Я отрицательно покачал головой.
— Рыбачишь?
— Нет.
— А любишь смотреть, как другие ловят рыбу?
— Люблю, — соврал я.
— Ну, тогда мы с тобой станем друзьями, — сказал доктор Тошков, потирая руки. — Я посажу тебя на заднее седло, и будем ездить вместе. А когда вернешься в Триград, позовешь меня в гости. Ладно?
— С большим удовольствием, — ответил я.
— А форель водится в ваших речках?
Я сказал, что наши речки просто кишат форелью и что один триградец, по имени Ракип Колибаров, каждый день ловит по несколько килограммов.
— Ракип Колибаров, — задумчиво повторил доктор.
Он заморгал, словно припоминая что-то. А я подумал: почему при имени Ракипа Колибарова люди умолкают?
Доктор Тошков потянулся и взглянул на часы. Было около пяти.
— Анастасий, — сказал он, — ступай в соседнюю комнату к товарищу Ирине Теофиловой. Попроси ее объяснить тебе кое-что, а когда надо будет уходить, я зайду за тобой. Ладно?
— Конечно! — согласился я и с воодушевлением добавил: — Непременно буду вас ждать.
В соседней комнате было два стола, и за каждым из них сидела молодая женщина. Когда я встал в дверях, они одновременно подняли головы и с любопытством посмотрели на меня.
Кто знает почему — наверное, от жары, — но я стоял в дверях и молчал. Я глядел на ту, что слева, и не мог отвести от нее глаз. Что за лицо, боже мой! Казалось, я его видел уже много раз, так оно мне было знакомо, но я все же сознавал, что вижу его впервые. Ах, да! Если бы не жара, я, конечно, сразу догадался бы. Лицо напоминало мне картину эпохи Ренессанса: пышные каштановые волосы, темные брови, загнутые кверху ресницы мадонны и глаза большие, светлые, как южное небо над Видлой. Но небо над Видлой было прозрачно-голубое, а ее голубые глаза отливали мраморным блеском, сияли, как флюориты, и в то же время были непроницаемы, как у Аввакума.
Пожав плечами, она приподнялась со стула, и я увидел ее во весь рост. Довольно высокая, с округлыми формами, но не полная, она источала красоту зрелости — это было раннее лето женской красоты.
— Что вам угодно? — спросила она, спокойно оглядев меня с головы до пят.
— Я к товарищу Ирине Теофиловой, — объяснил я и закашлялся, потому что мне хотелось пить.
Она кивнула головой, но я не понял, что это означает, и продолжат стоять в дверях.
Тогда из-за стола справа встала другая женщина, и я должен признаться что и она произвела на меня прекрасное впечатление. Правда, волосы ее были черные и выглядела она более худощавой. В ее карих глазах не было ничего примечательного, но мне показалось, что они смотрят как-то чересчур смело и даже вызывающе. В отличие от первой на ней было более открытое платье с короткими рукавами. Посреди декольте пролегала симпатичная складка.
— Вы, товарищ, прибыли из провинции? — спросила она и неизвестно зачем поправила брошку как раз там, где пролегала симпатичная складка.
Вопрос был, что называется, в упор.
— Из провинции, — ответил я. — Из Триграда. А как вы узнали?
Так я познакомился с персоналом доктора Петра Тошкова. И секретарь Ирина Теофилова и машинистка Христина Чавова оказались очень любезными — напоили меня водой, развлекали разговором. Больше говорила Христина Чавова. Она сказала, что мне идет загар и что мой голубой галстук удачно подобран в тон глазам. При этих словах Ирина Теофилова улыбнулась с подчеркнутой снисходительностью — и напрасно, потому что галстук в самом деле подходил к моим глазам, хотя и был чуть темнее. Я сразу понял, что у Теофиловой характер более суровый, и поэтому чаще обращался к Чавовой. А она успела рассказать мне, что их профсоюзная организация развивает активную деятельность и устроила, в частности, для служащих управления в чердачном помещении удобную двухместную душевую с зеркалом.
— Вы тоже можете пользоваться душем, как командированный в наш отдел, — сказала Чавова. — Хотите, проведу вас?
При этих словах Теофилова опять усмехнулась.
В этот момент вошел доктор Тошков. Он успел застегнуть рубашку, но я ужасно удивился, увидев у него под белым летним пиджаком толстый шерстяной джемпер.
— Анастасий, — сказал доктор, — рабочий день окончен. Пора идти. Я любезно распрощался с Чавовой, а Теофиловой лишь холодно кивнул головой Доктор Тошков поступил наоборот: он небрежно кивнул Чавовой, а руку Теофиловой, как мне показалось, задержал в своей ручише дольше, чем следовало.
Я займу своим рассказом еще несколько страниц, а потом предоставлю Аввакуму продолжить эту историю до конца. Когда мы вышли на улицу, доктор Гошков попросил меня минутку подождать, а сам шмыгнул на задний двор. Оставшись в одиночестве у центрального входа, я ощутил какое-то гнетущее чувство. Я думал, а что если сейчас выйдет Хрисчина Чавова и скажет: « Товарищ Буков, не хотите ли вы пройтись со мной» или: «Не могли бы вы проводить меня до дому?» Мне пришлось бы согласиться. В конце концов, все равно надо было ведь как-то убить время. Как я думал, так и вышло — в дверях показалась Чавова. Она весело болтала с каким-то молодым человеком и прошла, даже не заметив меня.
Не успел я проводить ее глазами, как меня вдруг оглушила страшная трескотня. Оседлав рычащий красный мотоцикл, подъехал доктор. Он властно махнул мне рукой и прокричал сквозь рев мотора:
Садись сзади! Повезу тебя на Искырское водохранилище!
Поскольку Чавова ушла не заметив меня, и не было нужды извиняться перед ней, я был волен распоряжаться собой. Но в эту минуту я вспомнил про Аввакума и вздрогнул.
— Товарищ Тошков, — пробормотал я, — у меня есть приятель, археолог я обещал ему…
— И его возьмем! Ну, давай садись! — рявкнул доктор, топнув ногой по мостовой. — Подумаешь, большое дело! Где твой приятель?
Я растолковал ему, как ехать, но он погнал машину в противоположном направлении. Куда мы мчимся и куда посадим Аввакума, оставалось для меня загадкой. У мотоцикла было ведь только одно седло для пассажира!
Вскоре выяснилось, что мои тревоги оказались напрасными. В двух минутах езды от управления у доктора был небольшой гараж — деревянный сарайчик во дворе четырехэтажного дома. Он вытащил оттуда как раз то, что было нужно — коляску, — и поднес ее к машине с такой же легкостью, с какой я ношу свою сумку с лекарствами.
Мы понеслись во весь опор к музею.
Аввакум, которого было трудно застать врасплох, на этот раз немало удивился.
— Так, значит, вы археолог? — вскричал доктор, пожимая ему руку. — Здорово! А я — Петр Тошков! Руковожу этим парнем по линии лекарств. Садитесь в коляску — повезем вас рыбачить на водохранилище!
Аввакум пожал плечами, но, человек действия, он раздумывал недолго и уселся в коляску.
Когда мы выехали на шоссе, доктор нажал «на всю железку», ветер засвистел в ушах и мир стремглав помчался нам навстречу.
Я уткнулся носом в широкую спину доктора и зажмурился.
Минут через тридцать мы подъехали к водохранилищу. Когда я слез с седла, мне показалось, что земля убегает из-под ног: доктор «жал» свыше ста километров в час. Но Аввакум потянулся и зевнул.
— Что так тихо ехали? — сказал он. — Я совсем было заскучал. Доктор почесал в затылке.
— Можно было бы и побыстрее, но я побаивался за парня. Того и гляди, вывалится на повороте. А тогда что?
— Тогда Фатме из Видлы изошла бы вся слезами, — сказал Аввакум, подмигивая мне.
Я чуть было не упал, хотя земля под моими ногами уже немного поуспокоилась.
— Какая Фатме? — пролепетал я.
— Та самая, с бусами. Неужели забыл?
Я разлегся на траве. Веял тихий ветерок, по небесной шири плыли маленькие серебристые облачка с кудрявыми крылышками. Мне вспомнилось, что поэты часто сравнивают облака с парусниками, плывущими по небесному океану. Очень красиво выглядит эта флотилия, когда смотришь на нее снизу, лежа на спине. Насмотревшись на облака, я устремил взгляд на воду, на синеющие вдали берега водохранилища и долго любовался этим ценным приобретением нашего народного хозяйства.
