— Товарищи, — обратился он к корабельным офицерам, — Я совсем забыл, что мы свой вертолет не поставили на колодки. Поэтому покажите нашему коллеге свое хозяйство, а мы через пару минут к вам присоединимся.
Как только летчики остались одни, Чернов, огляделся по сторонам, взял Тюнина под локоть и отвел в сторону.
— Юра, ты хоть думаешь, что ты несешь, где и кому?
— А что тут такого? — невозмутимо ответил летчик. — Подумаешь, оговорился.
— Еще не известно, чем эти оговорки закончатся, — назидательно произнес Игорь.
— Да, что тут такого, подумаешь, — огрызнулся Тюнин, — Они такие же летчики, как мы. Поэтому и воспримут все нормально.
— Такие, да не совсем, — стал разъяснять Чернов, — Я вот тоже, вроде как летчик, да не совсем. И этот Роб, по-моему, тоже такой же летчик, как я, только еще круче. Ты заметил, какой у него русский? Думаешь, он его в школе на факультативе изучал? Да и экипаж, как-то от него обособленно держится. Я не исключаю, что все наши разговоры будут писаться, а потом неизвестно в каком журнале появятся. Поэтому, Юра, давай договоримся. Общаться с ними будем по самой крайней необходимости. Пусть их развлекает корабельный замполит, а мы будем их слушать и фиксировать, что их интересует.
— Как скажете, товарищ начальник, — улыбнулся Тюнин, — но давай хотя бы сфотографируемся на фоне его вертолета. Это у них «последний писк» корабельной техники, нам начальник разведки на занятиях рассказывал.
Он спустился в каюту за фотоаппаратом и через несколько минут поднялся на палубу. Когда офицеры подошли к вертолету, английского экипаж еще не вернулся. Поэтому Тюнин сделал не только снимки на память, но и фотографии Чернову для отчета перед своим руководством. Через час, английский экипаж на вертолете вернулся на фрегат «Лондон». Весь остаток дня и всю ночь, на судне не умолкала музыка. Гости периодически уходили в свои каюты отдыхать, но для самых стойких, праздник продолжался. Только на следующий день все участники конвоя «Дервиш-91» зашли в Мурманск. Так получилось, что «Свирь» и «Лондон» оказались на причале рядом. Погода была осенняя, моросил дождь, но, тем не менее, на причале играл оркестр. Ветеранов пригласили на открытие монумента памяти, потом для них был запланирован концерт и праздничный ужин.
Чернов вместе с остальными членами экипажа стояли на палубе и наблюдали, как гости спускаются на берег.
— Юра, в котором часу прилетают твои? — спросил Чернов, имея ввиду его семью.
— В 21.20, — ответил тот.
— А мои в 20.30. К этому времени мы успеем вернуться? — спросил Игорь.
— Вряд ли, нам еще сутки тащиться до Архангельска и там еще день гуляний, — обреченно сказал Тюнин, — И встретить их никто не сможет. В связи с событиями в Москве выезд за пределы гарнизона запрещен Командующим.
— Ну, это вам запрещен, а у нас свой командующий есть — заявил Игорь, — Пошли к особисту, я от него позвоню Горобченко и попрошу машину в аэропорт.
В течение пяти минут проблема со встречей семей была решена. Тюнин облегченно вздохнул и. обращаясь к сослуживцам, сказал:
— Ну что мужики, завтра мы не летаем. Как вы насчет того, чтобы и нам отметить юбилей конвоя?
Он вопросительно посмотрел на каждого и увидел в их лицах полное одобрение.
— Тогда пять минут на сборы, на улице дождь, поэтому гладиться не надо, все равно намокнем.
Через десять минут два экипажа уже стояли на причале, не решаясь, в каком направлении выдвинуться.
Вдруг Чернов увидел, как по трапу фрегата «Лондон» спускается на берег их знакомый — Роб Древет. Он шел один и явно собирался куда-то пойти, потому что предусмотрительно накинул на себя водонепроницаемый плащ.
— А вот и наш британский «друг» — сказал Игорь Тюнину.
— Отлично, давай и его возьмем с собой — радостно воскликнул летчик и, не дожидаясь, согласия направился навстречу англичанину.
Чернов попытался что-то возразить, но понял бесперспективность своих аргументов. В коем веке у летчиков появилась возможность пообщаться со своими коллегами из других стран и мешать им в этом, было глупо.
— Роб! — на ходу крикнул Тюнин, — Иди к нам.
Иностранец огляделся по сторонам и, выдавив из себя улыбку, степенно направился навстречу советским летчикам.
— Роб, пойдем с нами отметим юбилей, а заодно и наше знакомство, — восторженно предложил Тюнин.
— Я хотел посмотреть город, — ответил Древет, — неизвестно, смогу ли еще раз сюда попасть.
— Да, мы по ходу тебе покажем и город, и достопримечательности и злачные места? — не унимался Тюнин.
— Что такое злачные места? — не понял иностранец.
— Ну, это рестораны, кафе, всякие забегаловки, — стал пояснять Тюнин.
— А почему рестораны злачные? У вас это как-то связано со злом? — продолжал недоумевать гость.
— Ни коем образом, — вмешался в разговор Чернов, — Злачные места, от слова — «злак». Злаки — это хлебные культуры, поэтому все заведения, где встречают гостей хлебом и солью, называют злачными.
Игорь сам удивился, как его пробило на такую чушь, но никто из коллег не засмеялся, видимо пропустив это мимо ушей.
По поведению Древета было видно, что принять это предложение он не может, а отказаться — тем более. Как человек, ищущий поддержки извне, он с надеждой оглянулся назад, и обреченно вздохнув, предложил:
— Погода сегодня не располагает к прогулкам. Я приглашаю вас к себе в каюту. У меня есть, как говорят у вас, выпивка.
— Не вопрос. С удовольствием! — согласился Тюнин, увидев одобряющие взгляды товарищей. Искать приключений под дождем ни у кого большого желания не было.
Каюта британского офицера оказалась гораздо просторнее, нежели у наших моряков, поэтому всего гости разместились в ней свободно. Древет предусмотрительно пригласил одного из членов своего экипажа, молодого парня с азиатской внешностью. Тот постоянно молчал и на каждый взгляд советских коллег отвечал улыбкой.
Хозяин каюты, не торопясь, поставил на стол чистые стаканы и вытащил из шкафа бутылку виски. Затем, оглядев присутствующих, поинтересовался:
— Извините, я не спросил, может быть, кто-то желает пива?
— Да, — ответил доселе молчавший второй летчик майор Сахаров, — мы, наверное, с пивка начнем?
Тюнин строго посмотрел на него, но ничего не сказал. Древет, открыл холодильник и поставил на стол четыре пестрые жестяные банки. В каюте повисла напряженная тишина. Роб смотрел на гостей, ожидая с их стороны каких-то действий, гости ожидали первого шага от хозяина. Когда пауза заметно затянулась, Тюнин, махнув рукой, первым прервал молчание:
— Роб, наливай.
— А как же пиво? — удивился английский летчик.
— Не волнуйся, мы им запивать будем, — потирая руки, ответил советский подполковник.
Древет, с недоумением на лице, разлил янтарную жидкость по стаканам, и произнес тост:
— За здоровье!
Все дружно повторили тост и залпом осушили стаканы. Хозяева только пригубили. Древет посмотрел на присутствующих и под одобряющие взгляды наполнил бокалы вновь.
— Роб, — обратился к англичанину Чернов, — А откуда Вы так хорошо знаете русский язык?
— Я не думаю, что так уж хорошо его знаю, — довольно улыбнувшись, начал англичанин, — Как видите, смысл некоторых ваших фраз я не понимаю. А вообще, я читал, что у вас есть какой — то особенный сленг, под названием мат, состоящий из 4–5 слов, с помощью которого можно выразить любую мысль?
Чувствуя, что Древет пытается уйти от ответа, Чернов попытался вернуть разговор в прежнее русло:
— Этому языку мы вас за пять минут обучим. А все-таки, литературный русский, где изучали?
Хозяин каюты на несколько секунд замешкался, а потом продолжил:
— Я вырос в аристократической английской семье. Моя гувернантка была русская. В свое время, ее дед в России был то ли князем, то ли графом, но после вашей революции они разорились и эмигрировали к нам в Англию. Когда я рос, она учила меня русскому языку и рассказывала ваши сказки. Так что, можно сказать, что по воспитанию, я тоже русский.
Он вновь поднял стакан и сказал:
— Я предлагаю тост за вашу страну и ваш народ!
Гости и хозяин встали со своих мест.
— Спасибо, Роб, — ответил за всех Тюнин и вновь выпил до дна.
Он сделал несколько больших глотков пива, снял с тужурки свой значок «Летчик первого класса» и протянул его Древету.
— Роб, возьми на память о нашей встрече.
Англичанин снял со своего мундира аналогичный знак и протянул его Тюнину. В свою очередь, майор Епиков вытащил из кармана металлический рубль с изображением Ленина и также протянул иностранцу. Тот в ответ, отдал штурману металлический фунт.
Не долго думая, майор Сахаров вытащил из кармана купюру достоинством в 100 рублей, которая за последний год значительно обесценилась и, протягивая ее Дробу, сказал:
