— Повторяю: вы лично паковали этот чемодан, сэр?
— Ну да, типа лично я.
— Везете ли вы огнестрельное оружие или подобные предметы, сэр?
Стоп, Ники, думаю, не будем разжигать Первую Карибскую из-за шуточек с властями. Охолони и не убий таможенника.
— Нету, — говорю ему, — нету там огнестрельного. Честно тебе говорю, старик.
— Благодарю вас, сэр. Добро пожаловать на Ямайку.
Я вышел наружу и сходу угодил в объятья всей остальной Ямайки. Похоже, она вся пришла меня встречать. Ямайцы не просто хотели меня потискать — они непременно хотели вытрясти из меня все мои деньги. Предлагали наперебой взять такси, напрокат машину, купить ганжу, поношенные майки и снова ганжу. Я сдался — купил у них банку рома с колой, чтоб только отстали. Еще взял имена шестерых таксистов — на случай, если мне понадобятся шесть такси.
Пойло было дико тошнотное, но я-то помнил, что выказать это ямайцу — не приведи господь. Постоял, дохлебал рыжую бурду, потом бочком, бочком, и выкатился с аэропорта. Видел, как эти шакалы догрызали другого мужика.
А на Ямайке-то жарче.
В конце длиннющего хвоста такси было потише, и я подвалил к водиле, который сидел на капоте.
— Слышь, чувак, мне б типа дочапать до би-энд-бишки какой, только я пехом, мне мотор не катит, — говорю.
Поглядел на меня с минуту.
— Прошу прощения, — говорит, — вы хоть немного говорите по-английски, потому что мой дойч оставляет желать лучшего?
— Дойч! — кричу. — Ну ты даешь, мужик! Те чего, может по буквам надо?
Он помедлил, потом спрашивает:
— Как ваше имя, молодой человек?
— Ники.
— А меня зовут Фрэнсис. Полагаю, вы предпочитаете не брать такси, верно?
— Верно. Неохота подрывать твой бизнес, старик, только на тачке мне не в кайф, короче, будь друг, подскажи найти гостиничку какую, слышал, тут есть, типа того, чтоб поменьше бабок платить.
— Пожалуй, мне представляется, вы действительно англичанин, не так ли?
— А-то, блин, из самого Уолтемстоу, прикинь!
— Хорошо, хорошо. Я хотел бы представить вас своей дочери, она учится в аспирантуре в Лондоне. Ее специальность — английский язык. Думаю, ей будет весьма любопытно с вами познакомиться. Кстати, между прочим, я не таксист, а врач. Я приехал встретить мою дочь — она прилетает следующим рейсом из Лондона. Если вы не против подождать несколько минут, я буду счастлив подвезти вас до отеля. По дороге к моему дому есть отель.
Вот те на.
Черт.
— Извини, старина, — говорю ему, — мне жутко неловко, что принял тебя за какого-то таксера, но ты ж на капоте сидел.
— Все в полном порядке, молодой человек. Водитель такси — весьма уважаемая профессия, к тому же я действительно сижу здесь, на капоте. Вон тот человек в самом деле является водителем такси, — тут он показал на другого мужика, который в тенечке сидел, а тот кивнул, — он — мой старый школьный приятель. Его зовут Барнъярд.
— Как оно, ничего? — говорю тому.
— Да, ничего, да.
Потом этот Барнъярд сказал чего-то доктору, только я ни слова не просек. Потом доктор ему чего-то сказал, только я опять не прочухал ни словечка. Побазарили минут пять, так я ни единого слова и не разобрал.
— Извините, Док…
— Да, Ники?
— На каком языке вы сейчас это самое, типа говорили?
— На английском, мой друг.
— А.
— Это английский, мой друг, на котором говорят у нас на Ямайке, но, тем не менее, это английский. Возможно, есть несколько слов, которые мы привнесли в него сами.
Надо думать, нелегко мне придется за неделю на этой Ямайке. У нас, в Уолтемстоу, половина с Ямайки, только я ни разу не слыхал, что кто-нибудь так тарабарил. Регги поют, и то понятнее.
— А вот и моя дочь, — говорит доктор. Она вышла из дверей, потом объятия, поцелуи, охи-вздохи, и она даже всплакнула малость. Доктор говорит: «Джейн, позволь тебе представить молодого англичанина Ники. Мы крайне интересно провели тут время, беседуя о языках и диалектах».
— Приветик, Ники, чувачок, — говорит эта ямайка, — как оно, нормалек, или как?
Потом она поглядела на папашу, как старикан среагировал, и захихикала.
— Джейн! — говорит.
— Да ладно, папуля, не парься, — говорит эта Джейн, — так они в своей Англии разговаривают, короче, приветствовать их надо на их языке, иначе тебя в наши дни не поймут. И еще они, когда встречаются, трутся носами.
— Джейн… — не унимается папаша. А ей, похоже, уже надоело.
— А, — говорю, — вы, когда были в Лондоне, в Уолтемстоу часом не заезжали?
— Нет, только слышала, — отвечает, — туда, кажется, на метро, верно?
— Да не просто на метро, на трубе, то есть, не просто «на» — это весь конец ветки, вот так-то. «Уолтемстоу-Центр», прах меня побери. Под Уолтемстоу пять станций, три из них — на одной ветке, одна и есть моя — «Уолтемстоу-Центр», — тут я заткнулся, вижу: никто не слушает — обнимаются и все такое.
Да, и еще надо сказать, что эта самая Джейн — ну прямо просто куколка оказалась. И с мозгами тоже, судя по разговору, но при этом красотка с картинки. Волосы длинные, прямые, фигуристая такая и, где надо, с пухлецой, носик вздернутый, словом, то самое, что доктор прописал, клянусь.
— Короче, Ники, ты, типа, просекаешь, как и куда, чувачок? — говорит эта Джейн. А сама со смеху помирает на доктора, которого только, что удар не хватил. А тот говорит: «Джейн, доченька моя родная, неужели на этом языке говорят там, где ты учишься? Неужели они вам это преподают? Мне кажется, ты не должна говорить подобным образом даже в шутку. Ты можешь легко заразиться, а после уже не сможешь вернуться к нормальной английской речи».
А она подмигнула мне, эта Джейн. За один день мне уже второй раз красотки подмигивают. Беда только в том, что ни одна из них не ляжет со мной даже на необитаемом острове. Ладно, не обижаюсь — не моего поля ягодки.
Довезли меня до гостиницы, а доктор дал мне ихний телефон и адрес — если будут какие проблемы, сказал. Будто заранее знал, что проблем у меня скоро будет выше крыши.
Симпатичный оказался этот доктор, прямо душа-человек. Я сказал ему спасибо и записался в гостиницу.
Вот я и на Ямайке.
* * *
На следующее утро я сел на автобус до Кингстона. Я да еще человек семьсот других пассажиров сделали его малость тесноватым.
В том автобусе я свел несколько очень близких знакомств и до мельчайшей черточки изучил внутренность чьего-то носа. Правда, никто не возникал, и до конечной станции мы-таки добрались, хоть, может, это и стоило мне еще парочки переломов, не проверял.
В Кингстоне стало еще веселее. У них там возле автовокзала прямо военный лагерь какой-то. Взял сумку на плечо, а как пошел — пришлось через толпу пробиваться — человек тридцать мужиков, и каждый хочет, чтоб я поехал на его тачке. Кто-то еще и всякую дребедень всучить пытается. Ну, я кое-как отбился и иду своей дорогой. Ничего себе.
Про кингстонгскую автостанцию я и раньше слыхал, но беда была не в станции. Просто в воздухе примыкающих к ней кварталов пахло жутью. Там и сям шла какая-то крысиная возня, и видно было, что здешние ребята знают, с какой стороны за ножик хвататься. Я даже вспомнил Боснию: рассказывали в новостях про какую-то там аллею снайперов. Сам я, правда, никаких минометов не видел, но в газетах в те дни только и расписывали, с каким великим арсеналом они на этой неделе очередной банк штурмовали. Так мне сейчас показалось, что те молодчики родом с кингстонской автобусной станции, не иначе.
— Эй ты, белый!
Большинство местных не то, что не пригребывались — даже внимания не обращали. Все же двум-трем приспичило меня окликнуть. Я очень аккуратно прошел мимо лотков с овощами, что были выставлены вдоль хибарок. Нельзя давать повод упрекнуть себя в неуважении к местным. Нельзя ни на кого пялиться. Нельзя никого сердить. Лучше вообще не показывать, что ты существуешь. Я вел себя тихо-тихо.
— Эй ты, белый!
Впереди поднимались высотки. Кингстон наполовину был застроен небоскребами, а другая половина напоминала разбомбленный муравейник. С Уолтемстоу — ничего общего. Даже с Тотнемом ничего.
Тут ко мне подошла женщина, спросила, куда иду. Хотелось сказать: а хрен его знает — тут бы я и зажмурился. «В центр», — говорю — пускай думают, что я это где-то прочитал, что в центр по этой дороге.
— Так это недалеко, — говорит она, — туда и вон там направо. Да скорей беги отсюда.
— Спасибо, женщина, — ответил я и пошел скорее. Скорее, побежал.
В общем, я это сделал. Дошел до центра от кингстонского автовокзала и остался жив.
Слип говорил, что ехать надо до Папайна. Взял в закусочной чашку кофе, и продавец мне рассказал, что надо сперва ехать по 14-ом до Хаф-Вей-Три, а потом на 70-ом или 75-ом до Папайна.
— Спасибо, друг, — говорю ему.
Обменял в банке денежки, а кассирша мелкие купюры отдельно дает. «Вы, — говорит, — положите крупные отдельно, а в автобусе вынимайте только мелочь. А то, бывает, поворовывают, знаете ли».
