Пока официант по винам принимал заказ, я заметил, что Вельда слегка нахмурилась. Она заметила кого-то у меня за спиной. Я оборачиваться не стал. Дождался, пока она сказала:
– Только что вошли Паттерсон с Драго. Сидят через три столика от нас.
– Интересно, совпадение это или нет?
– Думаешь, они тут завсегдатаи? – спросила Вельда.
– Кто их знает, – ответил я. – Могу спросить.
– Но кто мог сказать им, что мы здесь будем, а, Майк?
– Никто. Заказ на столик я сделал по телефону.
Принесли выпивку. Мы молча чокнулись, выпили по глотку чая со льдом и уставились друг на друга, озаренные одной и той же догадкой. Вельда заметила:
– Должно быть, телефон в конторе прослушивается. Кто-то из этой телевизионной шатии-братии мог оказать такую услугу.
– Что ж, всегда приятно, когда ты нужен людям, – сказал я. – Вообще-то работают шустро. Шустрее, чем налоговое управление.
Принесли еду, и я с удовольствием принялся за нее, точно то была жареная индейка, подаваемая по большим праздникам. Может, во Флориде и много солнца и хороших рыбных ресторанов, но тут была настоящая, родная нью-йоркская жратва. Мы уже покончили с десертом и принялись за кофе, когда вдруг Вельда спросила:
– А ты их слышишь, Майк?
– Кого?
– Ну, тех ребят, что приехали в лимузине.
В зале стоял приглушенный гул голосов. Люди, приходившие обедать так рано, обычно не слишком шумят, а потому мне не пришлось особенно напрягаться, чтобы расслышать несколько слов. Возможно, они произнесли их нарочно громко. Не настолько громко, чтоб соседи сделали им замечание, но достаточно для того, чтоб я мог расслышать. Особенно отчетливо произносилось мое имя. Но еще демонстративнее был тон, которым оно произносилось. Тон глубочайшего отвращения.
Я спросил:
– Они пьют?
– Мартини. Так и налегают. С первого же момента, как только вошли.
– Ну а как воспринимают это их девочки?
– Похоже, немного нервничают.
– Что ж, их можно понять, – буркнул я.
Она протянула руку, накрыла ею мою ладонь.
– Что собираешься делать, Майк?
– Да ничего.
Похоже, она испугалась не на шутку.
– Перестань, Майк. Еще ни разу не было такого, чтоб ты ничего не делал.
Но разве мог меня хоть кто-нибудь остановить? Я резко отодвинул стул и поднялся прежде, чем она успела сказать что-то еще. И с самым небрежным видом двинулся через зал к их столику, зная, что они следят за каждым моим шагом. Прочитать выражение лица Хоуви не составляло труда. Для него я был всего лишь жалким частным сыщиком, почти что покойником с большой дыркой в кишках и полным отсутствием физической возможности разделаться с противником куда моложе себя. Леонард Паттерсон, тот был лиса похитрей, и рот его покривился в презрительной усмешке при виде того, как я исхудал и побледнел после всего, что со мной случилось.
Что ж, тем лучше. Вельда не сводила с нас глаз, крутые ребята приготовились к действиям. Их девочки сидели тихо, как мышки, но в неподвижности явно угадывалась паника. Такого они не ожидали. Я подошел к Паттерсону и остановился. Я тут же заметил, что ухмылка его стала какой-то кислой, а сам он сник. Что и понятно. Ведь он наслышался обо мне всяких истории, прочел слишком много газет и понимал, что то, что происходит сейчас, может иметь самые неприятные последствия.
Я не произнес ни слова. Просто сунул руку в карман пиджака и показал им обойму, заряженную хромированными патронами 45-го калибра. Повертел в пальцах и поставил ее на стол, рядом с его рукой. Взглянул на Хоуви, затем – на Паттерсона, усмехнулся – так, чтобы они видели все мои зубы, – а потом вернулся к столику в углу.
Сел и жестом попросил официанта подать счет. Четверка, сидевшая через три столика от меня, засуетилась и собралась уходить. Женщины, похоже, были в ярости. Мужчины на нас и не глядели. Вышли из зала, ни разу не обернувшись.
Официант принес счет. Я расплатился и дал щедрые чаевые. Мы гордо прошествовали мимо пустого столика. Вельда спросила:
– Что ты им сказал?
– Да ничего, – ответил я. Обойма с патронами 45-го калибра все еще стояла там. Я взял ее и сунул в карман. – Поняли друг друга без слов.
Она тоже поняла, что произошло. И ограничилась одним словом:
– Черт!
* * *
Я попросил водителя подождать и проводил Вельду до дверей в квартиру. Чмокнул ее на прощание в щеку. По глазам заметил, что ей хотелось бы большего. Но я сказал:
– Пережить такую штуку, как помолвка, очень и очень непросто, котенок. Так что давай еще маленько подождем.
– У тебя может быть только одно оправдание. То, что ты еще слаб.
Я усмехнулся, выудил обойму от «кольта» 45-го калибра и вложил ей в ладонь.
– Конечно, куколка. Конечно, слаб.
Она взглянула на обойму, улыбнулась и опустила ее за вырез платья. Оставалось предполагать, что обойма задержалась в бюстгальтере.
Добравшись наконец до дома, я понял, что обманывал себя. Этот день вымотал меня вконец, даже нажать на кнопку в лифте почти не было сил. Боль в животе вернулась, откликаясь на каждый удар сердца острыми покалывающими спазмами. Войдя, я первым делом включил воду в ванной, потом разделся, торопя ту минуту, когда тело мое опустится в теплую и ласковую пену.
Следовало бы слушаться Моргана. Мне уже давно не пятнадцать лет. Я был очень тяжело ранен и должен потерпеть, подождать, пока время и лекарства не сделают свое дело и здоровье не восстановится. Я дважды подбавлял горячей воды в ванну, и примерно через час мне полегчало. Я просидел еще минут десять, затем вылез из ванны, включил инфракрасную лампу под потолком, ждал, пока обсохну.
При одной мысли о том, что могло случиться в «Ле Сирк», по коже пробежали мурашки. Любой из этих парней мог запросто размазать меня по стенке, не знай они о моей репутации. К счастью, они хорошо разглядели обойму от «кольта» 45-го калибра. Раз у меня есть обойма, стало быть, и пушка имеется. А раз имеется пушка, стало быть, я вполне мог употребить ее в дело, стоило этим клоунам только дернуться. Они мыслили правильно. Я же вел себя как полный дурак. Взглянул на свое отражение в зеркале над раковиной. Ну и видок, просто жуть!.. И я сказал себе: «Все, больше никаких глупостей, Майки, малыш! Будет тебе умничать!»
Вельда уже сидела в конторе, когда вошли мы с Патом. Было десять минут десятого. И завтрак, состоявший из кофе и рогаликов, уже ждал нас. После него мы собирались проводить Маркоса Дули в последний путь. Я спросил Пата, как насчет цветов, и он ответил:
– Дули оставил распоряжение. Никаких цветов. Он говорил, что цветы всегда напоминают ему о похоронах.
– С каких это пор он научился предвидеть события, а, Пат?
– Он вообще сильно изменился за последние несколько лет. От директора похоронной фирмы «Ричмонде» я узнал, что он, оказывается, оплатил все услуги вперед, сам выбрал себе урну для пепла.
– Пепла! Скажешь тоже, Пат! Он ведь ненавидел огонь, или ты забыл?
– Война в прошлом, Майк. Так что, возможно, он успел избавиться от этой фобии. И выбрал кремацию. Кроме того, где, черт возьми, найдешь теперь место в городе для нормальных похорон?
Превратиться после смерти в пепел и прах – нет, то совсем не походило на образ мышления Дули. Я же прекрасно помнил, как мы с ним однажды оказались в ловушке, в горящем здании, и как ненавистна была ему мысль о том, что мы сгорим в этом огне, превратимся в обугленные куски мяса. Каким-то непостижимым образом ему удалось пробить дыру в стене с помощью гранаты. Мы выскочили и с ходу уложили четырех солдат противника, загнавших нас в это пекло, а затем благополучно и без всяких приключений вернулись к своим. И еще многие месяцы спустя мы с Патом видели безобразные шрамы от ожогов на спине Дули, всякий раз, когда вместе мылись в душе.
Сидевшая за письменным столом Вельда опустила в чашку кофе пакетик с заменителем сахара. Пат подошел и увидел лежавшее на папке с документами какое-то маленькое хитрое приспособление и, жуя черствый рогалик, осведомился:
– А это еще что?
– Последнее слово техники в подслушивающих устройствах, – ответила она.
– Кто дал твоим ребятам распоряжение прослушивать наш телефон? – спросил я. Мы хоть и были добрыми друзьями, но Пат как-никак фараон.
Мы дали ему минуту – переварить услышанное. Затем я заметил:
– Никто, дружище. Его нам просто подложили.
Вельда пощелкала пальцем по аппарату, стоявшему на столе.
– Вот этот.
– Ловко, – заметил Пат. – Но кто это сделал?
Я ответил:
– Мы знаем когда, знаем почему. Но только не знаем кто.
– Замечательно! Ничего себе объяснение. – Он откусил еще кусок рогалика.
– Эта пресс-конференция носила стихийный характер. Мы сделали лишь несколько телефонных звонков. А уж они сами позаботились о том, чтоб новость распространилась. Согласитесь, мое внезапное возвращение все же представляло интерес для средств массовой информации. И вот некий человек, расслабившийся после того, как до него дошло известие о моей гибели, вдруг узнает, что на самом деле ничего подобного не произошло. А у него имеется свой человек среди этих журналистов и репортеров. И подменить аппарат или засадить «жучок» во время интервью, когда взоры всех присутствующих были обращены ко мне, не составляло особого труда.
