Вокруг двух окровавленных тел начала собираться толпа. Малко и Таконес Мендоза, не сговариваясь, нырнули обратно в «понтиак». Рамос уже запустил мотор.
– Вот скотина! – взорвался Малко.
Старая американская колымага резко сорвалась с места, взвизгнув «лысыми» шинами.
– Ничего, – мрачно сказал Таконес. – Я знаю, где он живет. Там мы его и поймаем.
Они стремительно пронеслись по проспекту Линкольна, свернули на Авенида дель Либертадор, затем взяли правее и выскочили на дорогу с односторонним движением, проходившую под шоссе дель Эсте, которое делило Каракас пополам. Если бы они проскочили мимо, им пришлось бы ехать еще пять километров до следующего туннеля.
Они настигли «линкольн» на светофоре бульвара Ориноко, сразу после выезда из туннеля. Рамос затормозил и пристроился не сбоку, а сзади.
Внутри у Малко все клокотало. Нелепая случайность мгновенно развеяла его сомнения. Теперь ему по-настоящему хотелось уничтожить Орландо Леаля Гомеса. Человек, способный застрелить двух детей, а затем спокойно отправиться спать, не заслуживал никакой пощады. В глубине души Малко призадумался: так ли уж неправы в своих суждениях Мендоза и ему подобные?.. И за правое ли дело борется сейчас он сам?
Малко не успел найти ответ на эти вопросы. «Линкольн» пересек площадь Таманако и повернул направо, в темный переулок, расположенный перпендикулярно улице Веракрус. Они въезжали в квартал богатых особняков, над которыми возвышалась громада отеля «Таманако». Сквозь грязное лобовое стекло Малко увидел, как «линкольн» встал поперек дороги. Генерал Гомес вышел из машины и начал открывать ворота своей виллы.
– Пошел! – приказал Мендоза.
На этот раз Малко не заставил себя долго упрашивать. Таконес Мендоза проворно вылез вслед за ним и тут же растворился в темноте.
Малкорешил не прятаться. Он с силой хлопнул дверцей «понтиака», и Орландо Леаль Гомес мгновенно обернулся. Малко спокойно двинулся к нему по самой середине дороги. Желтые фары «понтиака» резко обрисовывали его стройный силуэт.
Держа в руке связку ключей, генерал смотрел на него с заметным беспокойством. В Каракасе ежедневно происходило множество бандитских нападений. Но человек, подходивший к нему, казался настолько спокойным и уверенным в себе, что генерал понял: это не грабитель.
Когда до машины Гомеса оставалось не больше десяти метров, Малко нарочито медленным движением вытащил из-за пояса пистолет. Он подходил все ближе, держа оружие в опущенной руке.
Хрипловато вскрикнув, Орландо Леаль Гомес выронил ключи, потянулся к кобуре и выхватил свой кольт.
– Убирайся, или я стреляю! – крикнул он неуверенным голосом, в котором сквозил страх.
Малко был уже в каких-нибудь пяти метрах от него. Генерал поднял револьвер и спустил курок.
Вместо выстрела раздался металлический щелчок, и генерал Гомес нелепо застыл с поднятой рукой. Потом вытянул навстречу австрийцу левую руку и забормотал:
– Пощадите... Пощадите...
Малко в свою очередь нажал на спусковой крючок. Три пули из его пистолета ударили одна за другой в грудь венесуэльца, расположившись по диагонали. Последняя из трех пуль разорвала генералу сердце. Мгновение Гомес стоял с открытым ртом, сжимая в руке бесполезный кольт, затем его массивное тело стало медленно сползать по металлической ограде. В доме послышались крики. В окне первого этажа зажегся свет.
– Отлично, – раздался за спиной Малко возбужденный голос Мендозы.
Малко удивился, как тому удалось что-то разглядеть сквозь темные очки. Мендоза посмотрел на привалившегося к решетке генерала, затем прошел мимо Малко, приблизился к Гомесу вплотную и приставил длинный ствол «люгера» к его шее.
От грохота выстрела у Малко зазвенело в ушах. Гомеса резко швырнуло на землю, и из перебитой сонной артерии хлынула струя крови. Но Орландо Леаль Гомес этого уже не почувствовал: он умер минутой раньше.
Со стороны виллы раздался душераздирающий женский крик. Малко и Мендоза уже бежали к «понтиаку». Рамос дал задний ход и мигом выскочил на проспект Веракрус. Машина помчалась к центру города.
Некоторое время все молчали.
– Ты ненормальный, – сказал наконец Мендоза. – Я же тебе говорил: стреляй в спину. А если бы у него остался в барабане хоть один патрон?
Малко криво улыбнулся.
– Ты велел мне его убить, но не говорил, как именно. Я никогда не стреляю в спину.
– А ты парень вообще-то ничего... – пробормотал флегматичный Рамос, почти не раскрывая рта.
«Понтиак» остановился напротив уже знакомого австрийцу современного здания на проспекте Франциско Миранды. Было три часа ночи. Малко чувствовал себя усталым и опустошенным. Все четверо вышли из машины и зашагали к подъезду. Шествие замыкал Мендоза, спрятавший свой массивный пистолет под куртку.
После убийства его отношение к Малко явно изменилось. И даже если у Мендозы еще оставались какие-то подозрения, по нему это заметно не было. Лицо венесуэльца будто светилось изнутри и стало почти красивым.
Они поднялись на лифте на одиннадцатый этаж, и Таконес трижды стукнул в дверь. Эсперенца сразу же открыла, и Малко остолбенел от изумления. Девушка была одета так, словно собралась в шикарный ресторан: длинные черные волосы, распущенные по плечам, сиреневые велюровые брюки, белая кружевная блузка, на груди – большой блестящий крест с фальшивыми бриллиантами. Малко показалось, что при виде его в ее темных глазах мелькнуло выражение облегчения.
– Ну что? – хрипловатым от волнения голосом спросила она.
– Все в порядке, – ответил Таконес.
Зажженной сигаретой девушка указала на Малко:
– Он?
– Да.
Неожиданно Эсперенца кинулась к Малко и порывисто обняла его. Про себя он отметил, что она вылила на себя чуть ли не литр духов. Малко почувствовал, как она прижимается к нему всем телом, и у него возникло сомнение, что подобная реакция входит в программу революционно-освободительного движения.
Смущенный Малко пытался освободиться от ее объятий, но девушка, словно гигантский спрут, сковала его по рукам и ногам.
– О, как я счастлива! – воскликнула она. – До чего же нам нужны такие люди!
Остальные недовольно смотрели на это явно излишнее проявление эмоций.
Эсперенца повела всех в огромную гостиную, похожую на что угодно, только не на штаб революционеров. Весь пол был устлан пушистым белым ковром. Из мебели здесь оказались только пуфики и два низких дивана. На стопке справочников стоял телефон. Рядом с ним Малко заметил пепельницу, полную окурков – видимо, Эсперенца тоже провела бессонную ночь. На стенах висели диковинные картины в сюрреалистическом стиле, изображавшие красных морских ежей на фоне песчаной пустыни. У окна расположился мольберт с неоконченной картиной в синих тонах, на которой при хорошо развитой фантазии можно было угадать дикобраза, бредущего по девственному лесу.
– Это Гевара за минуту до гибели, – низким голосом пояснила Эсперенца, указывая на картину. – Я работала в ожидании вашего приезда. Впрочем, я всегда работаю по ночам: не могу заснуть, поэтому рисую или печатаю листовки.
Она указала на стоящий в углу ронеотип[3], возле которого виднелась кипа листовок.
– На прошлой неделе я напечатала и рассовала по почтовым ящикам тысячу штук, – с гордостью объявила девушка.
Рядом с ронеотипом стояли полдюжины бутылок с шампанским, ведро со льдом, ящик пепси-колы и две бутылки виски «Джей энд Би».
В дверь постучали – снова три раза – ив прихожей появился высокий худой парень в кожаной куртке и полотняных брюках. Его глаза тотчас же испытующе устремились на Малко, затем обратились к Эсперенце. Она взяла гостя за руку и подвела поближе в Малко.
– Это Хосе Анджел, – сказала она. – Бывший солдат Карибского легиона.
Анджел натянуто улыбнулся, но Эсперенца не дала ему возможности что-то сказать:
– А это Эльдорадо. Он специально прибыл с Кубы, чтобы сражаться вместе с нами. – Тут ее голос поднялся на тон выше: – И сегодня ночью он застрелил генерала Орландо Леаля Гомеса!
Малко не слишком гордился своим подвигом, но Эсперенцу было уже не остановить. Под ее восторженные похвалы Хосе Анджел пожал ему руку. Он обладал незаурядной физической силой и, казалось, состоял из одних мышц и сухожилий. Даже когда он улыбался, в его глазах мерцал странный, диковатый огонек. Он передвигался свободно и гибко как человек, привыкший воевать в лесах. Малко понял, что на этот раз перед ним настоящий, умелый и хладнокровии убийца, «солдат фортуны», которых немало на Карибских островах и в Центральной Америке.
– Теперь мы можем с чистой совестью праздновать Рождество! – весело объявила Эсперенца.
– Вы американец? – спросил Анджел, подойдя к Малко.
– Нет, я из Чехословакии.
– Ах вот как! – оживился Анджел. – Знал я одного чеха. Его звали Молдер. Может, слыхали? Он воевал вместе с Мартинесом в Сьерра-Эскаранай. Но потом прогнил, и пришлось его ликвидировать. А жаль: неплохой был...
