Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра

Вероятнее всего, море было от меня километрах в тридцати – уже чувствовался его солоновато-йодистый запах,– когда я заметил станцию техобслуживания с бензоколонкой, словно одинокий часовой, стоявшую на вершине холма. Я с облегчением приветствовал ее появление на фоне скучного пейзажа.

Было еще не очень поздно и относительно светло, но в эту хмурую погоду ночь могла нагрянуть внезапно, и неоновые трубки, очерчивающие контуры здания, уже зажгли на этот самый случай. Светящиеся линии слабо мигали, как бы реагируя на порывы ветра.

Я пришпорил Розали.

Розали – это ласкательная кличка, которой я окрестил свою тачку, древнюю Дюга 12 образца 1930 года, теперь ставшую предметом восхищения знатоков и особенно снобов, дорого заплативших бы за приобретение такой модели; но хотя я и бываю иной раз беден, как церковная мышь, избавляться от нее мне как-то не хочется.

Итак, я пришпорил Розали.

Поскольку то, что нравится псине, не годится для автомобиля, я не пообещал ей кусочек сахара, а тихонько промурлыкал, что, дескать, там, наверху, ей найдется где напиться.

Кряхтя, задыхаясь и трясясь, как старая королева, она продолжила продвижение вперед, и вскоре я затормозил перед разноцветными колонками.

Из свежеокрашенного здания раздавались рулады человека, вообразившего себя соловьем. На краткий зов моего хриплого клаксона выбежал парень в рекламной белой блузе и плоской кепке.

Обильно смазанная зеленкой, его правая щека походила на большой лист какого-то ядовитого растения. Во рту он мусолил фальшивую сигарету с лекарственной смолой, из тех, которые рекомендуются при болезнях горла.

Таким образом, его сигарета не представляла никакой пожарной опасности, тем более что он от избытка осторожности и желания подчеркнуть свой высокий профессионализм, а также из вежливости, сунул свое липовое курево в карман, прежде чем осведомиться о количестве требуемых литров горючего.

Голосом он обладал мелодичным, более приятным, чем сам индивидуум в целом. Очевидно, он и был тем певцом, которого я прервал своим появлением.

Я велел ему залить полный бак, вылез из машины, чтобы размять затекшие ноги и спросил, не работает ли он случайно по совместительству механиком, поскольку у меня создалось впечатление, что не все нормально работает в моторе. Со времени моего выезда из Парижа он глох дважды, но оба раза мне удалось сдвинуться с места, сам не знаю как, а теперь надо бы сделать так, чтобы подобные злоключения не повторялись.

Парень выслушал меня, не произнеся ни слова, и только следил за тем, чтобы струя горючего попадала в чрево машины. В то же время его явно критичный взгляд красноречиво свидетельствовал об отсутствии удивления по поводу того, что человек то и дело стоит на обочине, когда едет на такой развалюхе. Он не принадлежал к числу тех снобиков, которые млеют при виде Дюга 12 или Бугатти 1925 года. О нет! Черта с два! Он был искренне расстроен от мысли, что сейчас, в нашу эпоху, кто-то еще может позорить дороги ездой на подобных древних рыдванах.

Он расстроился настолько, что я – человек больше всего желающий, чтобы всеобщее благоденствие и радость царили у самых скромных семейных очагов – тут же поклялся в душе при первой возможности наскрести нужную сумму, необходимую для покупки «Альфа Ромео», «Матра» или чего-нибудь другого в этом роде, потом приехать сюда и дать ему полюбоваться.

Ну, а пока у Розали болел животик, и я хотел, чтобы кто-нибудь занялся ею вплотную.

Заправщик тоже был не против. Закончив переливание бензина, от тут же опять украсил свой фасад липовой сигаретой и сообщил, что пошел предупредить Поло.

– Поло – это механик,– уточнил он.

Поло-механик прибыл тут же, усиленно потирая руки. Надо сказать, что он обладал кучей достоинств, которых недоставало его дружку: как минимум на двадцать лет больше и неистребимо хорошее настроение. Прежде всего он пожелал мне доброго дня, что само по себе уже свидетельствовало о чувстве юмора, учитывая обстановку на дворе, затем спросил, в чем дело.

Я ответил, что как раз от него и хотел бы услышать разъяснения на этот счет.

– Точно,– ответил он с улыбкой.

Он попросил, чтобы я описал ему все симптомы. Теперь он уже не улыбался, важно кивал головой, чтобы придать себе побольше значительности, иметь предлог увеличить счет, либо оправдать хорошие чаевые, затем резко поднял капот Розали, не считаясь с ее почтенным возрастом.

Поло взглянул на мотор важным понимающим взглядом, который я оценил в несколько сотен старых французских франков, и покашлял.

– Она тоже так делает,– произнес я.

Он взглянул на меня.

– Как это так?

– Как вы только что сделали.

И я, в свою очередь, похрипел немного. Затем добавил:

– Надеюсь, эта машина не больна никакой заразной болезнью…

– Машина?

Казалось, он поискал взглядом ответ на мой вопрос. Это был один из тех людей, до которых с трудом доходит юмор, хотя они и мнят себя остряками.

– A! Да,– ответил он, наконец.– Машина. Конечно, машина. Посмотрим. Вы сможете завести ее в мастерскую?

Он сомневался, что она сможет туда доехать. Однако она доехала.

Механик зажег все имеющиеся лампы, а затем осмотрел потроха моей тачки. Через короткое время он выпрямился и оглушил меня залпом технических терминов. Теперь настала моя очередь покивать головой с компетентным видом, дабы не прослыть полным болваном.

Затем Поло-механик спросил меня:

– Вы далеко едете на этом вот?

– На остров Мен-Бар.

– А! Сегодня ему везет!

– Не знаю. А что, он недостаточно крепко привязан, и море его уносит?

– Я хотел сказать, что насколько мне известно, вы – второй из наших клиентов, который намеревается сегодня посетить Мен-Бар. Обычно, если не считать ежегодного праздника, который привлекает много народа, люди не валят туда толпами. Впрочем, мы стоим на проезжей дороге. В этом нет ничего необычайного, не так ли?

– Не думаю.

Механик ухмыльнулся.

– Мен-Бар… Остров Мен-Бар…

И постучал по Розали согнутым пальцем.

– Это, очевидно, автомобиль-амфибия?

– Нет,– сказал я.– Я оставлю ее на стоянке в Пуэнт-Фром. Потом пущусь вплавь.

– У вас есть все необходимое? Плавки, спасательный круг?

– У меня плавающая почка.

– Отлично,– фыркнул он.– Ладно, что там говорить. Мне хотелось бы каждый день иметь дело с такими клиентами, как вы. С типами, которые умеют жить и шутить. Сколько на свете зануд, ворчунов, нытиков, слишком их много…

Он взглянул на стенные часы.

– Ладно, хватит болтать. Я отремонтирую вашу телегу, будет как новая. Я постараюсь побыстрей, чтобы вы не опоздали на катер из Пуэнт-Фром, но ничего не гарантирую, конечно. Должно бы хватить полчаса на всю работу. Это…

С его губ уже готовы были сорваться технические термины, но я прервал его жестом и спросил у заправщика в зеленке, который присутствовал при всем этом представлении, молча облокотившись на верстак и по-прежнему посасывая свой окурок с бальзамом, не заливает ли он, кроме бензина, какую-нибудь другую жидкость, более подходящую для системы труб у человека.

Ответил мне Поло:

– Все, что пожелаете. Красные и белые вина, различные аперитивы. Лично я,– намекнул он,– имею слабость к белому вину, поскольку не люблю терять головы.

– Ну что ж, оставим вам в бочке немного,– сказал я.

И уставился вопросительным взглядом на Зеленого.

– Сюда,– пригласил он меня, направляясь к небольшой пристройке в глубине мастерской. Я последовал за ним, механик же принялся за работу, коварно напевая первые такты популярной мелодии. Заправщик скривился, как от приступа сильной боли.

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы пели таким образом? – спросил он.

– Пели?– ответил я.– Кто-то поет? Извините меня, я думал, что это скрипит домкрат.

У Поло был тонкий слух. Он громко расхохотался и сказал:

– Что ж, одно из двух,– все не могут пускать такие трели, как Тино.

Он снова взялся за работу, а я сделал вывод, что таково прозвище Зеленого, который открыл мне дверь конторы-пристройки-бара. В углу посапывала железная печка, что вовсе не было лишним. Я устроился возле нее.

Заправщик достал из стенного шкафа разные бутылки, которые втайне от министра финансов давали небольшой доход двум приятелям, и предложил на выбор: сухой Мартини, Вильям Лаусон, ром и т. д. На этой, мало посещаемой дороге у них, видимо, больше всего в ходу был Мартини. Я выбрал грог.