Ознакомительная версия.
— Никак, это не мой профиль. Этим мог бы заняться Ильяс.
— Про Ильяса мы уже говорили. Нас интересуют лидеры оппозиции. У вас сейчас проходят выборы, а вдруг оппозиция их выиграет?
— Оппозиция не может их выиграть. Она достаточно дискредитировала себя в глазах социума в начале девяностых.
— Для того чтобы выиграть выборы, необязательно набирать больше голосов, чем у твоего оппонента. Нужно только в конце выборной кампании одному из кандидатов заткнуть рот, а второго через СМИ объявить победителем. Примеров этому великое множество.
— Эрдемир, политика не моя сфера.
— Вся наша жизнь — политика, — сказал Эрдемир, — и рано или поздно ты созреешь для понимания этого.
— Уже понимаю, тем более, что к нам пришел Его Величество Интернет, который позволяет узнавать не только официальные газетные новости, но и неофициальные, не газетные.
— Например?
— Например — о перевороте в Турции в позапрошлом году и подготовке нового переворота в будущем генералом К., которого считают руководителем служб безопасности теневого правительства.
— А ты откуда это знаешь?
— Интернет знает все. Даже то, что в 1997 году премьер-министр заблокировал запрос парламентской комиссии, пожелавшей заслушать показания генерала К., а вскоре после этого он был повышен в звании. Парадоксально, но в Турции армия, как бы ни хотелось это тебе, Эрдемир, не стоит на позициях ортодоксальных исламистов. Поэтому за последние несколько десятков лет именно армия сместила четыре правительства и запретила ряд партий, в основном тех, кто проводил ортодоксальную происламистскую политику.
— Зачем ты выудил из Интернета эту информацию? — спросил Эрдемир.
— Затем, что там, в Анталии, Фарук сказал мне, что его друг Эрдемир близко знаком с генералом К.
Весна 1999 года выдалась теплой. Первые клейкие пахучие листочки на деревьях появились уже в середине апреля. Но потом подморозило, и весна задержалась в этой клейко-пахучей стадии на неопределенное время.
Корбалевич шел на встречу со стариками разведчиками. Он уже подошел к угловому дому на улице Столетова, как вдруг увидел Расима. Тот стоял перед сидящей на лавочке Агнессой Федоровной, которая распекала его за что-то.
«Скоро его мытарства закончатся, — подумал Корбалевич, — а вот мои… Мои могут продолжаться еще долго. Хотя… — тут он вспомнил заключительные слова рукописи Б.Н.: “Если хочешь рассмешить Господа, поведай ему о своих планах”».
Корбалевич прошел мимо Агнессы Федоровны и Расима, остановился перед дверью подъезда и прикрыв собой табло домофона, чтобы Агнесса Федоровна не увидела номер квартиры, в которую он направлялся.
Расим, конечно, заметил Корбалевича, но не стал торопиться вслед, помня инструктажи Виктора Сергеевича: чем больше временной разрыв между входом в дом Корбалевича и его, тем меньше возможности предположить наличие между ними связи.
Однако пришлось идти в подъезд раньше, чем хотелось, потому что Агнесса Федоровна обладала вздорным характером. Когда она видела, что Расим слушает ее наставления с тайным желанием быстрее уйти, она пыталась его удержать разговором. Когда же Расим присел рядом с ней на лавочку, она сказала:
— Ладно уж, иди.
Расим открыл дверь в подъезд, вошел в лифт, двери закрылись, но он опять же не торопился нажимать кнопку нужного этажа — тянул время, помня, что Виктор Сергеевич может сделать ему замечание за то, что он пришел почти вслед за Корбалевичем. Однако долго стоять в лифте тоже не с руки, поскольку это может выглядеть странно. И Расим проехал вверх до девятого этажа, потом спустился вниз и снова нажал кнопку вверх.
Выйдя на девятом этаже, он стал спускаться по лестнице. Подходя к двери квартиры Ухналева, поймал себя на мысли, что устал от этой двойной жизни, ее нелепых для нормального человека правил. Остановившись у двери квартиры, он нажал кнопку звонка.
Дверь открыл Ухналев.
— Проходи пока на кухню, — сказал он.
Расим послушно пошел на кухню, сел на угловой диванчик и стал ждать приглашения в главную комнату, где Корбалевич и старики разведчики обсуждали то, чего ему не надо было знать.
Ожидание затянулось, и Расим вспомнил разговор с Эрдемиром по поводу Ильяса. Он действительно привел Ильяса на Ифтар в каморканское представительство в надежде на то, что удастся отвертеться от написания статьи о репрессиях малых народов. Эрдемира не было среди сотрудников, но то ли он отслеживал обстановку через технические средства, то ли Бахадыр докладывал ему, однако Ильяс не понравился Эрдемиру.
Впрочем, поведение Ильяса не понравилось и самому Расиму. Попав в среду сотрудников каморканского представительства, тот повел себя, как мусульманский пророк по отношению к неофитам. Он комментировал молитвы муллы, утверждал, что не стоило организаторам крутить во время Ифтара фильма о Каморкане…
Расим молча наблюдал за поведением земляка, все больше раздражаясь. Благо ужин закончился, и хозяева стали провожать гостей.
Расим и Ильяс вышли на улицу.
— Слушай, — сказал Расим, — ты вел себя по меньшей мере по-хамски. Ты пришел в гости…
— Это ты пришел сюда в гости, — вспылил Ильяс, — я а пришел к единоверцам! И мне непонятно, зачем ты пришел сюда, ты же атеист, русский…
— Ты плохо знаешь Коран, — ответил Расим, — на Ифтар приглашают не только мусульман, но и представителей других конфессий, если они являются друзьями или коллегами мусульман. Но в данном случае я приглашен как человек, принадлежащий к этнической группе, традиционной религией которой было мусульманство.
— Расим, не болтай ерунду! — сказал Ильяс. — Давай проведем тест, посчитай вслух машины возле Приорбанка.
— Одна, две, три, — начал считать Расим, не понимая подвоха, — четыре… Дальше считать?
— Уже не надо, — ответил Ильяс, — ты выдал себя с головой.
— Я выдал себя?
— Ну да. Вот как бы посчитал эти машины я, — сказал Ильяс, — бер, ике, эч, дурт…
— Что это?
— Счет на татарском языке. Дело в том, что человек может знать множество языков и даже выдавать один из них за родной. Но считает он подсознательно на том, на котором видит сны. Так что ты можешь выдавать себя за татарина, но на самом деле ты — русский человек с частью татарской крови… Хотя чистых русских давно нет.
— Слушай ты, чистокровка! Если бы ты сказал мне это до нашей с тобой встречи в библиотеке, я бы тебе поверил. Но я в отличие от тебя за это время не только перебрал много источников, но и поставил это дело на научную основу. Когда нацменьшинства в России или Беларуси утверждают, что “нет чистых русских”, “все перемешались”, они противоречат самим себе. Скорее всего, нет чистых инородцев. Русские в последнюю тысячу лет в местах своего исконного проживания всегда были в большинстве. И в этом случае, при смешивании, больше размывались этнические начала инородцев, а не русских. Хотя в среде элит этот процесс был более глубоким. Таким образом, антропологически русские более однородный народ, чем, скажем, немцы, итальянцы, французы, англичане. И ты можешь надувать щеки, говоря об этом тем, кто не ориентируется в предмете спора. Для меня же ты просто болтун и демагог.
— Правильно, — сказал Ильяс, — я демагог, что в переводе с греческого на русский означает — водитель народа…
— Расим, — раздался голос Ухналева, — иди к нам.
Расим вошел в комнату и сел на диван. Три пары глаз смотрели на него по-иному, чем обычно. Возникла паузу, которую прервал Виктор Сергеевич.
— Все, что рождается, умирает… — сказал он, обращаясь к Расиму.
— Витя, без длинных вступлений, — перебил его Ухналев.
— Все, что появляется, исчезает, — продолжал Виктор Сергеевич. — Наверное, пришла пора и нам завершать операцию.
— Тем более, что ты стал терять чувство опасности, — сказал Ухналев, как можно мягче.
— Откуда вы знаете? — спросил Расим.
Ухналев усмехнулся.
— Мы только что прослушали твою полемику с резидентом на вашей последней встрече. Ты стал терять чувство меры в споре с руководителем. Зачем ты вспомнил этого генерала К., ведь, возможно, этот контакт Эрдемир тщательно скрывал.
— Он его скрывал, — подтвердил Виктор Сергеевич. — Это козе понятно. Ты помнишь, Расим, как мы разбирали с тобой вербовочную ситуацию и обратили внимание на жизненное кредо Эрдемира о том, что «страх — единственный стимул в управлении человеком. Ничто другое не может с ним сравниться». Ты открыто стал издеваться над ним, показывая, что ты его не боишься.
— Расим, — сказал Ухналев, — то, что мы прослушали, не есть разговор резидента-раиса с агентом-подчиненным. Это разговор двух приятелей, один из которых понимает слабости другого. А тот другой начинает чувствовать это.
Ознакомительная версия.
