Она только тяжело вздохнула.
Никаких патрульных машин больше не проезжало. Ничего не случилось. Несколько минут мы сидели в полном молчании. Я посмотрел на отель, находящийся справа от меня. Над входом сверкала огромная неоновая птица, ее круглый красный глаз то загорался, то гаснул, человек пятнадцать — двадцать двигались перед вестибюлем: кто-то входил в здание, кто-то выходил из него, чтобы попасть еще куда-нибудь на Стрипе. С десяток мужчин были в костюмах дикого Запада, одна пара — в вечерних туалетах.
Коллин негромко спросила:
— Хотите немного покататься, Шелл?
— О'кей.
Она поехала подальше от центра, повернула влево по Пятой улице до Ист Фремонт-стрит. Впереди находилось то, что представляет себе большинство людей, которые говорят о Лас-Вегасе. Сияние огней, цветов, неона. Это было царство клубов и игорных домов. Коллин здесь ехала медленно: улицы были запружены мужчинами и женщинами, а также ковбоями. Нам пришлось стоять довольно долго у перекрестка на Первой стрит, пропуская группу всадников на лошадях. Добравшись до Мейн-стрит, она свернула направо, мы выбрались за пределы городской черты и помчались до дамбы Гувера. Выйдя из машины, мы долго стояли у дамбы, смотрели на воду с отраженной в ней луной. Коллин не приставала ко мне с вопросами или пустой болтовней. Она подхватила меня под руку, и так мы простояли рядышком минут двадцать, пока не отправились назад. Было полнолуние, звезды тоже казались необычайно яркими. Все было мирным и красивым.
Никто из нас больше не упоминал о Фредди.
Возвращаясь обратно, я обдумал, что мне делать дальше. Оказавшись на Стрипе, я попросил ее высадить меня у “Инферно”. Она свернула на полукруглую подъездную дорогу, одну из тех, которые имелись у всех клубов на Стрипе, и остановилась перед входом.
Она спросила:
— Я тоже иду, да?
— Не сегодня. Возможно, в другой раз.
— Завтра увидимся, Шелл?
Я вышел из машины.
— Я сделаю все, что от меня зависит. Пока я не уверен, где буду. Возможно, завтрак или обед, если я не буду за кем-то следить...
— Прекрасно. В таком случае, пока.
Она поехала дальше по Стрипу, я следил за ее машиной. Мы встретились всего несколько часов назад, я ее даже ни разу не поцеловал, только дотрагивался до ее руки, но сомнений не было: она не давала мне покоя, она не на шутку мне понравилась. Даже после всех событий сегодняшнего дня, сидя рядом с ней в машине, мчавшейся обратно, я не мог не чувствовать чисто физического притяжения, ее красоты и всепокоряющей женственности.
Дождавшись, когда зеленый “меркурий” скроется из виду, я повернулся и впервые как следует рассмотрел “Инферно” Дэнта.
Он был новейшим и самым знаменитым из всех сказочно роскошных отелей и казино в удивительном Лас-Вегасе. И применение таких эпитетов не было преувеличением, всего лишь его точной характеристикой. Он возвышался между “Дезерт Инном” и “Фламинго” на конце Стрипа, примыкающего к пустыне. Огромное здание было окружено двадцатью акрами живописной местности, где был разбит незатейливый парк со всякими цветниками, а перед зданием поражала изумрудной свежестью лужайка размером в десять тысяч квадратных футов.
На равном расстоянии от двух краев этой лужайки, но ближе к улице, стояла статуя высотой в сорок футов, искусно подсвеченная несколькими красными прожекторами, установленными у ее основания. Руки Сатаны были согнуты в локтях и вытянуты в сторону улицы, правая на уровне выше головы, левая — у пояса, все десять пальцев скрючены. Сама фигура, со слегка наклоненной вперед головой. Злобная голова будто бы всматривалась в машины, проезжающие днем и ночью по автостраде.
Фасад клуба представлял собой хитроумное переплетение неоновых трубок, большинство из них излучало красноватый свет, система автоматического переключения была так устроена, что весь фасад здания казался охваченным языками пламени, которые иногда были выше крыши.
Вход был прямоугольной формы, но вся фасадная стена над входом и по бокам его, под неоновым пламенем была разрисована: точно так же лицо Сатаны, как у статуи, с зияющим отверстием входа вместо рта. Через этот рот в обе стороны неиссякаемым потоком проходили смеющиеся и оживленно болтающие люди.
“Инферно” пользовался огромной популярностью.
Фасад был впечатляющим, но это было все равно, что глазурь на торте: самое лучшее находилось внутри. Я вошел в здание. Это был еще один мультимиллионный отель, отличающийся от других, подобных ему, лишь оригинальным оформлением. Да и казино здесь было другим, оно именовалось комнатой дьявола. Главный вестибюль был забит людьми, снующими взад и вперед, но я довольно бесцеремонно протолкался сквозь толпу к казино. Комната дьявола была гораздо шире вестибюля, в ней было размещено не менее сотни игровых автоматов, рулеток и карточных столов, а по левой стороне тянулся длинный бар. Я пробрался к нему и заказал себе бурбон с водой не только потому, что нуждался в нем, но и потому, что мне было необходимо ознакомиться поближе со зданием и его обычаями, прежде чем отправиться в логово Дэнта.
Самое большое впечатление производили стены в казино. Потолок был черным, четыре же стены снизу доверху были покрыты адскими сценами. Во всяком случае, так люди представляют себе преисподнюю.
Сотни нагих фигур в цепях, пожираемые пламенем, распростертые на земле, истерзанные пытками, побоями, надругательствами. Художники, очевидно, досконально изучили материалы о средневековых пытках у разных народов и воспроизвели их с поразительной достоверностью, однако на лицах жертв не отражались испытываемые ими мучения. Они вообще ничего не выражали. Какие-то пустые, мутные глаза на совершенно одинаковых физиономиях. Таковы были проклятые навеки грешники, которым не надо было умирать, они были обречены на вечную жизнь, лишенную всяких чувств так что эта жизнь для них стала смертью.
Невольно у меня мелькнула мысль, что это так художник представляет себе небо.
Я осушил свой бокал, подозвал бармена и спросил, где находится офис мистера Дэнта. Он указал в конец казино и добавил что в углу имеется дверь, за ней коридор, а офис — справа через холл.
Я прошел через толпу, пересек холл и постучал в дверь. Внутри голос предложил мне войти.
Я перешагнул через порог и остановился.
Виктор Дэнт сидел за большим черным письменным столом, он поднял голову, посмотрел на меня, переменился в лице и потрясенно произнес:
— Вы, сукин сын?
Это был тот самый тип.
Секунду я стоял неподвижно, в голове у меня мелькнула дурацкая мысль о том, что я, совершенно посторонний в городе, все время натыкаюсь на знакомых. Сначала Лоррейн, а теперь этот тип с замороженным лицом и толстыми губами, который находился в ее костюмерной вчера вечером. Я понимал, что, когда у меня будет время, я хорошенько подумаю, что это значит и, возможно, сумею кое-что выяснить для себя. Но в данный момент времени у меня не было.
Мы пришли в себя от изумления почти одновременно и подумали оба об одном и том же, но я все же опередил его, к тому же его пистолет наверняка находился в одном из ящиков стола. Я же без задержки выхватил свой, и “замороженный” перестал “колдовать” с наполовину выдвинутым ящиком. Это, конечно, был Дэнт. Но он понимал, что если ему удастся достать свой пистолет, то я сразу же его застрелю, поэтому он посмотрел на направленный на него револьвер, и его маленькие широко расставленные глазки стали такими же холодными и пустыми, как дуло моего 38-го.
Ногой захлопнув за собой дверь, я огляделся, чтобы убедиться, что мы одни. После этого спокойно сказал:
— А теперь о вашей манере называть меня сукиным сыном, подонок. За одно это я размозжу вашу башку, а что сделаю после этого, вас уже не будет интересовать.
Я впервые услышал, как он заговорил простым человеческим голосом:
— Вы глупец, мистер Скотт.
Я устал от этого типа. Он накидывал оскорбление за оскорблением, а мне хотелось задать ему столько вопросов, что я не знал, с какого начать. И я спросил первое, что пришло мне в голову:
— Расскажите про Изабел Эллис, Дэнт.
Он молчал.
— Я умею обращаться с упрямцами, Дэнт. Я сумею развязать вам язык. Возможно, вы уже слышали про двух недоумков в аэропорту...
Помолчав, я с силой добавил.
— Ублюдок, это было делом ваших рук. И это еще одна причина для того, чтобы я вас избил.
Он продолжал сидеть за своим столом, как будто чего-то ждал, и тут я понял, что это значит. Он не мог добраться до своего ящика, потому что я держал его на прицеле, но мне не были видны его колени или ноги, а также зуммер, который наверняка имелся под столом. Так что он, несомненно, ожидает, что сюда явится кто-то из его молодчиков.
Я сделал шаг вперед и рявкнул:
— Поднимайтесь! Прочь от стола, шевелите ножками.
