи в блокноте, но добавить что-либо не мог. Он поставил под написанным свою подпись.
— Если меня будут спрашивать, я у машинистки, — сказал капитан, собирая со стола бумаги.
Ершов молча продолжал перебирать документы. Сколько он проделал работы! В некоторые моменты он ощущал нечто похожее на отупение, но все же продолжал и продолжал упорное исследование и был далек от той грани, за которой начинает рождаться равнодушие. Нет, нет и нет! Все равно он пойдет дальше и будет искать до тех пор, пока чувство уверенности в том, что проделано все необходимое, не станет непоколебимым.
Ему вспомнились строки стихов Роберта Бернса:
В досаде я зубы сжимаю порой,
Но жизнь — это битва, а ты, брат, герой…
И он прошептал эти слова несколько раз подряд.
Стихи всегда поднимали дух Ершова, воодушевляли его. Ему всего только двадцать четыре года. Окончив юридический факультет Ленинградского университета, Ершов изъявил желание работать в органах госбезопасности. Из Ленинграда пришлось поехать в неизвестный ему Лучанск. Незаметно прошел год, и он полюбил этот старинный и в то же время новый город. Ершов отчетливо представлял себе важность работы, которую выполнял, и вкладывал в нее весь пыл своего молодого сердца. Ему было понятно, что капитан, Ермолин, который и прожил на свете в полтора раза больше его, и у которого жизнь сложилась иначе, несколько скептически относился к его энтузиазму, считая, что его задора хватит только до первой серьезной неприятности…
Вернувшись в свой кабинет, Ермолин удивился перемене, происшедшей с Ершовым за те полчаса, пока он отсутствовал. Делая пометки на большой карте Лучанска, лейтенант что-то напевал.
— Вот что значит эрудиция, Ершов! Ты не мог мне тогда доказать свою правоту, и в принципе правильный твой замысел я не воспринял сразу. А вот ту же идею преподнес мне полковник, и я покорен!
— Так я только лейтенант и работаю без году неделю, — ответил Ершов.
— Это верно! А в общем, Ершов, наш полковник толковый человек. Голова у него светлая, и он не сухарь…
— Поживем — увидим.
— Так вот, товарищ Ершов, — официальным тоном начал Ермолин. — Есть указание заняться вам проверкой района Театральной площади, улиц Зорь и Максимова… Я возьму район автозавода…
— И вы тоже будете этим заниматься? — не скрывая своей радости, воскликнул Ершов.
— Я тоже буду…
Ершов крепко пожал руку старшего товарища.
Лене Марковой, чертежнице конструкторского бюро Лучанского номерного завода, двадцать один год. Недавно умер ее отец, работавший в фотографии «Турист», матери она лишилась еще раньше и теперь осталась совсем одна. Отец хотя и любил дочь, но внимательно следить за ее учебой не мог, и среднюю школу Лена закончила с посредственными отметками. Девушка лелеяла мечту стать киноактрисой. Но после окончания школы поступить на актерский факультет института кинематографии ей не удалось.
Однако неудача не изменила взглядов Лены. Она не пропускала ни одного фильма, появляющегося на экранах города, тратила деньги на покупку литературы о кино, коллекционировала фотографии кинозвезд.
Люди, которые знали о ее желании поступить учиться на актрису, советовали выбросить из головы все думы о кино и совершенствовать свои вокальные способности, так как Лена считалась самой лучшей исполнительницей лирических песен в коллективе художественной самодеятельности завода. Но девушка была непреклонной.
Красивая внешность Лены не давала покоя многим молодым людям. Однако к попыткам ухаживать за ней она относилась с полным равнодушием. Со стороны казалось, что некоторым расположением Лены пользуется лишь технический секретарь конструкторского бюро завода Серафим Чупырин. Их иногда видели вместе в столовой и в Доме культуры.
Чупырин, долговязый молодой человек с картинной внешностью, был легкомысленным существом. Лена понимала, что ее общение с ним в какой-то степени в глазах окружающих характеризует и ее, но тем не менее позволяла Чупырину бывать с ней.
Пылким словам Чупырина о любви к ней она не придавала значения. Но он был упорен. Узнав о желании Лены стать киноактрисой, Чупырин сочинил легенду о своем дядюшке, якобы работающем в Министерстве культуры, и о возможности с его помощью попасть в киностудию, минуя обучение в специальном институте. Чупырин сказал Лене под большим секретом, что также мечтает о работе актера кино, заверил девушку, что, как только устроится сам, поможет и ей осуществить заветную мечту. Чупырин был несколько начитан в части техники киносъемок, и Лена поддалась внушению лживого человека, верила ему. Чупырин пользовался этим и горделиво посматривал на молодых людей, которым хотелось, но не удавалось поближе познакомиться с Леной.
