От Бодда пахло кофе и одеколоном. Я сказал, что был на фьорде. Заходил к бывшей подруге. Чинил трубу в подвале. Бодд спросил, было ли что-то между нами. Секс с бывшей — это рай после ада.
Он спросил, читал ли я газеты. Раскрыл «ВГ», где старый Педерсен позировал перед домом в Буере. Под шапкой «Убийство в Одде» был заголовок на две страницы: «У моего сына не было врагов».
Бодд ждал, когда я что-нибудь скажу. Мне казалось, я неуязвим, пока ощущаю прикосновения Ирен. Это продлится несколько часов. Потом я снова стану человеком, на которого нельзя положиться.
Бодд сказал:
— Говорливый тип. Не из тех, что прячутся от прессы.
— Есть люди, которых нужно беречь от них самих, — сказал я.
— Беречь от них самих? — переспросил Бодд. — В смысле? Как бы ты отреагировал, если бы кто-нибудь сказал это о тебе? Что тебя нужно беречь от тебя самого?
Он открыл еще две статьи.
— Видишь? В обеих собака…
Обе газетенки написали почти одинаковые статьи про овчарку погибшего. Даже фотографии были похожи. Бодд рассмеялся и сказал, что это бред. Брать интервью у собаки. Писать статью о собаке.
Он начал вещать о том, что предстоит сделать за сегодня. Проверить, чем занимается Крипос и участковый. Опросить соседей. Что там числится за сербами, он уже проверил, но намерен продолжить. Возможно, они живут по поддельным документам.
В кабинете зазвонил телефон. Бодд снял трубку. Улыбнулся и посмотрел на меня:
— Да, здесь.
Он передал мне трубку. Редактор отдела расследований сказала, что ТВ-2 будет вечером делать прямой репортаж с нашего бульвара. Они хотели бы поговорить со мной и моим братом, поскольку мы хорошо знаем факты и оба ведем расследование — каждый со своей стороны.
Я ответил, что это не для меня.
Пауза.
Она сказала, что думала, мы — команда. Я должен помочь газете. Для «Бергенских известий» это хорошая реклама. Я собрался положить трубку, но завотделом поспешно добавила, что в сегодняшнем номере читателей просят высказаться по поводу миграционной политики. Это я, наверно, и сам прочел. Присылать электронные сообщения или звонить можно с четырех до шести. Мне это дело знакомо, так что лучше, если на звонки стану отвечать я.
Я молчал.
— Отлично, — сказала она.
Но это было еще не все: она хотела, чтобы я разработал еще два сюжета. Она читала, что на детей эмигрантов плохо влияют фильмы. Мальчишки, которые считают, что их жизнь не удалась, выбирают для подражания гангстеров. Мне нужно поговорить с владельцами видеопрокатов. И состряпать статью, которая подводила бы под наш сюжет. Было бы неплохо отыскать какого-нибудь профсоюзного карьериста, который потерял работу и имеет зуб на иммигрантов.
— Нам нужен прецедент, — заявила она.
Я снова промолчал. Она сказала, что такая статья просто необходима. Надо показать, как возникает расизм и что у расизма есть своя база.
— Это верно, — заметил я. — База у расизма есть.
— То есть тут мы сходимся, — сказала она.
— Сомневаюсь.
— Как это?
— База расизма — в такие, как ты. Расизм исходит от вас. От людей, которые, сидя в кабинетах, думают, что знают все на свете.
Некоторое время она молчала. Потом сказала, что хотела бы заглянуть мне под черепную крышку. У меня столько интересных мыслей. Но — как-нибудь в другой раз. А пока ее дело — просто истолковывать имеющуюся информацию. Улавливать курсы и тенденции. Работа такая. Анализировать и подавать под определенным углом зрения. А моя работа — найти нужного человека.
— Такого человека нет, — сказал я.
— Тогда придумай его.
Я положил трубку и повернулся к Бодду. Попросил его выйти из моего кабинета. Он вытаращился на меня и помотал головой. Взял с собой бутылку и пошел к двери. У самого порога он остановился.
— Да, кстати, — сказал он. — Я немного поиграл на твоем компьютере. Проиграл пару сотен долларов. Ничего? У тебя ведь все равно осталось пятьдесят тысяч.
Мне не хватало дождя. Его влаги. Его поцелуев. Его чистоты. Дождя, падающего на улицы. Стеклоочистителей, мельтешащих по стеклу. Мокрых машин, сверкающих в огнях фонарей. А сейчас я разъезжал без цели и смысла. Солнце слепило. Все вокруг пропадало. Все вокруг пропадали. Исчезали, и я не знал, где их искать.
Когда я уже ехал домой, чтобы принять душ, зазвонил телефон. Директор магазина «Рими» сказал, что они поймали воришку. Этот сопляк заявил, что говорить будет только со мной. У него в карманах нашли мою визитку. Я сказал, что буду через пять минут. «Фьорд-центр» находился прямо за мостом. Такие торговые комплексы выросли во всех провинциальных городах Норвегии. Здесь старики не отходят от игровых автоматов, а дети рыдают, требуя конфетку. Здесь люди тратят деньги, которых у них нет, на вещи, которые им не нужны.
В подсобке сидел «Рональдо» — в той же бразильской форме. Когда я вошел, он на меня даже не посмотрел. Со мной поздоровался бритоголовый охранник. Я его узнал. Один из тех «ополченцев», которые напали на меня в тот вечер. А еще я брал у него интервью, когда он победил в каком-то чемпионате.
— Ты представитель этого мальчика? — спросил лысый череп.
Я не ответил и повернулся к директору:
— Что он сделал?
Директор сказал, что мальчик пытался украсть батон и пакет булочек.
— Зачем ты это сделал? — спросил я «Рональдо».
Он смотрел прямо перед собой.
— Зачем ты это сделал? — повторил череп и тряхнул «Рональдо».
Я отвел его руку в сторону и попросил не нервничать.
— Еще никто не говорил мне не нервничать, — объявил череп.
— Я тебе говорю: не нервничай, — ответил я.
Лысый снова повернулся к «Рональдо»:
— Что, разговаривать не умеешь? Воровать умеешь, а разговаривать — нет?
Я заслонил от него «Рональдо» и спросил:
— У тебя что — ломка?
Охранник стоял так близко, что я увидел, как на бритой макушке выступил пот.
— Задницу ты тоже бреешь? — поинтересовался я, уже приготовившись к удару.
Но он не двигался. Наконец «Рональдо» поднял глаза на меня. Я повернулся к директору и пообещал поговорить с мальчиком. Директор сказал, что, если такое повторится, мальчика отведут в полицию.
На выходе я кивнул черепу:
— И вам всего доброго!
Когда мы сели в машину, я запер двери. Решил, что мы будем сидеть, пока «Рональдо» не заговорит. Вид у него по-прежнему был кислый. Не знаю, нравился ли мне этот мальчуган или мне просто было его жалко. Из дверей торгового центра вышла толстая парочка с тележкой, наполненной покупками. Дама вразвалку направилась к парковке. Ее усталый кавалер придерживал рукой верхние пакеты, чтобы ничего не выпало. Проходя мимо, он с грустью посмотрел на нас. Со стороны мы были похожи на отца с сыном. Вот мы сидим в машине. Самый обычный день. Мы сходили в магазин. Или что-то случилось, и мы не можем найти общий язык.
Я не выдержал первым:
— Когда же эта жара закончится?
«Рональдо» посмотрел на меня.
— Я просто хотел, чтобы им было что поесть, — сказал он.
— Знаю.
Я завел машину. Мы поехали в центр. На площади полицейский беседовал с другими «ополченцами». Полицейского звали Эвен Стурхейе. Когда в газетах написали, что он вовлекал народ в финансовые пирамиды, его отстранили от должности. Но, видимо, в связи с убийством пришлось достать из сундука и эту старую куклу.
Я ехал по восточной стороне фьорда, втолковывая «Рональдо», что ему надо прекратить подкармливать уток. Это — единственное решение. Если уток не кормить, чайки пропадут тоже.
— Но им нужна еда! — возразил «Рональдо». — Без еды они умрут!
— Такова жизнь, — сказал я. — Каждый день проблемы.
Я не знал, куда мы едем. Просто вперед, вдоль фьорда. Остановились мы у пляжа. Сквозь деревья я увидел веселых отдыхающих. Купаться на Сёрфьорд выезжали многие: когда обустраивали пляж, наш фьорд еще не признали самым грязным в мире. Ну а в такую жару, как сейчас, людям было все равно во что нырять.
«Рональдо» спросил, не полицейский ли я. Я рассмеялся и сказал, что я журналист.
— Сколько тебе лет? — продолжал он.
— Тридцать восемь, — ответил я. — Можешь распилить меня и посчитать годичные кольца.
Мы спустились по дорожке. Я разулся. Галька обжигала ноги. Жара была невыносимая, но над горами собирались грозовые тучи. На южной части пляжа в тени деревьев приютилась целая семья тамилов. Они готовили еду и играли в бадминтон.
— Искупаемся, — предложил я «Рональдо».
Он стоял у воды. Я подумал, что он стесняется.
Не хочет, чтобы другие увидели, какой он толстый. Я разделся до пояса. Решил, что, если он увидит, что я своей полноты не стесняюсь, ему будет легче.
— Не холодно, — сказал я.
Он не двигался.
— Давай, — сказал я. — Искупайся.
Этот ребенок начинал меня злить. Я спас его от лысого черепа в магазине. Я привез его сюда, чтобы он отдохнул. Неужели так трудно прыгнуть в этот проклятый фьорд и немного в нем побарахтаться?
