— Мы бы вряд ли так долго говорили с вами о Таирове, если бы он уже был мертв, — предположил я.
— Конечно, — согласился Бородавочник, — если бы это была месть, его бы убили сразу. Ну, наверное, не сразу. Сначала бы помучили и убили на его глазах жену и дочь, а потом и его бы подвергли какой-нибудь казни подлиннее. Но, как нам удалось узнать, через полтора месяца после похищения Таиров еще был жив. Более того, он с семьей жил не где-нибудь в подвале или в вырытой в земле яме, а в небольшом домике в горах. Зачем их там держали? Ведь и выкупа никто не потребовал! Чего тогда хотели от генерала? И кем были эти похитители? Может, ему во время войны в Чечне с кем-то все же удавалось договариваться? И о чем тогда надеялись договориться с Таировым на этот раз?
Я подумал.
— Ну, вы же не думали отправить меня в Чечню, Виктор Михайлович? Там на меня полюбуются сто человек! После этого мне можно перебираться туда на постоянное жительство!
— Разумеется! Ни у кого и в мыслях не было использовать тебя на своей территории! Нет! Просто мы теперь знаем, что в конце декабря, то есть буквально несколько недель назад, Таиров с семьей обнаружились в Афганистане. Не на территории Масуда — у талибов!
Здесь опять нужна историческая справка. Я и сам эту историю не очень хорошо знал! После вывода советских войск в феврале 1989-го, вопреки всем прогнозам, коммунистический режим ставленника Москвы Наджибуллы не рухнул. Более того, благодаря продолжающейся советской помощи он только укрепил свои позиции. Уход оккупантов склонил на его сторону умеренных, США сократили свою помощь моджахедам, и Наджибулла даже расширил контролируемую им территорию. Но в конце 1991-го Советский Союз распался, а новая Россия, раскрывшая объятия Западу, спешила расторгнуть порочащий ее союз. Кончилось тем, что Москва отказалась уже не поставить бесплатно, а продать Афганистану бензин, правительственная армия оказалась парализованной, и в апреле 1992-го власть в стране перешла к моджахедам.
Победа принесла им и поражение. Хаос начался с Кабула. Пока обезображенный труп Наджибуллы качался на веревке на одном из проспектов столицы, в городе шли убийства и грабежи. Грабежи ладно! В мусульманской стране, где дотронуться до чужой женщины было грехом, достойным смерти, были изнасилованы сотни афганок разного возраста, включая девочек-подростков. В отрядах умеренных, в том числе Масуда, дисциплины и порядка было больше, но и они не смогли противостоять анархии. Стычки между разными отрядами, чьи командиры делили между собой власть, быстро переросли в новую гражданскую войну. И тут появилась третья сила — талибы.
Само слово можно перевести как «семинаристы», студенты-богословы. Поддерживаемые Пакистаном, они быстро превратились сначала в хорошо экипированную армию, а затем и в политическую силу. Взывая к традиционным ценностям и обеспечивая безопасность жителей, они быстро распространили свою власть на большую часть территории Афганистана. Здесь, хвастались они, вы можете совершенно безопасно пройти пешком от Герата до Кандагара с чемоданом денег на голове. Это, наверное, и вправду было так — на территории талибов действовали законы шариата, и самые лихие головы давно валялись в песке. Противостоять людям, устанавливавшим порядок в уставшей от войны стране, было непросто. Хекматияр, чьи отряды и совершили самые громкие бесчинства, нашел убежище в Иране, президент Раббани и Масуд укрылись на своих землях на севере страны. Они считали талибов, финансируемых Пакистаном, марионетками, такими же, какими были режимы Кармаля и Наджибуллы. А армию талибов, почти исключительно пуштунов, в которой действительно служило множество пакистанских офицеров, — оккупантами. Священная война продолжалась.
Ясно, что в этих условиях, если бы в Таирове нуждался Масуд, он мог просто попросить об этом правительство Ельцина. С талибами же у России отношений не было никаких. Более того, было известно, что в лагерях на их территории готовились чеченские боевики: разведчики, снайперы, подрывники. Вот здесь опыту генерала Таирова нашлось бы применение. Как вместе с чеченцами против России, так и вместе с талибами против Северного альянса. Похищенный специалист по тайным операциям прекрасно знал людей в каждом из этих лагерей. Ну, разве что с талибами ему только предстояло познакомиться.
— Вы думаете, Таиров пойдет на сотрудничество? — спросил я.
— Мы не знаем, какие у талибов будут аргументы, — Эсквайр говорил теперь тоном, каким обсуждается типовая ситуация из учебника. Наверное, решил, что я у него уже на крючке. — Когда человека похищают с женой и с ребенком, рычагов давления больше.
— А что думают его сослуживцы?
Хотя почему эта история, сама по себе увлекательная, должна меня интересовать?
— Они возможное предательство со стороны Таирова исключают полностью. Даже против Масуда, не говоря уже о помощи чеченцам. С их точки зрения, необходимо подготовить классическую операцию по спасению похищенных. Да и я, изучив профиль Таирова, не думаю, что такого человека можно заставить сотрудничать силой. Так что я склонен согласиться: мы готовим операцию по спасению людей. Нашего генерала, его жены, девочки…
Девочки! Знает, сукин сын, что для меня это больная тема!
— Какими силами?
Опять меня за язык потянуло. Какое мое дело?
— Спецоперация на чужой территории. Спецназ, вертолеты, ручные гранатометы, приборы ночного видения, снайперы — все это. Нам только важно знать, где именно его держат, как охраняют, получить карту местности, планы помещений.
— И как, по-вашему, все это можно достать?
— Ну, у нас есть ряд соображений… Бородавочник замолчал, уставившись на меня рыбьим взглядом. Что он означал, мне было понятно: излагать эти соображения имело смысл лишь человеку, который был в деле.
— Вы собираетесь забросить меня к талибам? — спросил я.
Не знаю, почему спросил. Как если бы я уже согласился на это задание. Но Бородавочник и взглядом не отметил это изменение в моем настроении.
— Нет, там каждый человек на виду. Но в плен к Масуду попал один наш агент, воюющий на стороне талибов. Он знает, где находится Таиров.
— Кто он такой?
Эсквайр посмотрел на меня тем же рыбьим взглядом.
— Хорошо. Раз речь идет о спасении людей, я с вами, — сказал я.
Знаете, что я вам скажу? Кардинальные решения нужно принимать в одиночестве и только по бумагам. Существует магия общения. В физическом контакте с другим человеком чужая воля перетекает в тебя. Для этого не нужен гипноз — я, кстати, совершенно этому не подвержен, об меня обломали зубы лучшие специалисты Конторы. Самое страшное оружие — со стороны одного: разумное убеждение, веские доводы, логика. И, со стороны другого: эмпатия, способность сострадать, поставить себя на место другого человека, оказавшегося в беде. Это гремучая смесь, способная разъесть самую стальную решимость.
— Тогда снимай пиджак, будем работать!
Кабинет Бородавочника действительно был перетоплен.
Мы просидели с Эсквайром целый день, и следующий, и еще один. По прошествии этого времени мне казалось, что мы обговорили уже все, и теперь топчемся на месте. Мне нужно будет прилететь в Афганистан, чтобы обнаружить, что мы не подумали об одном очень существенном моменте. Но об этом потом! Что я узнал в Москве.
Нашего человека у талибов звали Хаким, Хаким Касем. Он был завербован еще во время учебы в Англии и, поскольку работал за вознаграждение, считался отличным агентом. Учитывая его алчность — он был выходцем из самых низов общества и всего должен был добиваться сам, — в Конторе были уверены и в его лояльности, и в его эффективности. Хаким был военным разведчиком, прикомандированным к аппарату пакистанского советника при самом лидере талибов мулле Омаре. И, раз боевыми действиями «семинаристов» руководили пакистанцы, скорее всего, Хаким был в курсе тайной операции по похищению генерала Таирова. Три недели назад, накануне перемирия на время рамадана, Хаким поехал с инспекционной поездкой в провинцию Тахар. Неизвестно, каким образом, но он оказался в плену у моджахедов Масуда. Как объяснили знающие эти места люди, возможно, в лабиринте дорог, проездов и троп среди холмов их джип случайно оказался за линией фронта. В перестрелке несколько человек были убиты, но еще две недели назад человек по имени Хаким Касем точно находился в тюрьме города Талукан.
— И как я могу оказаться в той же тюрьме, в той же камере? — невинно спросил я.
Не на того попал!
— Если бы мы знали, как, мы могли бы послать кого-то другого, — в тон мне ответил Эсквайр.
Версия о съемочной группе российского телевидения у них уже была проработана. Они даже знали, кого именно надо послать вместе со мной — людей, не имеющих никакого отношения к Конторе и никакого понятия, кто я такой и зачем на самом деле мы летим в Афганистан. Это называется «использовать втемную». Версию о том, что я якобы давно эмигрировал в Германию, придумал я — я предвидел долгие застолья и неожиданные повороты разговоров.
