Кусков отрицательно покачал головой и нервно рассмеялся.
— Я же тебе говорил: видел собственными глазами! Читал он мне отдельные места. Как я батькин дом поджег, как мы с тобой кассира с канатной фабрики кокнули… Ничего не забыто. Подмазано, конечно, как вообще писатели, делают, но факты верны… Это все шкура Моршанский. Хорошо, что его, гада, убили!
— Ты продолжаешь утверждать, что записки существуют? — спросил Слободинский, бледнея и испытывая боль в сердце. — Где же они?
— Где же они? — передразнил Кусков. — Я бы хотел это знать не меньше твоего.
— Если они уже там? — шепотом проговорил Слободинский.
— Что ты имеешь в виду?
— Управление госбезопасности, — пролепетал Слободинский.
— Нет, — спокойно ответил Кусков. — Пока нет. Если бы они были там, то нас, голубчиков, уже потянули бы по делу убийства Моршанского. Не надо и к гадалке ходить…
Но Слободинский не верил Кускову. С новой силой в нем вспыхнуло подозрение: записки Орлова находятся у Кускова, он убил Моршанского, чтобы завладеть ими… И тут Слободинский решил: «Этого бандита надо убрать». Он стал поспешно прощаться и попросил Кускова выпустить его через запасный выход.
Настала суббота. На исходе был седьмой час вечера. Во всем здании тишина, безмолвствуют телефоны, накрыты чехлами пишущие машинки. Орлов все еще сидел в кабинете начальника управления. Он старался не смотреть, как генерал изучает принесенные ему документы и то подчеркивает толстым синим карандашом, то ставит знаки вопроса и какие-то замысловатые крючки. Орлов испытывал ощущение неудовлетворенности: прошла неделя напряженного труда нескольких человек, а след Роберта Пилади не обнаружен.
Временами генерал бросал взгляд на аппарат ВЧ, ожидая звонка. И такой момент наступил. Генерал взял трубку. Орлов впился взглядом в лицо Гудкова, стараясь проникнуть в смысл телефонного разговора. Через несколько мгновений Орлов понял, что из Москвы ничего утешительного не сообщили. Генерал положил трубку и вновь занялся бумагами.
Так прошло еще несколько минут. Наконец Гудков закрыл папку, откинулся на спинку кресла и, легонько постукивая карандашом по краю стола, сказал:
— Владимир Иванович, наиболее ценным я считаю то, на что обратили внимание Заливов, Гусев и Ершов… Правда, это еще не Пилади, и неизвестно, во что выльется, но во всяком случае все следует тщательно проверить. В частности, киоскер Бочкин и девушка с завода…
— Разрешите, товарищ генерал, — воспользовавшись паузой, сказал Орлов. — Я не успел приобщить материалы, но как раз сегодня окончательно установлено, что интерес Бочкина к Марковой построен на стремлении сделать девушку своей сожительницей, а Чупырина старик рассматривает как соперника. Я считаю, что пока надо воздержаться от установления наблюдений за Бочкиным… Неизвестный, который интересовался продавцом газет, больше не появляется на горизонте. Мне думается, что Ершов мог просто подпасть под игру воображения.
— Посмотрим, что нам ответит о старике Ленинград, — сказал генерал. — Но я считаю необходимым побеседовать с Еленой Марковой…
— Будет выполнено, товарищ генерал!
— Не думайте делать ставку на Чупырина, — заметил Гудков. — Это, видимо, какой-то хлыщ.
Генерал хотел еще побеседовать с Орловым, но, взглянув на часы, начал собирать со стола бумаги. Посмотрев на озабоченного полковника, генерал сказал:
— Рекомендую, Владимир Иванович, завтра отдохнуть по-настоящему…
— Не получится, товарищ генерал, с отдыхом… — начал было Орлов.
— Нет, нет, — запротестовал Гудков. — Если только увижу вас здесь — обижусь. По-настоящему обижусь! Сходите на пляж, покупайтесь, прокатитесь на лодке, посидите, наконец, на набережной под липами. А с понедельника со свежими силами снова за работу!
В воскресное утро полковник Орлов, одетый в светлый штатский костюм, с фотоаппаратом через плечо, вышел из гостиницы и слился с праздничной толпой, запрудившей тротуар. Шел он неторопливо, слегка сдвинув со лба легкую шляпу, и производил впечатление отдыхающего человека. Но так могло казаться только со стороны. И сегодня, как обычно, Орлов встал рано. Его мысли вращались вокруг волнующих проблем, которыми жил все эти дни. Невозможно было забыть о Роберте Пилади, о краже пакета и многом другом.
Он не пошел на пляж, не прельстился прогулкой по реке, не укрылся под столетними липами на набережной.
Орлов знал, что и генерал не будет отдыхать. Дойдя до угла, Орлов направился к Павловскому монастырю. Его влекло не простое любопытство, а то, что всколыхнулось в памяти, когда он прочитал заметки брата в тоненькой тетради.
Пройдя под широкими сводами монастырских ворот, он направился туда, где находилась братская могила красногвардейцев. На месте прежней простой деревянной пирамиды теперь возвышался среди цветов памятник из черного мрамора с высеченными надписями.
И опять в памяти Орлова встала картина прошлого. Он увидел и то место на стене, где сидел когда-то с братом и моряком. У стены уже нет кустов, из которых вышли тогда мальчишки. И хоть прошло много лет, минувшее рисовалось живо и ярко.
К могиле подходили люди, останавливались, читали надписи и вполголоса разговаривали. Орлов направился дальше. Подновленные монастырские здания по-своему привлекательно выглядели в свете яркого солнечного дня. Много гуляющих было и в тенистом разросшемся саду.
Продолжая прогулку, Орлов прошел мимо квадратного здания ризницы, мимо длинного двухэтажного строения, в котором раньше жили монахи. У одной из дверей была вывеска: «Научно-реставрационная мастерская», а неподалеку от входа на скамейке сидел старик в черном пиджаке, белом картузе с тростью в руках. Старик поклонился проходившему мимо Орлову. Орлов ответил на поклон. Возвращаясь обратно, он сел рядом со стариком.
Разговорились. Оказалось, старик уже двадцать восемь лет работает сторожем мастерской, а живет в монастыре более тридцати, лет.
— Так вы должны знать Виктора Александровича Полянова, — сказал Орлов, вспомнив о брате невестки. — Он одно время руководил работами по реставрации памятников старины.
— Боже мой! — воскликнул сторож. — Как же мне не знать Виктора Александровича? Он тут у нас всеми делами управлял, почитай, лет семнадцать, а то и побольше. А вы его знаете, милый человек?
Желание расположить старика было настолько сильным, что Орлов решил пуститься на небольшую хитрость. Он сказал, что вместе с Поляновым был на фронте.
— Жив Полянов? — поинтересовался старик.
— Жив. Работает в Москве на строительстве начальником участка. Простите, а как ваше имя, отчество?
— Зовут меня Иваном Павловичем Груздёвым, — охотно отозвался старик.
Иван Павлович был разговорчив. Орлов сказал, что любит беседовать со старыми людьми, и попросил, рассказать о тех годах.
Иван Павлович, видимо польщенный вниманием, положил трость на скамейку, достал обкуренную трубку и, набив ее табаком, закурил. Минуты две он курил молча, глядя перед собой прищуренными глазами, затем, выпустив густой клуб дыма, начал:
— Лучанск наш числился до революции губернским городом, однако жителей в нем было немного, а промышленности и вовсе ничего: заводишко церковных колоколов, канатная фабрика и две мукомольные мельницы наследников Обдирниковых. Прославлялся же Лучанск монастырями, церквами и богатствами купцов. На поклонение мощам угодников сюда со всей матушки России съезжалось и сходилось люду всякого видимо-невидимо. Монахи здесь как сыр в масле катались. Ну, после революции они все разбежались. Свято место не бывает пусто: монашеские кельи быстро заселились людьми совсем другого покроя. Я вот, к примеру, живу там, где прежде митрополитов келейник обретался. В покоях митрополита поселился профессор со своей семьей, ребят полно стало на дворе…
— Скажите, Иван Павлович, где тот рыжий мальчишка, длинный такой, который у вас жил во дворе году в двадцать первом…
— Рыжий?
— Да.
Иван Павлович прищурил глаза и, глядя на конец трости, ответил:
— Нет, рыжий здесь тогда не жил. Может быть, проходящий какой был. Много их тогда, сорванцов, здесь шлялось. Все подземный ход искали в этих местах.
— Подземный ход? — улыбнулся Орлов.
— Да, — серьезно сказал Иван Павлович. — Он и в самом деле где-то есть, но где, никак найти не могли, а теперь и искать бросили…
Орлов продолжал улыбаться. Ему хотелось сказать старику, что и он один из тех сорванцов, которые разыскивали подземный ход. Но только спросил:
— Ну, а черноволосого мальчишку вы помните?
Иван Павлович недоверчиво посмотрел на Орлова:
— Что вы, милый человек, мало ли тут всяких бывало, разве упомнишь! Но рыжий не жил, это я хорошо знаю.
Недалеко от скамейки, на которой они сидели, лежала вросшая в землю чугунная плита. Посмотрев на нее, Орлов вспомнил, что такими плитами были устланы главные аллеи монастырского сада. Помнил это хорошо потому, что однажды запнулся за одну из плит и повредил ногу.
