Картер Браун - Убийственный кайф

— Они достали меня! Достали! — прокричал он. От страха его голос сорвался на визг. — Эти ублюдки собираются прикончить нас. Господи, помоги мне! Они.., о Матерь Божья.., я хочу домой...

Не поднимаясь с колен, Бегущий Олень шарахался в разные стороны, причем делал это неожиданно быстро. Налетев на кровать, развернулся, прополз еще несколько футов и вдруг тяжело нырнул вперед, рухнув лицом на красно-коричневый ковер номера одной из самых фешенебельных гостиниц Форествилла.

Сержант Джеймс Браун прибыл раньше “скорой помощи”. Оставив одного патрульного снаружи, он вместе с другим вошел в номер и сразу же опустился на колени рядом с парнем. Пощупав пульс и приподняв веко Бегущего Оленя толстым пальцем, полицейский криво усмехнулся.

— Готов. Однако смерть наступила всего несколько минут назад. Мне уже доводилось видеть такое. По всем симптомам — передозировка героина. Он поймал настоящий кайф. Такой обалденный, что у него не оставалось ни малейшей надежды выйти из него.

— Судя по руке, он не сидел на игле. Никаких старых следов, — заметил я.

— Это еще ни о чем не говорит. Он вообще мог ширнуться в первый раз; не знал нужной дозы, хватанул через край, а до этого, может, только вдыхал пары. Или умел обращаться со шприцем. Если правильно подобрать иглу, колоть осторожно и попадать куда надо, то никаких шрамов не останется.

— И все же я не думаю, что он кололся.

— Думайте, что хотите, — неприязненно произнес сержант, — но, если честно, то мне совершенно наплевать на ваши соображения. Знаю я ваш принцип — “оставьте в покое этих ребят”, но я с ним не согласен. Этот парень — просто еще один наркоман, который избавил общество от забот о себе. Я даже не прочь выпить по этому поводу.

— Ну ладно, — скрипнул я зубами. — Мне все ясно. Он хиппи и наркоман, и вы просто счастливы, что один укол исцелил сразу две болезни. Только в моем понимании, копу не пристало радоваться, если кто-то облегчил ему работу.

— Вы намекаете, что кто-то ширнул ему эту дозу? — Сержант посмотрел на патрульного и ухмыльнулся, но потом поспешно прикрыл свое ехидство здоровенной лапой.

— Я только хочу сказать, что это вполне возможно. Браун медленно поднялся на ноги. Теперь он стоял, упершись одной рукой в тяжелую кожаную портупею, охватывающую бедра и подпиравшую снизу его толстое брюхо.

— Я не собираюсь отрицать этого, Роберте. Но мне нужно лишь одно — докажите это.

— Как будто это так просто, — сердито огрызнулся я. — Может, я и ошибаюсь, но мне почему-то всегда казалось, что работа копов — это нечто большее, чем просто сбор трупов. Вроде бы предполагается проверять все версии — особенно когда факты противоречат очевидному.

— Я не учился в колледже, Роберте, поэтому не так силен по части теории, как вы. А что, если вы сами займетесь этим и переберете за меня все версии, а я йотом проверю вашу самодеятельность, а?

Оба полицейских расхохотались, но тут появились двое санитаров в белой форме с носилками; выглядели они такими сердитыми, словно их оторвали от партии в покер. Кивнув полицейским, санитары перекатили труп на носилки.

Один из них снова кивнул, и они, сохраняя прежнее недовольное выражение и не проронив ни слова, прошествовали вместе с трупом из номера.

Сержант посмотрел на меня.

— Сейчас я возвращаюсь в участок, а вечером свободен. Собираюсь пропустить пару стаканчиков с ребятами. Не хотите составить нам компанию? Может быть, узнаете еще что-нибудь новенькое о работе копов.

— Спасибо, — буркнул я, — но моя осведомленность достаточно обширна, чтобы знать обо всяких там мерзких трюках!

Сержант никак не прокомментировал мой ответ: он лишь усмехнулся и с этим вышел.

С минуту я смотрел ему вслед, потом налил себе еще. Как же идти на вечеринку в таком состоянии? Мне казалось, что у меня две головы и обе раскалываются от адской боли. Однако имелись по крайней мере две веские причины, чтобы пойти: сказать Кальвин, чего ей не следует делать с ее деньгами, и сообщить друзьям Бегущего Оленя, что он уже на пути в счастливые охотничьи угодья. А раз уж я буду там, то попробую последовать совету сержанта и проведу небольшое расследование. Ведь если мне удастся доказать, что парнишка не был наркоманом, то тем самым я заинтересую капитана в проведении следствия.

Пока я так стоял, тупо воображая, каким великим сыщиком могу заделаться, — почище самого Майка Хаммера, — зазвонил телефон.

— Привет, Рэндол, — встревоженно произнес мягкий женский голос. — Это Ронда Холлоэуй. Я беспокоюсь из-за матери и Чарльза — по-моему, они здорово поцапались.

Сначала я удивился, с какой стати и каким образом я стану улаживать чужие семейные ссоры, но потом мне пришло в голову, что, возможно, на данный момент я оказался для Ронды единственным бескорыстным по отношению к ней мужчиной. Поэтому вежливо спросил:

— Чарльз приходил ужинать?

— Нет, не приходил. Да и никогда не пришел бы. Мама куда-то ездила, чтобы встретиться с ним, она не говорит куда, но, когда вернулась, была страшно взвинченна. Притворилась, будто ничего не случилось, и ни словом не обмолвилась о том, что произошло между ними.

Голос Ронды слышался в трубке все громче, и мне показалось, что и сама она на грани срыва. Поэтому сказал как можно спокойнее:

— На твоем месте я не стал бы волноваться. Такое нередко случается между родителями и их строптивыми отпрысками. Послушай, сегодня вечером я собираюсь навестить ребят из племени. Они устраивают вечеринку, и твой брат наверняка будет там. Не знаю, удастся ли мне уговорить его вернуться домой, но я попытаюсь и дам тебе знать.

— Спасибо, Рэндол. Я так тебе благодарна. — Голос Ронды неожиданно задрожал и перешел почти в шепот. Это произошло настолько внезапно, что мне стало любопытно — в самом деле она тревожится так из-за матери или просто желает привлечь к себе мое внимание. Ну и что с того, урезонивал я себя. Она стоила того, чтобы обратить на нее внимание.

— С твоей матерью сейчас все в порядке? — спросил я с напускным спокойствием.

— По-моему, да. Она приняла аспирин и легла в спальне.

— Вот и хорошо. Позаботься, чтобы у нее был аспирин; ты же поплачься в жилетку, а я тем временем дам Чарльзу пинка по его недоразвитой заднице. И завтра же позвоню тебе.

— Еще раз спасибо, Рэндол. И не очень наседай на него.

— Ну разумеется, не буду. Я применю психологический прием — расскажу, что познакомился с его семьей, и поинтересуюсь, как такой крутой парень, как он, может жить в такой затхлой обстановке. Он решит, что я свой в доску, а я воспользуюсь его доверчивостью и передам все его благовоспитанной сестренке. Ну как?

— Мне не нравится выражение “благовоспитанная сестренка”. До завтра.

Вечеринка хиппи должна была стать еще одним испытанием для моей психики, и я не мог не беспокоиться, выдержит ли она такое потрясение. Чего мне ждать? Дикой оргии? Компания настолько одуреет от наркотиков, что все посрывают с себя одежду до последней нитки? В моем воображении быстро предстала живая картина, и я мысленно развлекал себя ею, пока шел по растрескавшейся цементной дорожке, местами поросшей пучками травы.

Дом оказался старой, осевшей деревянной хибарой, которой давным-давно пора было развалиться. Любопытный факт — она находилась всего через два дома от борделя Гарри-обезьяны. Не вызывало сомнений, почему эта развалюха стала прибежищем хиппи. Владельцу попросту не удалось бы сдать ее кому-то еще — по крайней мере, в таком зажиточном городе, как Форествилл, где селились одни лишь богачи, бездельники и вышедшие в отставку дельцы. И если вы не относились ни к одной из этих категорий, то у вас не оставалось ни малейшего шанса попасть в достойные члены форествиллского общества.

Было не похоже, чтобы кто-то попытался запереть входную тамбурную дверь, болтавшуюся на ржавых петлях. Внутренняя дверь вообще стояла нараспашку, поэтому я вошел без помех. Меня беспокоила единственная мысль — как бы поскорее ухитриться отыскать Кальвин незаметно для Сорона. Если мне это удастся, то сегодняшний день мог бы стать для меня куда более удачным, чем предыдущий.

Забавно, но, видимо, мои счастливые звезды выстроились в нужном порядке, потому что едва я вошел в тускло освещенную гостиную, как сразу же увидел ее. Она сидела в старом замызганном кресле, обивка которого была изодрана до такой степени, словно о нее точила когти пума.

Комната освещалась лишь огнями уличных фонарей, но я отлично разглядел девушку. Кальвин замерла в напряженной позе, ее застывшие глаза смотрели прямо на меня, а рыжие, спутавшиеся прядями волосы ниспадали на грудь.

— С тобой ничего не случилось? — неслышным шагом приблизившись к ней, прошептал я.

— Нет, — ответила она низким бесцветным голосом. — Я рада, что ты пришел. Я уже давно сижу и жду тебя.