— Я слышал об этом.
— Вот я и решил им помочь.
— А в остальное время вы занимались подготовкой операции?
— Да, стараясь не упустить ни одной мелочи.
— Это довольно сложно.
— Но необходимо.
— А почему вам не подошел мотель? — спросил я, положив ногу на ногу и вызвав негодующий скрип кресла, в котором сидел.
— Если что-нибудь случится и в это дело вмешается полиция, проверят все мотели, но не частные дома на Эн-стрит.
— Вы приказали водителю вернуться в десять часов. Значит, ограбление назначено на более ранний срок. Могу я узнать точное время?
— Девять вечера.
— И где это произойдет?
Прокейн на мгновение задумался.
— Полагаю, уже можно сказать вам об этом. В открытом кинотеатре для автомобилистов.
— Там, где миллион долларов обменяют на партию героина?
— Да.
— Открытые кинотеатры очень удобны для такого вот обмена, — кивнул я. — Я сам пользовался ими три раза.
— В вашем деле они просто незаменимы, — согласился Прокейн. — В открытом кинотеатре постоянное движение. Ходят люди, ездят машины, темно и достаточно многолюдно, чтобы гарантировать хоть некоторую безопасность.
Домоуправительница внесла поднос с кофейником, кувшинчиком сливок, сахарницей и четырьмя фарфоровыми чашечками. Прокейн поблагодарил ее и взглянул на Джанет. Та разлила кофе.
Наступило неловкое молчание. Казалось, мы обговорили все, кроме одного, ради чего мы и собрались в особняке на Эн-стрит, но никто не решался упомянуть о цели нашей встречи.
— А что случится с нашими конкурентами? — спросил я.
— Конкурентами?
— Он имеет в виду тех, кто попытается украсть миллион и подставить нас под удар, — пояснил Уайдстейн.
— Это зависит от них самих.
— В каком смысле?
— Последуют ли они украденному у меня плану или нет.
— А если последуют?
— Тогда я им не завидую.
На обед нам подали свиные отбивные с косточками, украшенные бумажными розетками, чтобы не испачкать руки, картофельное пюре, салат и яблочный пирог. Я съел все, не забыв поблагодарить миссис Вильямс за вкусную еду и попросить добавки пирога.
После обеда мы вернулись в гостиную. Майлс Уайдстейн поднялся на второй этаж и принес переносной телевизор. Шла программа новостей, и Уолтер Кронкайт рассказал нам, что делалось в мире.
— Таково положение на сегодня, семнадцатое октября тысяча девятьсот… — Уайдстейн выключил телевизор, не дав Кронкайту договорить, какого года.
— Ну что ж, — Прокейн встал, — я вижу, что сегодняшний день ничуть не лучше предыдущего. Пожалуй, нам пора собираться.
Миссис Вильямс достала наши пальто, и мы неторопливо оделись.
— Машина придет за вами в десять часов, миссис Вильямс, — сказал Прокейн.
— Да, сэр.
— Я вернусь в Нью-Йорк завтра.
— К ленчу или обеду?
— Скорее всего, к обеду.
— Да, сэр.
— Спасибо за обед, миссис Вильямс, — он повернулся к нам. — Мы выйдем через черный ход.
По бетонной дорожке, петляющей между клумбами и кустами, мы подошли к гаражу. Прокейн достал из кармана ключ, открыл дверь и, подняв правую руку, щелкнул выключателем. В гараже стояли две «шевроле-импалы», одна — темно-зеленая, другая — черная. Прокейн нажал кнопку в стене, и дверь гаража плавно поднялась вверх.
— Мы поедем на зеленой, мистер Сент-Айвес, — сказал он. Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн уже садились в черную «импалу».
Прокейн подождал, пока Уайдстейн выедет из гаража и завел мотор.
С Эн-стрит мы свернули на Висконтин-авеню и далее на Эм-стрит. Уайдстейн ехал в крайнем левом ряду, мы за ним. При выезде на Кей-бридж нам пришлось остановиться перед светофором.
— Куда мы едем? — спросил я. — В Мэриленд или Виргинию?
— Виргинию, — ответил Прокейн. — Вы там бывали?
— Один раз.
Зажегся зеленый свет, мы пересекли Потомак и повернули направо, к мемориалу Джорджа Вашингтона. Прокейн держался метрах в двадцати от «импалы» Уайдстейна.
— Мне показалось, что они нервничали, — заметил я.
— Разумеется. А разве вы совершенно спокойны?
— Нет, я просто боюсь.
Прокейн довольно хмыкнул.
— А мне все это очень нравится.
— Вероятно, вы — прирожденный вор.
Он снова хмыкнул.
— Возможно, вы правы.
Пятнадцать минут спустя мы подъехали к развилке и повернули налево, к Виргинии, затем вновь налево и оказались на кольцевой дороге Вашингтона.
— Вы меня очень удивили, Сент-Айвес, — сказал Прокейн через несколько минут.
— Чем же?
— Тем, что не нашли причины отказаться от участия в нашем мероприятии.
— Я нашел три дюжины причин.
— Но, тем не менее, вы здесь.
— Да, я здесь.
— Своими действиями вы нарушаете закон.
— Полагаю, что да.
— И вас это не беспокоит?
— Не слишком.
— Вам кажется, что кража миллиона долларов у торговцев наркотиками и ограбление банка на ту же сумму — две большие разницы?
— Я старался убедить себя в этом.
— И вам это удалось?
— Частично.
— Как это?
— Меня радует, что вы хотите помешать торговцам наркотиками. Я ненавижу героин. Он загубил слишком много жизней.
— И этим вы оправдываете свое участие?
— Не оправдываю, но нахожу какой-то смысл в том, что делаю.
— После этой кражи цена героина, несомненно, подскочит. Это означает, что наркоманам придется красть больше, чем теперь, чтобы заплатить за эту отраву. Уровень преступности повысится. Если кто-то из них решится на вооруженный разбой, погибнут невинные люди. Вы думали об этом?
— Нет.
— И не надо.
— А вы?
— Я принимаю себя таким, какой я есть. Я — вор. Но я краду только у тех, кто нарушил закон. Этим я успокаиваю свою совесть, — он помолчал. — Если она у меня есть.
Проехав шесть или семь миль по кольцевой дороге, мы свернули на шоссе 27. Уайдстейн по-прежнему держался метрах в двадцати впереди. Наступившая ночь не позволяла разглядеть окрестности. Изредка мелькали освещенные дома, мы пересекли три речушки, проехали мимо двух бензоколонок.
Я думал о том, каким же образом я оказался рядом с вором, готовящимся украсть миллион. Вряд ли он рассчитывал получить деньги, приставив пистолет к чьему-то виску. Дело обстояло гораздо сложнее, поскольку на этот миллион нацеливался кто-то еще. И не только нацеливался, но и знал, что для этого надо сделать. Прокейн предоставил своим конкурентам подробнейший план ограбления.
Меня подмывало спросить Прокейна, что ждет этих людей, но, не надеясь получить ответ, я вспомнил Бобби Бойкинса, избитого до смерти за то, что он захотел жить несколько лучше, чем уготовила ему судьба. Я вспомнил Джимми Пескоу, выброшенного из окна из-за того, что он слишком внимательно читал дневники Прокейна. И гордость моторизованной полиции Нью-Йорка, Френсиса X. Франна, жаждущего сменить форму патрульного на штатский костюм детектива. Или собравшегося шантажировать Прокейна и кого-то еще, принесшего дневники в туалет аэровокзала.
Слежка за мной обошлась Франну слишком дорого. Те, кто принес журналы, скорее всего, разделались с ним так же, как с Бойкинсом и Пескоу.
А убив троих, они, я не сомневался, что это они, а не он, не остановились бы перед тем, чтобы отправить на тот свет еще двоих, троих или шестерых. Гораздо больше людей нередко гибло за куда меньшую сумму, чем один миллион долларов.
И тут мне показалось, что я нащупал ниточку, связывающую смерть Бойкинса, Пескоу и Франна, но мои размышления прервал возглас Прокейна: «Мы почти на месте».
Кинотеатр располагался слева от шоссе. Красная неоновая вывеска гласила: «Биг Бен Драйв-Ин». Чуть ниже следовали названия фильмов, демонстрировавшихся в тот вечер: «Раздень меня», «Венок из незабудок» и «Ненасытный».
Мои часы показывали восемь пятьдесят.
— Мы приехали чуть раньше, — сказал Прокейн.
— Тем лучше. Я бы не хотел пропустить начало.
— Не волнуйтесь, вы все увидите.
Он сбавил скорость и свернул к открытому кинотеатру. Уайдстейн уже брал билеты, передавая кассирше деньги через окно автомобиля. Прокейн притормозил, ожидая, пока он отъедет от будки.
— Сколько? — спросил он у кассирши, женщины средних лет.
— Три доллара с человека, — ответила она. — Если вы поторопитесь, то успеете к началу «Венка из незабудок».
Подъездную дорогу к кинотеатру с двух сторон ограждал высокий забор. Слева он оканчивался в пятнадцати ярдах, а справа шел вокруг всей площадки, ограждая экран от взоров безбилетников.
Посреди кинотеатра шла широкая дорога, по обе стороны которой располагались ряды стоянок с индивидуальными динамиками и обогревателями. В приземистом квадратном здании находились киноаппаратура и буфет.