– Ты имеешь в виду то, как она обращалась с Бенаресом? – предположил я. – Или чары паука-кровопийцы, которые она испытывала на мне в прошлую ночь?
– У нее кое в чем довольно специфичный вкус, – сказал он с иронией в голосе. – Я остался с ней, когда их партнерство закончилось, отнюдь не из каких-то сентиментальных побуждений. Она была более сильным и умным партнером. Расстались они около двух лет назад, и с тех пор она оставила Макса далеко позади. Думаю, эта новая затея, которую он организует в Айове, в какой-то мере его последняя попытка сравняться с ней. Полночь такого же мнения – вот почему с самого начала так настойчиво желает внедрить кого-нибудь в ряды его людей. – Он аккуратно припарковался на свободное место автостоянки у железнодорожной станции. – Приехали. Смотри не спутай американскую монету с полукроной, Дэнни.
– Спасибо, что подвез, Луис, – сказал я. – Ты не возражаешь, если я задам еще один вопрос, прежде чем уйду?
– Попробуй, – ответил он, поежившись.
– Меня интересует Полночь, – признался я. – Она великолепное пособие для любого, кто изучает ужасы. Ты первый сравнил ее с пауком-кровопийцей, но это трудносовместимо с ее увлечением монетами. Ты согласен? Думаю, она прежде всего собиратель, и для нее люди такие же экспонаты коллекции, как монеты.
– Это восхитительная теория, Дэнни, – захихикал он, – но, конечно, абсолютно неверная.
– Ты думаешь? – спросил я осторожно.
Белая полоска шрама в углу его рта начала пульсировать слабыми беспорядочными толчками.
– Ей важен не просто триумф сексуального покорения, – продолжал я спокойным голосом. – Возможно, для удовлетворения своего комплекса паука-кровопийцы Полночь начинает с этого, но, думаю, то, что происходит позднее, действует сильнее. У нее огромный талант проникновения в души людей и раскрытия их слабых сторон. Она безжалостно использует это, и жертва неожиданно для себя оказывается безнадежно завязнувшей в ее паутине. И уже слишком поздно спасаться – слишком много преступных тайн и страстей накручено между ними. Как это тебе, Луис?
– Я уже сказал, что все это красиво, но нелепо. – Он глубоко вздохнул, и полоска шрама запульсировала еще сильнее и чаще. – Теперь, надеюсь, я ответил на твой последний вопрос?
– Нет, не ответил. – Я смущенно улыбнулся ему. – Все это было только введением, а теперь главное: был ли у тебя выбор между Максом Саммерсом и Полночью, когда их союз распался, или ты уже так плотно влип в паутину, что не мог выпутаться?
– Бойд, – произнес он сдавленным голосом, – вылезай из машины, пока я не вышвырнул тебя!
– Не старайся изображать головореза, Луис, ты не из их лиги, – сказал я мягко. – Знаешь, что больше всего поразило меня в настоящем Бенаресе? Единственное, что терзало его больше всего, – больше, чем эти десять дней под красной лампой, и даже больше, чем садистские пытки, – это мысль, что его старый приятель, его лучший друг предал его. Он просто не мог понять, как такой парень, как ты, Луис, которому он всегда доверял, мог неожиданно превратиться в подлого предателя.
Он сжал рулевое колесо так крепко, что костяшки пальцев побелели.
– Выходи, – прошептал он, – или я убью тебя!
– Ты совсем не похож на предателя, каким я его представляю, – продолжал я тем же тоном, – воспитанный, башковитый, самоуверенный. Почему ты предал такого лентяя, как Бенарес, который был твоим другом? Почему ты стоял рядом и наблюдал, как Полночь наносит садистские удары с неистовым желанием унизить человека, твоего старого друга, до уровня животного?
Он наклонил голову к рулевому колесу и быстро отвернулся от меня.
– Я убью тебя, Бойд, – всхлипнул он. – Убью, даже если это будет последнее, что я сделаю…
Я открыл дверцу и вышел из машины. Поезд уже вползал на станцию с тем неторопливым видом, какой они имеют, когда известно, что наплыв пассажиров ожидается в обратном направлении.
– Не забудь еще, Луис! – Я сунул голову в окошко в прощальном выпаде. – Начиная с послезавтра Джонни Бенарес снова живет и работает в Свинбурне, а не лежит под трехдюймовым слоем бетона, где его похоронил вероломный предатель, которого он считал своим другом.
Я зарегистрировался в отеле «Ковбой» утром 26 октября, витиевато расписавшись: Дж. Добрый. Клерк на регистрации не имел для меня ни писем, ни приглашений, но все же сделал попытку скрасить мой день, сообщив, что кто-то настойчиво осведомлялся о точной дате моего приезда. Затем он дал мне комнату на четвертом этаже с видом на сортировочную станцию, где ночью меня должны будут убаюкивать свистки поездов.
Позавтракав со всеми предосторожностями (официант усадил меня между двумя огромными горшками с пальмами так, что я был практически не виден), я вышел прогуляться. Гостиница находилась прямо у середины Главной улицы, так что заблудиться я не мог. Я понял, что если появятся сомнения относительно моего местоположения, то все, что нужно будет сделать, так это найти улицу, на которой дома стоят по обеим сторонам, – это и будет Главная улица.
Городок казался тихим и уютным, в нем можно было бы поселиться, если вы не против того, чтобы каждый день видеть одни и те же надоевшие лица. У меня же маленькие городки вызывают пароксизм страха, и если я провожу хотя бы один день в городе с населением менее двух миллионов, то чувствую себя ужасно одиноким.
К пяти часам я осмотрел все, что можно было осмотреть в Свинбурне, и вряд ли осталось какое-то место, которое я упустил. Я вернулся в гостиницу и в дальнем углу бара нашел свободный табурет, на который с благодарностью взгромоздился. Цедя свой бурбон, я чувствовал себя одиноким, как дикий гусь, улетевший в конце лета вместо юга на север и проводящий там зиму, удивляясь: где же остальные?
Примерно через час маленький человечек мышиной внешности решительно вскарабкался на табурет рядом со мною. Я не обратил на него никакого внимания, пока минут так через десять он неожиданно не наклонился ко мне и не прошептал, почти не раскрывая рта: «Добрый?»
– Да, приятель, – ответил я, не задумываясь, – как и многие, наверное. – Затем я увидел его изумленное лицо и понял, о чем он говорит. – Конечно! – сказал я поспешно. – Я – Добрый.
– Рад видеть вас. Джонни, правильно? – Его пальцы слегка коснулись моей руки и провели вдоль нее, прежде чем начали ее мягко мять – точно как у неопытной доярки, впервые имеющей дело с настоящей живой коровой. – Меня зовут Ларри. – Он осклабился, показав отвратительный ряд искусственных зубов. – Я от мистера Саммерса. – Его голос мгновенно наполнился почтением. – Мистер Саммерс приветствует вас, Джонни, и ему очень приятно, что вы приехали вовремя.
– Можете передать то же самое мистеру Саммерсу, – сияя, произнес я.
– Мистер Саммерс сказал, что сегодня вечером в восемь тридцать он проводит совещание, и он будет ждать вас, – добавил маленький человечек.
– Где? В гостинице? – спросил я.
– Нет, сэр. – Он важно покачал головой. – Мистер Саммерс предпочитает, чтобы его встречи проходили исключительно в домашней обстановке. Спускайтесь в вестибюль в восемь часов, и я отвезу вас, куда надо. Хорошо, Джонни?
– Хорошо, Ларри, – ответил я с такой же важностью.
Он повторил с моей рукой «качни и выбрось», затем соскользнул со своего табурета и быстро исчез, оставив бокал с пивом почти нетронутым. Я подумал, что если и остальные в этой компании столь же буйные, как Ларри, то, похоже, Саммерс действительно планирует отчаянное дельце, вроде похищения недельного запаса мороженого из магазинчика за углом.
Я решил пообедать пораньше в ресторане гостиницы и упросил официанта больше не засовывать меня между пальмами. В зале, кроме меня, обедали еще три человека: маленький беспокойный господин и его огромная жена, которая весь обед была занята тем, что громко объясняла ему, что он ничтожество из ничтожеств, и еще маленькая старушка, которая, периодически отрываясь от еды, что-то вязала. Большую же часть времени она уделяла наблюдению за огромной женой и ее осажденным мужем. Она могла вязать, даже не глядя на свои спицы. Я же большую часть времени посвятил разглядыванию того, что вязали ее постукивающие спицы, но так и не смог определить. Да и кому было дело до того, что вязала мадам Дефорж на этом смертоносном представлении? Наконец я решил, что уже достаточно наелся.
Какой приятной переменой было выйти в вестибюль и постоять там, будучи уверенным, что я кому-то нужен и кто-то жаждет видеть меня, пусть даже если это всего лишь мистер Саммерс. Ровно в восемь появился спешащий Ларри и огляделся кругом, словно хорек, назначивший свидание кролику и уверенный, что тот придет вовремя. Он увидел меня, и услужливая благодарность появилась в его глазах.
– Вы здесь, Джонни, – он слабо потряс мою руку и вялым движением потащил к выходу, – и снова вовремя!
Мы вышли на тротуар, и он с притворным усилием потянул меня к побитому «Форду», который выглядел так, будто ему оставалось совсем немного, чтобы стать антикварной редкостью и пойти с аукциона дороже новейшей модели, только что вышедшей из ворот детройтского завода.
