Уставившись на винное пятно, я постарался ответить тем же елейным тоном:
— Вы промокли, Уинтерманн. Послушайтесь моего совета — не падайте в реку. Вы же помните, что случилось с Нарциссом!
Проснулся я в полдень. Чувствовал себя паршиво, но голова больше не кружилась, а это уже кое-что. Заставил себя принять душ, побриться, одеться, потом сварил кофе и поставил на проигрыватель пластинку с песней «Индиго» Эллингтона.
Примерно в час тридцать ворвался док Мэрфи и сорвал с моей головы повязку с нежностью акулы-барракуды, когда та откусывает приличный кусочек от зазевавшегося пловца.
— Ух! — тяжело выдохнул он, снимая последний бинт. — Самое удивительное в вашем случае, Уилер, — это то, что вы здоровы!
— Результат здорового образа жизни, док. Я ведь живу по правилу «трех „В“»: вино, веселые девушки и вкусный табак.
— Полагаю, к тридцати годам вы будете покойником. — В его голосе зазвучали печальные нотки. — Но к тому времени у вас будет опыт стовосьмилетнего старика.
— Спасибо, док, — сказал я, морщась от боли, потому что он стал безжалостно ощупывать мою голову. — А сейчас, как вы думаете, я буду жить?
— К несчастью. Вы удивительно быстро поправляетесь, Уилер. Теперь достаточно лейкопластыря, вам больше не нужна повязка. Но помните, что говорил: еще один удар по голове, и Чарли Кац из окружного морга скажет вам «добро пожаловать»!
— Запомню! А не знаете, они взяли соскоб под ногтями Тома Вуда?
— Взяли. И ничего не обнаружили.
— А что насчет оружия?
— Ну, это оказался тот самый револьвер, из которого были убиты Ковски и Форест. Пули совпадают.
— Нашли отпечатки пальцев?
— Никаких отпечатков — револьвер тщательно протерли.
— Думаете, Вуд убил их?
— А вы как думаете?
— Нет, — уверенно сказал я.
Док сделал шаг назад, растирая в ладонях антисептический порошок.
— Должно хорошо держать. Теперь у вас нет никакого предлога.
— Предлога для чего?
— Для того, чтобы сидеть здесь в заточении! — отрывисто пояснил Мэрфи. — Вот для чего. До меня дошли слухи, Хаммонд растрезвонил на всю округу, что он за два часа распутал все дело, а вы за целые сутки не добились ничего, кроме раны в голове.
— Неужели, док? Вот уж никогда не думал, что вас волнует моя репутация!
— Не очень, — признался он. — Но слушать Хаммонда и одновременно видеть выражение лица Лейверса — это уж слишком! Я не в силах такое выдержать! Надеюсь, что вы что-нибудь предпримете, Уилер, а я со своей стороны постараюсь достать для вас по оптовой цене средство, усиливающее половую потенцию!
— Премного благодарен, док. Но в тот день, когда мне понадобятся возбуждающие средства, я повешу свои яйца на стену и сяду писать мемуары!
— Будет интересно почитать, хотя их вряд ли опубликуют. Ладно — с твоей головой все о'кей. Если будет что-нибудь беспокоить, тут же мне позвони.
Я вышел на улицу в яркий, безоблачный день и в ближайшем же ресторанчике проглотил бифштекс. Затем отправился в отель «Звездный свет», разыскал Гарри Стенсена. Его номер оказался на девятом этаже. Гарри сразу открыл дверь, а завидев, кто к нему пожаловал, усмехнулся:
— Разжалованный лейтенант! Ищете работу? Если хотите, могу дать рекомендательное письмо в детективное агентство Лос-Анджелеса.
— Хочу поговорить с вами о Томе Вуде, — ответил я. — Или вы его больше не защищаете?
— Защищаю. Хотите дать свидетельские показания?
— Может быть, — ответил я.
Стенсен внимательно посмотрел на меня, потом отошел в сторону.
— Вам лучше войти.
Я прошел в номер, а он закрыл дверь.
— Хотите выпить, лейтенант?
— Спасибо. Скотч с содовой.
Стенсен вызвал официанта и сделал заказ. Себе попросил скотч с водой. Когда официант вышел, я приступил к делу.
— Мартенс передумал вам звонить сразу же, как только Вуда арестовали. Уинтерманн предположил, что, очевидно, союз не захочет, чтобы в качестве защитника Тома Вуда, обвиняемого в убийстве, выступили вы.
Стенсен холодно улыбнулся.
— К черту Уинтерманна, к черту Мартенса, а если надо будет, к черту весь союз! Том Вуд — мой друг.
— Даже не подозревал, что в вас развито это чувство.
— Да, я не часто даю волю чувствам, — признался Стенсен. — Том Вуд — исключение. Я также не часто даю волю ненависти. Но Пол Уинтерманн — это второе исключение. Теперь вам все ясно, лейтенант?
— Думаю, да. Я тоже уверен — Том Вуд невиновен. А если удастся доказать это, меня будут считать умным лейтенантом, а не болваном, как сейчас. Теперь вам ясна моя позиция?
— Совершенно. И что же дальше?
— Вчера днем, когда я задавал вопросы Тому Вуду, он поссорился с Перл, — продолжил я, когда за официантом закрылась дверь. — Вернувшись с кофе, Перл изменила свое показание — заявила, что накануне вечером, сразу после десяти, Том разговаривал с кем-то по телефону и тут же уехал. Помните?
— Разумеется.
— Вуд хотел все это мне объяснить, но вы заткнули ему рот…
— Точно. — Стенсен тяжело вздохнул. — Объяснения Тома мало чем могли вам помочь. Дело в том, что ему кто-то позвонил и сообщил, что прилетел Джордж Ковски, ждет, когда за ним приедут. Том поинтересовался, кто говорит. Ему ответили, что это служащий справочного бюро аэропорта. Том немедленно поехал за Ковски, но, разумеется, его там не оказалось.
— И его не насторожило, с чего это Ковски просил связаться с ним какого-то клерка? Почему сам не позвонил?
— Нет. Тома действительно застали врасплох. Он ведь ждал Ковски только на следующий день. Подумал, его заставили прибыть раньше какие-то неотложные обстоятельства, забеспокоился, хотел поскорее выяснить, что случилось…
— Похоже, убийца постарался выдернуть Вуда из дома и таким образом лишить его алиби на время убийства.
— Похоже, — согласился адвокат, сардонически улыбаясь. — Остается убедить в этом судью. Только мне это будет сделать нелегко. Получилось, что у Тома на самом деле нет алиби.
— Получилось, — подтвердил я. — А где он болтался весь прошлый вечер?
— Сначала подбросил меня сюда, в отель, затем отправился по барам. Том был в ужасно подавленном настроении — на него очень сильно подействовало убийство, затем эта ссора с Перл… В общем, в итоге набрался вчера изрядно, чего никогда раньше с ним не бывало. Даже не помнит названия баров, где пил.
— А что вы можете рассказать о Ковски и тех сведениях, которые он должен был представить комитету Сената? В какой мере они могли повлиять на положение Вуда?
— Не знаю. — Стенсен провел ладонью по волосам. — Честно, не знаю, Уилер. Но абсолютно уверен, что Том никогда не использовал денежные фонды профсоюза в личных целях. Ему это было ни к чему — при его-то зарплате и неограниченной оплате любых расходов. Думаю, показания Ковски выставили бы в неприглядном свете не Вуда, а верхушку администрации союза.
— Как вы считаете, зачем понадобилось убрать Фореста?
Стенсен пожал плечами.
— И этого не знаю. А у вас какая версия?
— Вероятно, парню просто не повезло. Возможно, тот, кто убил Ковски, привез затем его тело в Хилл-Сайд, стал перекладывать в багажник Фореста, а он вышел в этот момент и все увидел. В панике преступник убил и его. Пока прятал где-то новое тело, в машину Фореста села Белла Вуд и уехала.
— Звучит логично, — оживился Стенсен. — И кто же убийца обоих?
— На данный момент один из троих — или Тино Мартенс, или Джонни Барри, или Том Вуд.
Он печально усмехнулся.
— Выходит, мы пока ничем не можем помочь Тому?
— Вуд прав: ему хотят предъявить ложное обвинение. С ключами и оружием в портфеле кто-то явно переусердствовал…
— И с этим согласен, — кивнул адвокат. — Но продолжаю надеяться, что мне не придется доказывать это судье.
— Будем надеяться вместе. Спасибо за скотч. Мне пора.
— Рад, что заглянули, лейтенант. — Стенсен встал, проводил меня до двери и на прощание сказал:
— А знаете, больше всех мне жаль Перл Сэнджер. Она мне нравилась. Перл была честной и преданной женщиной. — Он устало улыбнулся. — Качества, с которыми не часто приходится сталкиваться адвокату.
— Мне тоже нравилась Перл, — признался я. — Вот не успел у нее научиться раскачивать шелковые кисточки одновременно в разные стороны…
* * *
Выражение лица Аннабел Джексон, когда она меня увидела, стало таким, какое обычно бывает у людей на похоронах.
— Привет, Эл, — негромко сказала она. — Как дела?
— Просто замечательно!
— Конечно! — с сочувствием произнесла Аннабел. — У тебя бывало и похуже!
— Ты копаешься в моей личной жизни? — с шутливым негодованием спросил я. — Заглядываешь по ночам в окна моей квартиры?
— Вот есть в тебе одна черта, Эл Уилер, которая мне страшно не нравится, — разгоряченно выпалила секретарша шерифа. — Это твое самодовольство!
