Есть тишина и есть тишина. Какую-то вы можете прочитать, какую-то — нет. Был ли Хэнсон удивлен тем, что я только что сказал, был ли он поражён этим, или он просто ничего не говорил, чтобы позволить себе подумать, я не знал. Я наблюдал за ним — ястреб не сделал бы этого пристальней, — но всё ещё не мог решить.
— Позвольте мне уточнить, — начал он, но в этот момент дверь снова открылась, и дворецкий Бартлетт, пятясь, вошёл с обезьянорукой сутулостью, неся широкий поднос с чашками и блюдцами, серебряным чайником, маленькими серебряными кувшинчиками, белыми льняными салфетками и не знаю с чем ещё. Он подошёл, поставил поднос на один из маленьких столиков, фыркнул и вышел. Хэнсон наклонился, налил чай в две чашки — через серебряное, не какое-нибудь, ситечко — и протянул одну мне. Я поставил её на подлокотник кресла. Мне тут же было видение, что я случайно сбиваю её локтем и обжигающая жидкость льётся мне на колени. В детстве мне нужна была тётя, одно из тех свирепых созданий в одеяниях из бумазеи, с лорнетом и усами, которая научила бы меня, как вести себя в подобных ситуациях.
Я видел, как Хэнсон снова готовится заявить, в своей разученной, утомлённой манере, что он забыл, о чём мы говорили.
— Вы хотели кое-что прояснить, — подсказал я.
Он снова занял место у камина и медленно помешивал серебряной ложечкой чай, помешивал и помешивал…
— Да, — сказал он и замолчал, снова задумавшись. — Вы говорите, что кто-то недавно видел мистера Питерсона на улице.
— Совершенно верно.
— То есть утверждает, что видел его.
— Этот человек был совершенно уверен.
— И этот человек?..
— Кто-то, кто знал мистера Питерсона. Кто-то, кто знал его хорошо.
При этих словах его взгляд стал пронзительно острым, и я подумал, не слишком ли много сообщил.
— Кто-то, кто хорошо его знал, — повторил он. — Это какая-то женщина?
— А почему вы спрашиваете?
— Женщины, как правило, более склонны к подобным вещам, чем мужчины.
— Каким вещам?
— Увидеть мертвеца, идущего по улице. Представить себе, что так оно и есть.
— Скажем так, этот человек был компаньоном мистера Питерсона, — сказал я, — и оставим всё как есть.
— И этот человек нанял вас, чтобы вы пришли сюда и навели справки?
— Я этого не говорил. И я этого не говорю.
— Это означает, что вы опираетесь на сведения из вторых рук? На слухи?
— Так было заявлено, и так я это услышал.
— И вы в это поверили?
— Вера не входит в программу моих действий. Я не занимаю никакой позиции. Я просто навожу справки.
— Верно. — Он протянул это слово, придав ему вздох падения. Он улыбнулся. — Вы не притронулись к чаю, мистер Марлоу.
Из вежливости я сделал глоток. Чай уже почти остыл. Я не мог вспомнить, когда в последний раз пил чай.
В стеклянной панели двери, через которую мы вошли, шевельнулась тень, и, подняв глаза, я увидел, что на нас смотрит мальчик, худой и остролицый. Увидев, что я его заметил, он быстро развернулся и исчез. Я повернулся к Хэнсону. Казалось, он не заметил фигуру в дверях.
— Куда вы звонили в тот вечер, — спросил я, — после того как увидели тело?
— В полицию.
— Да, но куда? В центральную или в офис шерифа?
Он почесал ухо.
— Не думаю, что знаю, — сказал он. — Я просто позвонил оператору и попросил вызвать полицию. Подъехала патрульная машина и полицейский на мотоцикле. Я думаю, они были из Бэй-Сити.
— Помните их имена?
— Боюсь, что нет. Там были двое полицейских в штатском и мотоциклист в форме. Наверное, они назвали мне свои имена, но если и так, то я их забыл. Я был не в том настроении, чтобы ясно воспринимать подобные вещи. Я не видел мертвецов с тех пор, как был во Франции.
— Вы были на войне?
Он кивнул:
— Арденны — Битва за выступ. [37]
После наступила тишина, и казалось, что по комнате пронеслось дуновение ледяного горного воздуха. Я подался вперед в кресле и откашлялся.
— Я не хочу отнимать у вас слишком много времени, мистер Хэнсон, — сказал я. — Но могу ли я ещё раз спросить вас, уверены ли вы, абсолютно уверены, что человек, которого вы видели мёртвым на дороге той ночью, был Нико Питерсон?
— А кто ещё это мог быть?
— Понятия не имею. Но можете ли вы сказать, что уверены?
Он уставился на меня своими холодными темными глазами.
— Да, мистер Марлоу, я уверен. Я не знаю, кого ваш наниматель впоследствии видел на улице, но это был не Нико Питерсон.
Я осторожно снял чашку и блюдце с подлокотника кресла и поставил их обратно на поднос, затем поднялся на ноги, мои коленные чашечки заскрипели. Сидеть в этом кресле было всё равно что сидеть на корточках в очень маленькой и очень глубокой ванне.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказал я.
— Как поступите дальше? — спросил он. Он казался искренне заинтересованным.
— Не знаю, — ответил я. — Я мог бы попытаться найти ту девушку-гардеробщицу — Стовер, не так ведь?
— Да, Мэри Стовер. Честно говоря, подозреваю, что вы зря потратите время.
— Наверное, вы правы.
Он тоже поставил свою чашку на поднос, и мы вместе двинулись к двери, из которой вышел дворецкий. Хэнсон снова отступил назад и пропустил меня вперед. Мы шли по коридору с настенными светильниками в железных держателях и бледно-серым ковром, таким глубоким, что, клянусь, я чувствовал, как ворс щекочет мне лодыжки. Мы прошли еще через одну курительную комнату, где на стенах было больше индейских реликвий и гравюр Кёртиса. Потом мы оказались в другом коридоре, где воздух был тёплым и тяжелым, и пахло каким-то бальзамом.
— Там бассейн, — сказал Хэнсон, указывая на чистую белую дверь, — а потом гимнастический зал.
Когда мы проходили мимо, дверь открылась, и оттуда вышла женщина в белом махровом халате. На ней были резиновые пляжные туфли, а на голове, как тюрбан, было обернуто большое белое полотенце. Я заметил широкое лицо и зелёные глаза. Я почувствовал, что Хэнсон рядом со мной на мгновение заколебался, но затем ускорил шаг, коснувшись рукой моего локтя и увлекая меня за собой.
На этот раз за стойкой сидела молодая женщина в очках в синей оправе. Она приветствовала своего босса жеманной улыбкой; меня же она проигнорировала.
— Вам было несколько звонков, мистер Хэнсон, — сказала она. — Сейчас на линии мистер Генри Джеффрис.
— Скажи ему, что я перезвоню, Филлис, — сказал Хэнсон, выдавив одну из своих натянутых улыбок. Он повернулся ко мне и снова протянул руку. — До свидания, мистер Марлоу. Было интересно встретиться с вами.
— Спасибо, что нашли время.
Мы подошли к двери и вышли на площадь красного ковра.
— Я бы пожелал вам удачи в вашем расследовании, — сказал он, — только не думаю, что оно к чему-нибудь приведёт.
— Определённо, так кажется.
Я оглядел деревья, сверкающую лужайку, берега с разноцветными цветами.
— Хорошее место для работы, — сказал я.
— Да, так и есть.
— Может быть, я зайду как-нибудь вечером, сыграю партию в бильярд — или снукер, как бы сказали вы, — может быть, попробую домашнего бренди.
Он не смог удержаться от легкой ухмылки:
— Вы знаете кого-нибудь из членов клуба?
— Вообще-то, да, в некотором роде.
— Пусть они возьмут вас с собой. Мы будем вам очень рады.
Чёрт возьми, подумал я, но довольно мило улыбнулся, приложил палец к полям шляпы и отправился восвояси.
* * *
Я был озадачен. Что, собственно, происходило в течение последнего часа? Экскурсия с гидом по окрестностям, история бугенвиллеи, лекция о благотворительности, чайная церемония — к чему было всё это? Почему Хэнсон уделил столько времени болвану, который задавал любопытные вопросы о не очень значительной смерти на соседней улице? Неужели он просто парень, которому нечем заняться, и он коротает часть ленивого утра, развлекая представителя грязного мира за позолоченными воротами клуба «Кауилья»? Почему-то в этом я не был уверен. А если нет, то что он знал такого, о чём предпочел мне не говорить?
