Видимо, это был тот самый Таркингтон, о котором упомянула миссис О’Мэлли и который якобы сказал ей, что я пишу статью о Хиггинсе. Потом, она, правда, поправилась и сказала, что обо мне она узнала от мужа, но имя Таркингтона я почему-то запомнила. Видимо, на это была какая-то причина. В свои тридцать с чем-то он, видимо, все еще числил себя в дамских баловнях, хотя ничего особенного в его смазливости не было, зато была привычка постоянно кривить губы в подобии улыбки. Очевидно ему казалось, что держать рот закрытым это чересчур банально для него.
— Пожалуй, нет, спасибо, — ответила я.
— Вы та самая леди из журнала, не так ли?
— Да, это я.
— Проходите. Ребята будут рады видеть вас.
— Это доктор Форбс, мистер Таркингтон, — представила я ему моего спутника.
— Тарки, — помощник шерифа протянул Форбсу руку. — Здравствуйте, доктор, как вы себя чувствуете?
— Мне получше, — буквально ответил ему Форбс и сделал мне знак, что пора двигаться дальше, если мы хотим увидеть ребят, как назвал их Таркингтон.
Эверетт все еще совещался о полицейским. Таркингтон тем временем приподнял полотнище американского флага, висевшего над одним из столбов, облегчив нам проход в глубь комнаты для встречи с теми, кого наш гид Таркни назвал «особым» отделом. Их было десять человек, и кое-кто из них наблюдал за карточной баталией. Она, разумеется, при нашем появлении была прервана, на столе карты лежали рубашкой вверх. Денег мы не заметили, однако в изобилии валялись грязные замызганные спички. Перед каждым игроком стояла кружка, среди которых было несколько пивных с крышками.
Я совсем не чувствовала неловкости в обществе этих полицейских. Я всегда предпочитала общество мужчин, а при моей профессии большинство из них оказывалось стражами порядка. Именно такого сорта мужчины были друзьями моего отца, и я привыкла к ним с детства. Они работали у нас на ферме и мой отец общался с ними, как с равными.
Здесь же мужчинам было по тридцати лет. Один или два, правда, казались постарше, но никого, кому было бы пятьдесят.
Два или три лица уже оттеняла двухдневная бородка, свидетельствовавшая о том, что они не работают непосредственно в офисе шерифа. Это были специальные кадры; на рукавах молодых людей были особые нашивки. Я не знала, как они восприняли мое появление, но враждебности я не почувствовала. В углу, в нескольких футах от нас, стояли два телетайпа, которые молчали все то время, что мы были здесь. Но сейчас один из них вдруг застучал.
— Заткнись, Бидди, — крикнул Таркингтон.
Присутствующие рассмеялись, кое-кто деланно громко. Это, видимо, была порядком надоевшая шутка, но все посчитали нужным не разочаровывать шутника Тарки.
Вернулся Эверетт и сказал, что сейчас позвонит шерифу. Жестом он дал нам понять, что нам следует оставаться здесь. Кто-то предложил мне стул. Форбс пристроился рядом, на свободном краешке стола, чувствуя себя здесь куда хуже, чем я.
— У Эверетта скобяная лавка на Мейн-стрит, — вдруг сказал он.
— Да, доктор, это его магазин, — подтвердил Таркингтон.
Я, чтобы разрядить обстановку, похвасталась:
— Мой отец когда-то был помощником шерифа в Лейк-Сити.
— Неужели! — Эверетт замедлил шаги и повернулся. Было видно, что он доволен этой информацией, могущей поднять авторитет моей персоны в глазах чинов из спецотдела. Если он считал это необходимым, то мои отношения с ними могут оказаться непростыми, подумала я.
Из боковой двери вышел человек, на ходу поправлявший брюки. Я узнала Эдварда Ковача, того самого, кто проник в мой номер. Увидев меня, он резко остановился, но тут же нахально улыбнулся и поздоровался. Пройдя мимо автоматов, он выудил из одного из них банку пива. Было слышно, как он открыл ее.
— Прихвати еще парочку, Эдди, — крикнул ему Таркингтон.
— Когда ваш отец был в Лейк-сити, мэм? — спросил меня один из присутствующих. — Мой кузен пару лет назад баллотировался там на пост государственного чиновника от демократов.
— Он должен был проиграть, — сказала я.
— Лучше поверьте мне.
— Это было давно, в сороковых, — сказала я, имея в виду своего отца.
— Что вы, мэм, тогда вас и на свете не было, — галантно заметил мой собеседник.
Таркингтон, протянув руку, сгреб свои карты со стола и сунул в нагрудный карман.
— Это не потому, что я вам, парни, не доверяю. Просто боюсь забыть свой первый ход.
— Простите, что помешали вам, — извинилась я.
— Все в порядке. Все знают, что у меня хватит терпения дождаться, когда заяц вылезет из своей норы, так что я не расстраиваюсь.
Ковач принес пиво, а Таркингтон стал представлять нам своих коллег, называя только их имена. Мне он совсем не нравился, в его поведении было что-то насмешливо ехидное и даже нахальное. Мне следовало бы запомнить имена, но получилось так, что я запомнила лишь одно: имя Эла, чей кузен баллотировался от демократов. Моего отца тоже звали Эл, и он любил распевать песенку о каком-то Эле, о котором стоит помнить, потому что он хороший парень.
Я собиралась рассказать этой компании, почему именно мой отец получил тогда значок помощника шерифа. Был охотничий сезон, но у вас его почему-то запретили. Вот отец и собирался поохотиться на тех, кто это сделал. Это была малоприятная история, не для ушей Таркингтона, который всегда умел дождаться своего зайца.
— За ваше здоровье, — сказала я, поднимая стакан с пивом.
Форбс пил молча.
Ковач начал свой рассказ о том, как я застала его в своем номере, когда он снимал там старую электропроводку. Он не винил меня за то, что я рассердилась и предположила, что он мог подкинуть мне наркотики и прочее.
Эл спросил меня, в какой части города Лейк-Сити я жила, и как это мне, девчонке с фермы Иллинойса, удалось стать знаменитой журналисткой.
— Потому, что она уехала на восток, парень, только потому, — заметил кто-то.
— Как еще одна хорошая девчонка с фермы в Иллинойсе, которая пару лет назад уехала на Восток, а вернувшись в Нью-Йорк, была разорвана на куски в собственной квартире той бомбой, которую готовила для других.
Я не стала уточнять то, что до сих нор невыяснено, работала ли она с взрывчатыми веществами. Известно лишь, что девушка погибла от взрыва. Но я была задета подобным сравнением судеб двух девушек из Иллинойса и предпочла помолчать.
— Не обращайте внимание на Тарки, миссис, — успокаивал меня Эл. — И не расстраивайтесь.
— Зачем ей расстраиваться? Никто не расстроился.
— Расстроились, Тарки, расстроились, — сказал один из коллег Тарки, и, похлопав его по спине, прошел мимо, направляясь в мужскую комнату. Все рассмеялись. Я невольно подумала о миссис О’Мэлли.
Эверетт наконец отошел от стола дежурного и сказал нам, что О’Мэлли дал разрешение.
— Они даже не поблагодарят вас, миссис Осборн, если вы попытаетесь их освободить.
— Надеюсь, они будут разговаривать с вами поприличнее, чем они это делают с нами, — сказал один из полицейских.
— Грязнее брани я еще не слышал.
— Расскажи ей, что они вчера сделали, Эверетт, — сказал Ковач.
— Они помочились на свой ужин. Даже не притронулись к еде, а просто помочились в нее.
— Теперь они объявили так называемую голодовку. Это их проблема, но если дело дойдет до отпаивания их апельсиновым соком, я знаю, что в него добавить, — сказал Тарки.
— Мы всего лишь хотим повидаться с ними, — сказала я. — Один из них — студент доктора Форбса.
— К вам это отношения не имеет, доктор Форбс.
— Не хотелось бы, чтобы они добились своего, — сказал Ковач. — Что делает их такими важными персонами?
— В чем их обвиняют? — спросила я Эверетта.
— Подозрение в заговоре с целью совершения уголовного преступления.
— Но преступление уже совершено, — напомнила я.
— Да, мэм. Вы все еще хотите повидаться с ними?
— Разумеется. И не знаю, важные они персоны или нет, но повидаться следует, а вдруг они действительно важные фигуры.
— Видите ли, мэм, все, что полиция хочет знать, — это, что такого секретного они замышляли, болтаясь по городу, словно им шило вставили, но они все говорят… может, вы и слышали когда-нибудь такой язык, мэм, но я не могу его вам повторить.
— Я знаю, — ответила я. — Это их жаргон.
— Ну ладно, леди, — заявил Эверетт. — Осталось сделать еще один шаг. Теперь все будет зависеть от того, захотят ли они повидаться с вами. Вы репортер «Субботнего журнала», я не ошибся?
— Нет, не ошиблись.
— Джими! — окликнул он дежурного у коммутатора. Тот в наушниках сидел в полоборота к коммутатору, а лицом к телевизору, поглощенный тем, что было на экране, а там показывали автомобильную катастрофу.
Эверетт, схватив трубку с ближайшего телефона, несколько раз нажал кнопку сигнала. Дежурный, встрепенувшись, снова превратился в примерного служаку. Эверетт отдал распоряжение препроводить студентов в комнату свиданий, если, разумеется, они согласятся на встречу. Джими, повернув голову, тупо смотрел на начальника.
