— Бред какой-то! — возмутился Вася. — Не лично же он Хасанова замочил!
— Я, между прочим, так часто делаю, — вставил я. — Просто до некоторых еще руки не дошли.
— Прямо мне прокурор, разумеется, ничего не сказал, — продолжил Храповицкий, пропуская наши реплики мимо ушей. — Но по его тону я понял, что в голове он это держит. Тем более, что выполнено все было очень профессионально. Стреляли из парка напротив. Из винтовки с оптическим прицелом. Как мне объяснили, там ограда с невысоким бетонным основанием. Убийца спокойно залег с другой стороны, подстелив на землю целлофан. Положил винтовку на основание, дождался выхода Хасанова, и бах! — Храповицкий прицелился в воздух и щелкнул языком. — Расстояние было метров двадцать, не больше. Для опытного стрелка — это, считай, в упор. Второй выстрел был в воздух, чтобы напугать охрану. Сделав свою работу, убийца спокойно удалился через парк. Особых следов не нашли. Предполагается, что такой уровень исполнения могли заказать только солидные люди. Вроде нас.
— А другие версии есть? — обеспокоенно спросил Вася. Он явно продолжал сомневаться в моей стойкости, и меня это оскорбляло. Я решил сдать его, даже без битья. Просто повинуясь чувству гражданского долга.
— По счастью для нас, есть. Вариант основной. Ильич наносит ответный удар. Допустим, что Ильич, будучи парнем весьма неглупым, начал не с расстрела многочисленных бригадиров Ломового, а врезал по больному месту: по кошельку. Через Хасанова шли основные финансовые потоки. Он координировал весь принадлежащий группировке бизнес. С его смертью они лишатся доходов, начнут задыхаться, а многие дела, которыми он занимался, придут в упадок. Пойдет разброд, кто-то из бригадиров переметнется к Ильичу. Я лично считаю этот вариант наиболее правдоподобным.
— Я тоже, — поддержал я. — В день нашей встречи он разговаривал с Москвой по телефону. Заказывал себе новую охрану. Восемь человек из столицы — это минимум двадцать пять тысяч долларов в месяц, если считать с проживанием. Представь, как он должен быть напуган. Кого он боялся? Не Силкина же!
— У него могли быть долги, — предположил Вася.
— Да у него и были долги, — отозвался я. — Причем, судя по безумному предложению, с которым он к нам обратился, долги огромные. Но за долги не убивают. Во всяком случае, до тех пор, пока есть хоть какая-то надежда их получить. А кое-каким барахлом он, надо признать, обладал.
— А что считает прокуратура? — осведомился Виктор.
— Прокуратуре эта версия не нравится, — ответил Храповицкий с сожалением. Он всегда испытывал неудовлетворенность, если не мог кого-либо убедить в правильности своей позиции, даже если не затрагивало его денежных интересов. — Потому, как дело становится совершенно безнадежным. Надо ждать годы, пока исполнители попадутся на аналогичном преступлении, и нет никаких гарантий того, что они, даже будучи пойманными, сдадут Ильича. На прокуратуру давит общественность. Хасанов был в Нижне-Уральске не последним человеком. Все центральные телеканалы уже рассказали о его убийстве. А если учесть, что в последние месяцы трупов по городу хоть отбавляй и ни одно преступление пока толком не раскрыто, хотя заказчики в большинстве своем известны, то можно понять желание следователей как можно быстрее предъявить народу преступника именно в этом, отдельно взятом случае.
— Да это жена его грохнула! — убежденно заявил Виктор. — Уж она-то от его смерти больше всех получает. Больше даже, чем мы с Андреем.
— Вообще-то это версия номер один, — кивнул Храповицкий. — Хотя я бы поставил ее на второе место. Она всем бросается в глаза. Тем более что известно об их непрерывных ссорах. Говорят, отношения у них были на грани развода. Хотя не очень понятно, как она могла осуществить это технически. Но все же вариант ее участия для прокуратуры наиболее соблазнительный и понятный. Далее идет политика. Хасанов поддерживал Рукавишникова, и на дне его рождения вышел какой-то глупый скандал с Силкиным. Теоретически Силкин мог его заказать. Но как-то трудно предположить, что он в этом признается. А арестовывать его еще меньше оснований, чем Андрея. К тому же он мэр.
— Но его могли убить и конкуренты, — подал голос Вася.
— С конкурентами сложнее всего, — развел руками Храповицкий. — Хасанов пытался подмять под себя большую часть бизнеса, связанного с продажей автомобилей. А поскольку автомобилями там торгует каждый второй житель города, то считаться его конкурентом может кто угодно. К тому же у него был на редкость запутанный бизнес. В некоторых фирмах у него были партнеры, какие-то предприятия находились у него в доверительном управлении. Короче, там не разберешься. Конечно, они будут проверять все его счета, допрашивать людей из его окружения, но на это уйдут месяцы. Кстати, Андрей, я договорился, что показания ты дашь сегодня в нашей областной прокуратуре. Тебя там ждут в четыре часа. Фамилия следователя — у моего секретаря.
— Может быть, ему лучше взять с собой адвоката? — несколько нервно предложил Вася.
— Вася, его пока вызывают в качестве свидетеля, а не подозреваемого! — потеряв терпение, повысил голос Храповицкий. — И я надеюсь, одним допросом все закончится! Зачем ему адвокат? Чтобы лишний раз подразнить
следователей? — Он помолчал, успокоился и прибавил: — Вообще, если честно, все это довольно неприятно.
— Боюсь, что газеты начнут намекать на нашу причастность в ближайшее время, — заметил я. — Гозданкеры позаботятся о том, чтобы информация куда-нибудь просочилась. Не в местную прессу, так в Москву.
Я понимал, что не обрадую его этим сообщением, но предупредить я был обязан. Он сразу взвился.
— Я уже слышать не могу про этих Гозданкеров! — взорвался он. — Они вредят нам изо всех сил, где только могут. Их родственничек в областном департаменте финансов рубит нам уже четвертый проект. Причем каждый раз снабжает свой отказ оскорбительными комментариями.
— А ты говорил об этом с губернатором? — спросил Виктор. — Вы же каждый день видитесь. Только что не спите вместе.
— А что толку? — раздраженно бросил Храповицкий. — Пока наша нежная дружба с Егоркой не принесла нам ничего, кроме потери времени и лишних расходов. Он ведет себя, как старая шлюха. Принимает все, что мы даем. Крутит в восторге дряхлеющим задом. И бежит к Гозданкеру хвалиться нашими подношениями, чтобы пробудить в том ревность. Я предлагаю одну за другой выгодные сделки, разумеется, с учетом всех его интересов. То есть пятьдесят на пятьдесят. Он отвечает, что это великолепно, и проект нужно срочно оформить как официальный документ на его имя. Я на неделю засаживаю за работу наших аналитиков и юристов и отдаю ему бумаги. Он отправляет их в департамент финансов. Дальше — известно. Я пытаюсь с ним объясниться — он увиливает.
— Что ему нужно? — обиженно почесал бородку Вася. — Пятьдесят на пятьдесят — отличные условия!
— Ага! — насмешливо отозвался Виктор. — Особенно если вспомнить, что деньги на наши проекты мы просим из бюджета. Все равно что из его кармана.
— Меньше половины для нас не имеет смысла! — сварливо возразил Храповицкий. — Он-то — один. А нас трое. И у каждого по три семьи.
Считал он не вполне корректно. Семей у них было побольше. По четыре — у него и Виктора. И две у Васи.
— Ладно! — решительно заявил он. — С меня хватит! Сегодня в два часа я встречаюсь с Ефимом Гозданкером. Ты поедешь со мной. — Он посмотрел на меня, и я молча кивнул.
— Вообрази, эта скотина предложила мне приехать к нему в офис. Мне! — Храповицкий даже задохнулся от возмущения. — Естественно, я отказался. Сегодня я намерен все ему высказать.
— А чего мы этим добьемся? — осторожно спросил я.
— Испугается, — с мрачной уверенностью заявил Храповицкий. — Одно дело — подличать исподтишка, а другое — открыто объявить войну. Не в характере Ефима.
У меня по этому поводу было свое мнение, но, видя, что его не переубедить, я не стал спорить.
Решающая встреча двух могущественнейших людей области была назначена в «Мираже», самом помпезном из городских ресторанов. Разумеется, в банкетной комнате.
Что до меня, то я терпеть не могу эти тесные застенки, которые в наших ресторанах именуют банкетными залами, или просто «банкетками». Но поскольку за добровольное заточение в этом деревенском предбаннике с вас берут дополнительно, это считается престижным. И для делового человека заказать стол в общем зале столь же унизительно, как для бандита надеть галстук.
Мы с Храповицким опоздали на двадцать минут. Естественно, нарочно. Дабы невзначай продемонстрировать Ефиму, что мы у себя на работе не чай пьем. А, между прочим, нефть качаем. В отличие от него, Ефима. Который, если что-то и умеет, то лишь воровать из областного бюджета. Без особых, причем, затей.
Очевидно, Ефим, в свою очередь, намеревался доказать нам, что воровать из областного бюджета, да еще мешать нам делать то же самое, не так-то просто. Во всяком случае, он ухитрился прибыть еще позже. Что с его стороны было сверхнаглостью. Так считал Храповицкий. А то, что считал я, в данном случае не имело значения.
