Пронин засмеялся.
— Мышка спряталась в свою норку!
Ткачев не понял.
— Что?
— Говорю, мышка спряталась в свою норку. Продолжайте, Григорий Кузьмич.
— Остановился у ворот. Спросил мистера Харбери. Въехал во двор…
— Решили не брать у ворот?
— Для чего? Есть предлог проникнуть на дачу.
— Правильно, — одобрил Пронин. — С Леночкой расправиться не посмеют, поскольку известно, что она там. Людей подбавлю. Сейчас дам команду. Оцепите участок. Действуйте в зависимости от ситуации. Хорошенько обыграйте предлог…
— Слушаюсь, — сказал Ткачев. — Тут еще кружится этот…
— Доктор Успенский? — догадался Пронин.
— Он.
— Волнуется?
— Не говорите!
— А знаете что… — Секунду Пронин размышлял. — Используйте его в качестве тарана. Он ведь, так сказать, частное лицо. Подумайте об этом.
Ткачев усмехнулся.
— Есть подумать.
— Все, — сказал Пронин. — Действуйте.
А за желтым забором все шло своим чередом. Джергер въехал во двор, поставил машину. Навстречу шел Харбери.
— Каким образом… — начал было он и запнулся, увидев выразительный взгляд Джергера.
— Познакомьтесь, — обратился тот к Леночке, указывая на Харбери. — Сейчас вы увидите маму.
— Привет! — Харбери по-приятельски пожал Леночке руку и помог ей выйти из машины.
— Вот мы и добрались до нашей дачи, — наигранно приподнятым тоном сказал Джергер.
Он ведь понятия не имел, что Леночке известно, с кем она имеет дело!
— Что это за дача? — спросила Леночка.
— До революции принадлежала московскому миллионеру Михайлову, — пояснил Харбери. — А теперь отдыхают наши сотрудники.
— Не только сотрудники, — добавил Джергер. — Все, кому не надо быть на виду.
Они подошли к двухэтажному кирпичному флигелю, расположенному в глубине аллеи пушистых голубоватых елей. Поднялись по винтовой лестнице на крыльцо.
— Мама здесь? — нетерпеливо спросила Леночка.
— Вы увидите ее, — сухо ответил Джергер.
В небольшом полутемном холле было прохладно и тихо.
— Наверх, — указал Харбери.
Поднялись на второй этаж. Вошли в гостиную.
Легкие стулья обтянуты пестрой полосатой тканью. Из такой же ткани занавески на окнах. На круглом низком столе в ярко-желтой керамической вазе — желтые гладиолусы.
— Отдохните, — предложил Харбери. — А мы отлучимся. Минут на пять.
— Пожалуйста, — сказала Леночка.
— Небольшой деловой разговор, — пояснил Джергер. — Мы скоро вернемся.
Они оставили ее одну.
Леночка подошла к окну. Возле флигеля синели ели, дальше белели стволы берез, а еще дальше виднелся большой белый дом и перед ним пестрые клумбы.
Леночка надеялась, что раз уж ее сюда привезли, ей все-таки покажут Марию Сергеевну. Они ведь не знают, что разоблачены, и захотят ее успокоить. Может быть, для этого и пригласили ее сюда, в комнату на втором этаже. Проведут Марию Сергеевну мимо окон, покажут, что она жива и здорова, и увезут Леночку обратно в Москву. И она твердо решила окликнуть Марию Сергеевну — будь что будет!
А Харбери в это время объяснялся внизу с Джергером.
— Какого дьявола вас сюда принесло? — выругался он, уставив на Джергера свои оловянные глаза.
— А куда мне было деваться? От самой Москвы за мною едет машина!
— Какая машина?
— Контрразведка!
— И вы привели ее сюда?
— А что мне было делать?
— Да ведь через полчаса здесь может быть Паттерсон!
— И отлично. Не осмелятся же они задержать Паттерсона?
— А потом?
— А потом, Билл, вы покажете себя настоящим товарищем.
— Не понимаю, Робби…
— Ковригина подготовлена к отправке?
— Она еще не упакована, так сказать, но… Все в порядке. Инъекция сделана, раньше чем через сутки не проснется.
— А где она?
— В подвале.
— Так вот, Билли, вы отправите вместо нее меня! Поэтому я сюда и приехал!
— Я не понимаю, Робби…
— Да что тут понимать! Раз они меня нащупали, значит, обязательно возьмут. Единственное для меня спасение — Паттерсон! Через два часа я буду уже заграницей!
— Но тогда пропадет вся операция!
— А черт с ней! Отец Чарльз подождет! А вы тут найдете какую-нибудь другую оказию…
— Да, но Ковригину здесь уже нельзя больше оставлять?
— Отвезите куда-нибудь, вы сумеете это сделать!
— А если ее найдут?
— Ну как найдут? Не так просто получить ордер на обыск у иностранца. Да они ничего и не подозревают. Откуда им знать, что она жива?
— А ваша юная девица?
— Само молчание!
Харбери только поглядел на Джергера и ничего не сказал.
— Да-да, — продолжал Джергер. — Жизнь она себе сохранила, есть свидетели ее приезда. Вы продержите ее часа два и отпустите, скажете, что это была шутка, что вы просто хотели с ней познакомиться. До вас все равно не доберутся. Ковригиной здесь не будет, а значит, и никаких улик…
Харбери покачал головой.
— Вы безумец, Робби!
Джергер с отчаянием уставился на Харбери.
— Вы что — не согласны?
Харбери опять покачал головой:
— Нет, Робби, не могу…
— Отдаете товарища врагу?
— Бросьте, Робби, красивые слова. Вы спасаете свою шкуру. А кто будет думать о моей? Мне не простят, если я не отправлю Ковригину.
— Я все беру на себя! Упакуйте меня в этот кофр вместо Ковригиной, и уже через два часа я буду вне опасности.
— Нет, Робби…
— Нет?!
Джергер, должно быть, понял, что просить бесполезно.
— Хорошо, — сказал он вдруг каким-то удивительно тихим голосом. — Тогда я не дам вам отправить Ковригину.
— То есть как не дадите? — Харбери удивленно взглянул на Джергера.
— Очень просто! Или вы меня отправите в кофре, или Паттерсон поедет налегке, а Ковригина останется здесь. Если уж погибать, так вместе. Не дам я ее, и все. Вы ничего не поделаете со мной. — У него перехватило дыхание. — Понятно?!
Что ж, это было понятно, Джергер закусил удила. Харбери помолчал. Потом он вдруг точно просветлел и протянул Джергеру руку.
— Вы убедили меня, Робби. Товарищей в беде не бросают. Извините. В этой чертовой стране совсем спятишь… Мы отправим вас. Но услуга за услугу. Я не хочу возиться с Ковригиной. Мы вынесем ее… Тут есть укромный уголок — фамильный склеп Михайлова. И там вы… что-нибудь сделаете. А после того как вы уедете, Антонио вывезет ее куда-нибудь…
Джергер недоверчиво взглянул на Харбери.
— Вы это серьезно?
— Вполне, Робби. Вы меня убедили.
— Впрочем, это гарантия, что в последний момент вы не подмените один кофр другим. Мертвая Ковригина не нужна Ноблу.
Харбери пожал плечами.
— Я же говорю, что вы меня убедили… Джергер еще раз взглянул на Харбери и решительно двинулся к выходу.
— Пошли! — Он остановился в дверях. — А где Вайолет?
— В большом доме.
— Так идемте!
Харбери указал на потолок.
— А ваша девица не спустится?
— Нет, она дисциплинированное существо.
— На всякий случай я запру дверь.
— Заприте. Но она не спустится.
Харбери тихонько подошел к двери, ведущей на лестницу, и повернул в замке ключ.
— Так вернее…
В подвале тускло горела лампочка под грязным стеклянным колпаком. Желтый полумрак, холод и сырость напомнили Джергеру морг. Они вошли в комнату, в которой раньше помещалась фотолаборатория.
Мария Сергеевна лежала на кровати. Она действительно спала. Но то был не естественный сон, каким спят здоровые люди. Бледная и холодная, она скорее напоминала мертвеца.
Джергер неуверенно взглянул на Харбери.
— Вы не переборщили с дозой?
— Теперь это не имеет значения, — заметил Харбери. — Врачи привели бы ее в чувство…
— Понесли! — предложил Джергер.
Они завернули ее в синий шерстяной плащ, еще накануне отобранный для этого случая у Вайолет, и вынесли из комнаты.
На первой же ступеньке Харбери остановился.
— Дайте-ка, Робби, еще одеяло. Вместо носилок… Так будет удобней.
Джергер вернулся.
Он не успел взять одеяло, как дверь за его спиной захлопнулась. Что же это?!
— Билл! — Джергер заколотил в дверь кулаками. — Билл!!!
Ни звука!
Харбери не счел нужным даже что-то сказать…
Слабый шорох — и все смолкло.
Джергер понял, что это конец. Он прислонился спиной к стене, откинул назад голову, прижался затылком к холодной, сыроватой поверхности, плотно закрыл глаза и застыл в тоскливом отчаянии.
Он не знал, что его ждет, но о спасении думать уже не приходилось…
Харбери захлопнул дверь — жертвовать собой ради Джергера он никак уж не собирался!
С большим трудом он взвалил Ковригину на плечо и, тяжело переступая, понес ее вверх по лестнице.
Он втащил Ковригину в гардеробную. Здесь у него хранились одежда и дорожные вещи.
