Далее, человек, решивший покончить с собой, все равно не может перебороть в себе внутреннюю потребность остаться в живых. Было похоже, что первый раз Трой, нажав на курок, в последний момент отвел или отдернул револьвер в сторону, отсюда и поверхностная рана. Убил он себя уже вторым выстрелом. Самоубийцы обычно делают еще одну вещь: оголяют то место, куда они стреляют или наносят удар ножом. В газете об этом ничего не было сказано, но в полиции меня просветят.
Так что именно туда я и направился.
И уже по дороге у меня болезненно сжалось сердце при мысли, что великолепный голос Джонни Троя потерян навсегда для публики. Сам Джонни произвел на меня большое впечатление, даже большее, чем я сразу почувствовал…
В комнату триста четырнадцать я вошел вторично уже после полуночи. Капитан Сэмсон все еще был на месте. Так всегда бывает в особо важных случаях. В кабинете творилось что-то невообразимое: звонили телефоны, в холле было полно репортеров, операторов с телевидения, фотографов, не меньшая толпа осела внизу в вестибюле.
Лейтенант Роулинс сидел за столом и что-то писал. Он поднял глаза и помахал мне, когда я вошел.
— Здорово, Шелл. Вы ищите Сэма?
Я кивнул.
Он ткнул пальцем в ближайшую дверь. Я постучался и вошел. Сэм был один, разговаривал по телефону, в зубах торчала половина сигары. Он кивком головы указал на стул, я сел и стал терпеливо ждать, когда он закончит. У него был усталый вид, но его лицо было чисто выбрито. Небритым я его ни разу не видел. Не знаю, когда и как он это делает, может носит в кармане электробритву и бреется тут, в кабинете? Положив на место трубку, он глянул на меня.
— Ну?
— Я только что прочитал газету.
— Да-а. Твое имя там тоже фигурирует. Снова. Какого черта ты с ним сделал?
— Что сделал? Ничего.
— Мне уже три раза звонили о том, что ты его извел, затравил. Согласен, что ты не самый деликатный нахал в городе. Неужели ты…
— Прекрати, Сэм. Я не причинил ему никаких неприятностей. Эти звонки… Расскажи-ка мне о них подробнее.
— Звонили гости, находящиеся у Троя в то время, когда ты там тоже был. Они все разошлись сразу же после твоего ухода. Трой заявил, что хочет побыть один. Но они заявили…
— Это меня не интересует. Был ли среди этих раздраженных граждан пискун по имени Рональд Дэнгер?
— Да.
— Этот мелкий…
Я сказал скверное слово. Очень скверное.
Сэм посмотрел на меня и сердито произнес:
— Возможно, тебе не нравится этот человек, Шелл, но он чертовски известный автор.
— Автор! Если бы его использовали для удобрения, он бы убил целый акр цветов.
— Очень может быть, но многие курицы слушают его. Ты меня понимаешь? И не умничай. Двое других тоже сказали, один — что ты был «нетерпимым», второй сказал — «грубым». Это были Гарри Бэрон и поэт, или что-то в этом роде, Ворфилд.
— Этот недоумок?
Но мне уже не хотелось спорить, тем более, что Сэм взялся за телефон. Я понимал, что если банда, собравшаяся ранее в квартире Троя, всерьез ополчится на меня, мне придется плохо. Все они были клиентами и ставленниками Себастьяна, а агентство Себастьяна держало в руках всю прессу в городе.
Сэм швырнул трубку на рычаг и ворчливо спросил у меня:
— Чего ты хочешь? Позднее я буду занят.
— В самоубийстве Троя нет ничего странного?
Он покачал головой.
— Нет. Во всяком случае, пока нет. Порох на пальцах правой руки, контактная рана — ты знаешь.
— Стрелял через одежду?
— Нет. Оголил грудь. Первый раз промахнулся… Я думал, ты читал репортаж.
— Да, но сообщения об оголенной груди там нет. Думаю, этим все решается. Мне известно, что он не левша, но когда я находился у него, он порезал себе правую руку.
— Перестань, Шелл. Раз парень решил покончить с собой, станет ли он думать о раненой руке? Кроме того, он был пьян, выпил столько, что двоим бы здоровенным детинам хватило на целую неделю.
— Достаточно, чтобы отдать концы?
— Если бы он продолжал пить, этим бы могло закончиться.
— Меня интересует, не могли ли его застрелить уже после того, как он умер?
Сэм посмотрел мне в глаза.
— Теоретически такое возможно, но этого не случилось. Хватит тебе. Как самоубийство, это уже достаточно скверно. Умоляю тебя, не пытайся превратить это в убийство.
Я понимал, что жалоба на мою «грубость» глубоко задела Сэма. Ибо он был моим настоящим другом, преданным и отзывчивым. То, что задевало меня, задевало и его. И, разумеется, наоборот. Вот почему он рычал на меня сильнее, чем обычно.
Я поднялся, но мне нужно было сказать ему еще одну вещь. Или, вернее, попросить, а я не был уверен, как он это воспримет.
— Сэм, ты помнишь, когда я был здесь раньше по поводу нападения на меня. Мы говорили о Джо Рэйсе.
— Да, мы говорили.
— Никогда не было ничего такого, что связывало бы Чарли Вайта или Джонни Троя с ним или с кем-то вроде него?
Лицо Сэма затуманилось, его челюсть выдвинулась вперед, поэтому я торопливо продолжал:
— Особенно с Рэйсом, но вообще с любым другим «мальчиком» из мафии. Я думал…
— Олл-райт, я проверю. И ничего не обнаружу. Но я это сделаю, чтобы ты спал спокойно. А теперь уходи отсюда.
Он вытащил из кармана длинную спичку, будь я неладен, если знаю, где он берет их, и зажег сигару. Встреча была закончена.
Но я не отступал.
— И не сделаешь ли ты мне одно одолжение? Совсем небольшое, чтобы я действительно мог спать по ночам. Проверь отпечатки пальцев Джонни Троя и Чарли Вайта. Если у нас ничего нет, попытайся в Сакраменто или в архивах ФБР. О'кей?
Он не взорвался, однако выпустил в мою сторону струю дыма. Наконец он медленно сказал:
— Есть ли у тебя хоть что-то, на что я мог бы опереться, Шелл?
Я покачал головой.
— Ничего солидного. Но очень странно. Сестра Вайта нанимает меня проверить его смерть, я говорил тебе об этом. Этот доктор Витерс заверяет меня, что Чарли жаловался на то, что временами он боится потерять голову в полном смысле слова, и все такое прочее. Но в этом нельзя быть полностью уверенным…
Я подробно сообщил ему о телефонном звонке доктора неизвестному лицу по поводу меня и продолжал:
— Сразу же после этого эти подонки напали на меня в Бенедикт-Каньоне. Устроили засаду, перегородили дорогу машиной. Я тебе все это подробно описывал. И я продолжаю думать, что тип, который скрылся заблаговременно, был Джо Рэйс. Еще один момент: меня наняли только сегодня утром, Трой стреляется уже вечером.
Я пожал плечами.
— Конечно, пока у меня нет никаких достоверных сведений, Сэм. Но ты ведь меня хорошо знаешь. У меня предчувствие, что все это взаимосвязано.
Он вздохнул.
— Что же, возможно. Твои предчувствия оправдывались и раньше…
Он посмотрел на меня.
— О'кей, я сделаю это. Но держи рот на замке. Я не хочу, чтобы ты нарушал общественный порядок. Больше мне ничего не нужно.
— Благодарю, капитан.
Я подошел к двери и уже там сказал:
— Ты неважно выглядишь, Сэм. Отправляйся-ка домой и ложись спать.
Он усмехнулся.
— Непременно. В следующую среду.
Я вышел, выпил чашку кофе с Роулинсом, немного посудачил с ним, затем поехал домой.
Квартира моя находилась на третьем этаже. Кроме гостиной, у меня есть маленькая кухонька, ванная и спальня. В гостиной пол застлан золотисто-желтым ковром от стены до стены, много места занимает массивный диван, пара кожаных кресел и несколько пуфиков. Слева от входной двери — аквариум с экзотическими рыбками и второй поменьше для гуппи. Я накормил рыбок, понаблюдал за ними, мысли у меня текли медленно. Пора было ложиться спать, и я пошел в спальню, пожелав спокойной ночи Амелии. Она висит на стене над фальшивым камином, потрясающей красоты женщина, написанная маслом, но отличающаяся несговорчивым характером. Наверное, современные художники заявят, что такая манера письма устарела. Во всяком случае, враждебно настроенные друзья Джонни Троя были бы единодушны в своей оценке.
Я никогда не понимал таких людей, мне казались дикими их вкусы и идеалы. Все старые ценности отвергались только потому, что они были старыми. Настоящее, проверенное временем стало объектом насмешек и нападок.
«Несомненно, — думал я, — некоторые люди видят вещи иначе, чем остальные, у них „особое“ видение, так что, по их словам, им ясна сущность вещей». О'кей, я могу с этим согласиться. Но в таком случае они же должны видеть, что «Жизнь и Смерть» — всего-навсего черная линия и красная клякса. А вот этому я не могу поверить: ось автомобиля и половина унитаза… Какими бы глазами на них не смотреть — это не новое искусство.
Так что, вы можете превозносить до небес шедевр Рональда Дэнгера, я же предпочитаю Амелию.
Меня разбудил телефонный звонок.
Оба будильника еще не сработали. Кто, черт возьми, так рано поднимает меня в воскресное утро?
