Я оцепенел. Еще секунд пять я с удивлением разглядывал свои пальцы, силясь понять, откуда взялась кровь на моей шее. Но тут в который раз сверкнула молния, и только теперь я вспомнил, что впервые ощутил боль в шее, когда тот самый черный «кадиллак» пытался нас обогнать. Я вновь приложил руку к шее и нащупал неглубокую рану.
Я достал носовой платок, приложил его к месту ранения и, проведя свободной рукой по спинке сиденья, нашел в нем дырку.
— Моник, — медленно произнес я, — в меня только что стреляли.
— Что делали?
— Стреляли.
— Да ладно, Шелл.
— Нет, я серьезно. Кто-то пытался меня убить.
Я обернулся и посмотрел в заднее стекло. Несколько машин следовало за нами, но черного «кадиллака» среди них не было. Все выглядело вполне нормально, и ничто не настораживало.
Тем временем мы уже подъезжали к улице Прадо, и я, тронув таксиста за плечо, попросил его проехать еще квартал и свернуть на параллельную улицу. Все это время я наблюдал за следовавшими сзади машинами, но ничего, что могло бы меня насторожить, так и не заметил. Мы остановились у заднего входа в гостиницу, выходившего на улицу Ревиллагигедо.
Сказав Моник, чтобы она шла в отель, я расплатился с водителем, еще раз оглянулся и, поливаемый дождем, взбежал по ступенькам гостиницы. В устланном ковром холле меня ждала Моник. Ее зеленые глаза были полны тревоги. Я подошел к ней, прижимая к шее окровавленный платок.
— Не могу поверить, — с волнением в голосе произнесла она. — Ты уверен?
— Никаких сомнений. Пуля задела мне шею.
Вызвав лифт, я поднялся с девушкой на четвертый этаж, проводил ее до ее номера, а затем поспешил к себе на шестой. Приняв душ, я наложил на рану бактерицидный пластырь, надел чистую рубашку и достал из чемодана кобуру с кольтом 38-го калибра. Я специально оставил его в номере, полагая, что оружие мне не потребуется, но, как оказалось, я ошибался. Надев кобуру с кольтом, я спустился на четвертый этаж и, подойдя к двери номера Бафф, которая жила по соседству с отцом, постучал.
Дверь тотчас открылась, и Бафф, схватив меня за руку, втащила к себе в номер. Ее белокурые волосы были растрепаны, помада на губах почти полностью стерлась.
— Боже мой, Шелл, — волнуясь, сказала она, — как я рада тебя видеть. Что же такое творится?
— Я подрался с твоим усатым ухажером, и меня на время упрятали в каталажку. А где доктор?
Серые глаза девушки округлились, уголки губ стали медленно опускаться.
— Как? А он разве не с тобой? Шелл...
— Подожди, — прервал я ее, чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика. — Не волнуйся. Я его не видел, но это еще не означает, что с ним что-то случилось. Правда, я думал, что он уже с тобой.
Бафф с трудом проглотила комок, подступивший к горлу, сделала несколько шагов и опустилась на тахту. Я пододвинул стул и сел рядом.
— Что произошло в ресторане после моего ухода? Как случилось, что ты добиралась до гостиницы одна?
Девушка от волнения прикусила губу:
— Моник вышла вслед за тобой. Отец вскоре поднялся и подошел к окну, чтобы посмотреть, что творится на улице. Потом он велел мне взять такси и ехать в гостиницу, так как рядом с «Монте-Кассино» была драка. Ты знаешь, после смерти матери отец за меня беспокоится, словно я малый ребенок. А еще этот усатый, который стал ко мне приставать. Зная, что все эти неприятности начались из-за меня, он хотел, чтобы я как можно скорее оказалась в безопасном месте.
— Наверное, доктор все еще выясняет, что же произошло, — улыбнувшись, сказал я. — А может быть, разбирается с официантом по поводу выставленного счета.
Моя шутка не имела успеха — девушка даже не усмехнулась. Такой Бафф я видел впервые. До этого на ее лице всегда играла легкая улыбка.
— Он даже не позвонил, — сокрушенно произнесла она. — Если бы отец задерживался, он наверняка предупредил бы меня по телефону. Наверное, с ним что-то случилось. Возможно, он ранен.
Я поднялся со стула, сел рядом с расстроенной девушкой и взял ее за руку:
— Бафф, послушай меня. По-моему, ты зря так убиваешься. Если хочешь, давай свяжемся с «Монте-Кассино» или обзвоним больницы.
— Бесполезно. Я уже это сделала. Его нигде нет.
Я силой заставил себя рассмеяться.
— Такого не может быть. Где-то доктор все-таки дол жен находиться, — попытался пошутить я.
— Возможно, отец уже на пути в гостиницу.
Я осторожно потрогал пластырь, которым была стянута моя рана. Мне показалось странным, что после того, как меня затолкали в машину и отвезли в тюрьму, исчез и доктор Баффингтон. Ясно, что, не появись Амадор со своей графиней, я до сих пор сидел бы в камере не только за избиение полицейского, но еще и за хранение марихуаны, сигареты с которой мне явно подбросили. Наркотик в мою пачку «Белмонтса» вложил не кто иной, как капитан Эмилио, и причиной, по которой он хотел надолго упечь меня в тюрьму, были не только его выбитые зубы.
Медленно распрямляя спину, я вспоминал, как покупал сигареты в ресторане «Монте-Кассино» у красотки, с которой несколько позже разговаривал тот усатый мексиканец. Продавщица могла подсунуть мне и гашиш, но я же сам видел, как она открыла пачку и даже вытащила из нее одну сигарету. Я потряс головой, пытаясь сопоставить многочисленные факты и уловить между ними связь, но у меня так ничего и не получилось. Оставаться в гостинице и ждать, когда объявится доктор Баффингтон, я не мог: надо было приступать к делу, ради которого меня вызвал Амадор. Часы на моей руке показывали половину девятого вечера.
Я поднялся:
— Бафф, мне надо ненадолго покинуть гостиницу. Уверен, отец скоро объявится.
По лицу девушки было видно, что мои слова озадачили ее.
— Уходишь? Шелл, неужели ты уйдешь и оставишь меня одну? Ведь еще не известно, что случилось с отцом. А если его избили, и он, истекая кровью, валяется где-нибудь на улице?
— Не паникуй, Бафф. С чего ты взяла, что с ним произошло что-нибудь неприятное? Я тебе буду звонить. Понимаешь, мне надо уйти, иначе снова угожу за решетку. А из тюрьмы я уже ничем не смогу тебе помочь, — сказал я и призадумался. — Бафф, помнишь, как твой отец рассказывал о своей работе? Ну, о том препарате, парами которого он надышался в лаборатории? А не могло действие того газа сказаться на нем и сегодня? Может, этот нервно-паралитический препарат пролонгированного действия или...
— Нет, — прервав мои предположения, с полной уверенностью в голосе сказала Бафф. — Это произошло с ним более двух месяцев назад, и отец после этого уже полностью поправился. Тогда он сразу же из лаборатории был доставлен домой, а действие препарата продолжалось в течение всего нескольких часов. После того случая он прошел тщательное медицинское обследование, которое показало, что он в полном порядке. Нет, препарат здесь ни при чем. Шелл, мне страшно. Я хочу, чтобы ты остался. Прошу тебя. Ну пожалуйста!
— Дорогая, поверь мне. Я не могу остаться, хоть и очень хочу. Я бы никогда не оставил тебя одну. Ты ведь и сама это знаешь.
— Во всяком случае, так мне казалось раньше, — каким-то чужим голосом ответила Бафф.
— Так оно и есть. Я вернусь, как только освобожусь. При случае загляну в «Монте-Кассино» и расспрошу о докторе. Может быть, мне...
— При случае?
— Ты неправильно меня поняла, дорогая, — попытался заверить ее я и принялся объяснять, что хотел сказать.
Однако девушка меня не слушала, и, когда я поднялся и направился к двери, она так и осталась молча сидеть на тахте, укоризненно провожая меня взглядом.
Сидя в квартире Амадора и потягивая виски из стакана, который поставил передо мной хозяин дома, я пытался переварить всю имеющуюся у меня информацию. Было ясно, что генерал Лопес жутко ревнивый и, как все ревнивые мужья, которые ходят налево, не мог допустить и мысли о том, что жена платит ему той же монетой.
Однако, и это вполне очевидно, сеньора Лопес — она же женщина — придерживалась других моральных принципов. Четко представив себе генерала, который не полагал, что его жена во взаимоотношениях между супругами требует равенства, я уже доподлинно знал, как поведет себя этот ревнивец, когда увидит сеньору Лопес в объятиях другого мужчины. Амадору по своим бесчисленным каналам было известно, что генерал периодически проводит свободное от службы время в компании некоторых высокопоставленных военных и политических деятелей. Сегодня на одну из таких вечеринок с девочками, выпивкой и порнофильмами в некое заведение и намыливался генерал Лопес. Амадор пока не знал, где и во сколько состоится это мероприятие, и сейчас обзванивал своих многочисленных знакомых, чтобы выудить у них эту важную для меня информацию.
До того как повиснуть на телефоне, Амадор успел сообщить мне много интересного о генерале Лопесе и его супруге. Оказалось, что графиня — русская по происхождению и родилась в России. Это не только объясняло славянский тип ее лица, но отчасти проливало свет и на мотивы антикоммунистической деятельности самого генерала. До начала кампании по ликвидации классовых врагов, предпринятой коммунистами во время страшного голода, охватившего Россию, родители сеньоры Лопес были состоятельными людьми. А позже наступили кровавые тридцатые годы, в течение которых руководство во главе со Сталиным и помогавшим ему Хрущевым с помощью массовых репрессий сократили население страны на десять, а то и более миллионов. Среди арестованных в Москве «врагов народа» оказались и родители графини. Их вскоре расстреляли, а сеньоре Лопес, тогда еще маленькой девочке, вместе с несколькими родственниками удалось перебраться в Мексику. Никто и никогда не приклеивал беженке из России ярлык коммунистки или антисоветчицы. Но девять лет назад, когда она вышла замуж за генерала Лопеса, который выступал против коммунистов, о графине поползли разного рода слухи. Мексиканские коммунисты, пытаясь досадить генералу, развязали кампанию по дискредитации его супруги. Но все их попытки ни к чему не привели, а только возымели обратный эффект — генерал стал еще более ярым антикоммунистом и, несмотря на свои похождения, продолжал любить жену. И это не могло не вызвать моих симпатий к этому человеку. Еще до того, как Амадор рассказал мне о причастности Джейма Гуерары к левому движению в Мексике, я подозревал, что в деле сеньоры Лопес замешаны коммунисты. Шантаж с помощью фотографий или других вещественных доказательств, компрометирующих человека, — это их приемы борьбы с идеологическими противниками, хотя к подобным действиям прибегают и другие темные личности, занимающиеся вымогательством.
