Как только Кускову были предъявлены фотоснимки, сделанные Максимом на Каменных Холмах, он заколебался. Самое лучшее было бы рассказать сейчас все, но Кусков не мог решиться на это сразу. Ему еще казалось, что отрицанием вины он может спасти себя. Инстинктивно он оглянулся на стул, около которого одевался — чемодана там не было. Где же записки?
Его уже не особенно беспокоило, что в кабинете много людей. Что же, это их работа! Но вот сейчас Кусков увидел на карточке Моршанского. Он не выдержал и, впервые продолжительно посмотрев на Орлова, сказал:
— Да, я убил Моршанского! Я…
— Зачем вы это сделали? — спросил Орлов.
Кусков начал рассказывать историю своей преступной жизни. Упомянул, что настоящая его фамилия Исаев, что он — сын крупного лучанского домовладельца. Знали об этом только двое: Моршанский и Слободинский. На Слободинского он надеялся, а Моршанского всегда держал на примете, как человека, с которым надо разделаться…
— Почему? — спросил Орлов.
— Он знал обо всех моих делах, мог продать… Его письмо к Слободинскому заставило только поспешить с этим…
— Мне непонятно, — сказал Орлов. — Что он знал? Только то, что вы — сын крупного домовладельца и скрываетесь под чужим именем, или еще что?
— Сын домовладельца — это не преступление, гражданин полковник, — ответил Кусков. — Имя чужое — уже преступление, но пустяк! Моршанский знал другие дела!
— Он ваш соучастник?
— Нет! Он ищейка! — заявил Кусков. — Убедившись, что у Моршанского имеются письменные улики против меня и Слободинского, я решил завладеть ими, а ту сумму, что Моршанский запросил с нас, содрать со Слободинского…
— Вы все время упоминаете Слободинского, — сказал Орлов. — Кто это?
— А вы не знаете? — вопросом ответил Кусков, и в его глазах промелькнула откровенная насмешка.
— Допустим, мы знаем, что Слободинский Глеб Александрович — директор Дома культуры, — спокойно сказал Орлов. — Интересно, что вы о нем еще скажете.
— Больше того, что вы знаете, ничего. Могу только добавить: я для государства меньшее зло, чем он. Я вор, грабитель, ну вот убийцей стал, но никогда не совал нос в политическую борьбу.
— А как Моршанский — оказался на Мыгре? — спросил Орлов.
— С испугу. Я с ним разговаривал о записках, ну и пригрозил… Он тогда срочно взял отпуск и решил скрыться от меня, пока не придумает какой-нибудь новый ход…
— Фамилия Питерский вам знакома? — неожиданно задал вопрос Орлов.
— Первый раз слышу, — пожал плечами Кусков.
— Так ли?
— Уверяю вас.
Вы знаете, где живет Слободинский?
— Никогда не был у него! — угрюмо сказал Кусков.
— Вы Орлову Анну Александровну тоже убили? — подойдя к арестованному, спросил подполковник Сабуров.
Кусков разгладил усы, усмехнулся и покачал головой:
— Никакой Орловой не знаю! Никого больше не убивал!
В его тоне чувствовалась уже настороженность, и лицо сделалось напряженным.
Орлов взглянул на часы. Приближалось время для проведения операции, а до нее необходимо было еще провести оперативное совещание. Допрос Кускова пришлось отложить.
Арест Слободинского прошел тихо. Была ночь. Слободинский только что уснул, утомившись за день выполнением поручения шефа и своими собственными заботами. Работой в Доме культуры в этот день Слободинский не занимался. Он выяснил, что Бочкин пропал, о чем заявлено в милицию. В парткоме завода ему сказали, что Лена Маркова накануне вечером предотвратила серьезную диверсию, а пособник диверсанта Чупырин убит своими же. Слободинский обомлел и, немного справившись с волнением, поспешил всем, кто тут был, рассказать, что он всегда неохотно пускал Чупырина в Дом культуры, чувствуя в нем морально разлагающегося субъекта. Слободинский понимал, что попытка диверсии дело рук шефа, однако не спешил к Адамсу. Он думал о личных неприятностях, которые ему может причинить Кусков, и все время, вплоть до позднего вечера, потратил, на его поиски. Но Кускова не было ни на работе, ни дома. С мрачными думами вернулся Слободинский в башню, представляя себе, как внизу беснуется шеф, ожидающий его…
Слободинский прилег на диван небыстро погрузился в тревожный сон. Услышав звонки в прихожей, он поднялся и пошел открывать дверь. Сквозь смотровую щёлочку на крыльце видны были несколько человек. У него неприятно заныло под ложечкой, но все же он открыл дверь…
Внешне он был спокоен и временами с презрением посматривал на производящих обыск. «Рыскайте, рыскайте, — думал он. — Все равно ничего не найдете».
Между тем наступило утро. Оперативная группа — собиралась оставить квартиру Слободинского. Ершов, выходивший последним, обратил внимание на жужжание электросчетчика, хотя все осветительные приборы в квартире были выключены. Взглянув на счетчик, он увидел, что диск вращается, и немедленно доложил об этом Орлову. Все вернулись в квартиру. Слободинский нахмурился.
— Какие приборы у вас остались включенными? — спросил Орлов.
— Никаких. Очевидно, счетчик старый и дает утечку.
— Лейтенант Ершов, — приказал Орлов, — снимите показатели счетчика, засеките время и вычислите расход.
Еще раз внимательно осмотрели все, но никаких электроприборов, включенных в сеть, не нашли, Наконец Ершов сообщил:
— Расход электроэнергии шестьдесят ватт.
— Ищите! — дал указание Орлов.
Прошло полчаса, прежде чем в прихожей нашли выключатель, замаскированный полочкой для одежной щетки. Стоило только повернуть рычажок выключателя, как движение диска счетчика прекращалось.
Орлов в упор посмотрел на Слободинского и спросил: — Может быть, скажете, куда направлена утечка?
Ночь Адамс кое-как переспал, предварительно закрыв на засов железную дверь камеры. Но с десяти утра он, почти не переставая, посматривал на часы. Прошел день, наступил вечер, затем ночь, а Ксендза все не было. Хотя он и старался не тревожить себя думами, все же самые разнообразные догадки не переставали возникать в его голове. Временами он подходил к железной двери, прислушивался. Ему казалось, что женщина умерла. На всякий случай, подпоров подкладку пиджака, он спрятал туда записную книжку и тетрадь в кожаном переплете, а затем открыл дверь и заглянул в камеру.
«Живуча как кошка», — подумал Адамс, заметив, что Анна Александровна шевельнула рукой.
— Пить, — прошептала она.
— Нет воды, — сказал Адамс, входя в камеру, и брезгливо повел носом.
Разве он может поделиться с ней каплей воды или глотком вина? Она все равно умрет, а он… Он еще способен бороться за свою жизнь.
— Нет воды, — и приблизился к ней, просто из любопытства заглядывая в ее еще больше потемневшее лицо.
Она вздохнула и сказала:
— Я думала, вы убежали отсюда… Вас долго не было. Я не могла уснуть… Мне кажется, что где-то поблизости каплет вода…
Она облизнула запекшиеся губы.
Адамс мрачно посмотрел на нее и не ответил. Она представляла для него тот враждебный мир, против которого он борется, пусть за хорошую плату, но борется, рискуя собственной жизнью. Вспомнив, что родственник ее работает в контрразведке, он еще глубже почувствовал ненависть к этой женщине.
— Вы, Игорь Васильевич, не уходите отсюда, — собравшись с силами, сказала Анна Александровна. — Тяжело умирать в одиночестве… Очень тяжело… Так вы мне и не сказали, за что вас сюда… У вас есть семья?
— Нет семьи, — глухо сказал Адамс. — А почему я здесь, и сам не знаю… Помешал кому-то, как и вы…
— Есть же еще такие мерзавцы, Игорь Васильевич! Как их узнаешь? Они, может быть, ходят рядом с честными людьми, улыбаются, руку вам пожимают…
В это время лампочка под потолком погасла, снова зажглась, опять погасла — и так произошло несколько раз подряд.
Адамс выхватил пистолет и бросился из камеры. Потом вернулся, волоча за собой койку, чемоданы и какие-то свертки.
Анна Александровна, недоумевая, смотрела на происходящее. Затем, когда Адамс на непонятном языке выкрикнул что-то, она догадалась, что он вовсе не тот, за кого выдавал себя. Она сразу вспомнила о своей находке, переданной ему, и ужаснулась. Как исправить ошибку? Что она может сделать?
Она притворилась потерявшей сознание и внимательно наблюдала за Адамсом.
Адамс не обращал внимания на Анну Александровну. Присев на койке, он прислушался. Так прошло несколько минут. Затем раздался шум, как будто по ночным улицам двигались грузовики. Шум быстро прекратился.
Адамс вскочил и, сжав в руке пистолет, уставился на дверь. Сюда шли люди.
— Тут кто-то курил, товарищ полковник. Окурки свежие, — раздался звонкий молодой голос.
— Осторожнее, товарищи!
Было сказано всего два слова, сказаны они были за дверью, но Анна Александровна сразу узнала голос Орлова и до боли закусила губы, сдерживая готовый вырваться крик.
