Я взял в руки сифон с сельтерской и с надеждой посмотрел на Чарли.
— Может быть, мы втроем и поживем здесь пару денечков?
— Ну ты и комик, коп! — сказал он мрачновато. — Впрочем, у меня нет выбора. Девка побоится болтать, поэтому ее я не трону. А вот о тебе придется побеспокоиться. Я думаю, на этот раз моя забота о тебе, коп, будет носить долговременный характер. И представь, мне это как-то греет душу. Ты разрушил мой маленький бизнес, и сейчас я накажу тебя за это!
— Я боялся, что ты скажешь это, Чарли, — печально произнес я.
Я нажал на поршень сифона, и струя содовой ударила ему точно между глаз. Он отлетел назад, и револьвер выстрелил. Пуля попала в потолок, отколов кусок штукатурки. Я продержал палец на поршне еще долю секунды, а затем бросился на Чарли.
Я знал, что у меня есть только один удар, поэтому он должен быть надежным. Я резко ударил его выдвинутыми костяшками пальцев в горло, вложив в удар всю массу своего тела. Чарли перекинулся на спину, — я тут же повалился на него.
Наши руки и ноги переплелись на полу. Отчаянным рывком я освободился от него, перевалился через бок и стал на колени. Можно было перевести дух. Чарли мирно лежал на спине без движения. На лице его выступили маленькие синие крапинки.
Я поднял его револьвер и положил себе в карман. Теперь я почувствовал себя несколько лучше. Еще раз взглянул на Чарли, на этот раз более внимательно. Мое первое ощущение было верным: Чарли не дышал. Пальцы мои еще побаливали. Возможно, я не рассчитал силу удара.
— Он мертв? — хриплым голосом спросила Кэнди.
— Наверное, его состояние можно охарактеризовать и так, — отметил я. — Он не дышит.
Подойдя к телефону, я позвонил Полнику и рассказал ему, где я был и что случилось. Он заверил, что сейчас же выезжает. Я повесил трубку и посмотрел на Кэнди.
— Была длинная ночь, но, кажется, она еще не кончилась, — сказал я. — Неплохо бы выпить кофе?
— Хорошо, — прошептала она и исчезла на кухне. Не помню когда, но моя головная боль прошла. Она снова появилась через пятнадцать минут, и звали ее Лейверс. Он влетел в пентхаус с резвостью домовладельца, который прибыл урегулировать вопрос просроченной задолженности по оплате за квартиру.
— Итак, Уилер, — взревел он, — надеюсь, вы сможете все объяснить!
— Одним словом, — сказал я. — Самооборона.
— Придумали бы что-нибудь получше.
Полник, озираясь по сторонам, вдыхал оставшийся в комнате аромат духов Кэнди. Стоящий за ним доктор Мэрфи поводил носом.
Я поведал Лейверсу историю того, что случилось. Когда я подходил к концу своего повествования, док Мэрфи уже завершил осмотр тела.
— Что обнаружили, док? — спросил я его. — Он мертв?
— Не думал я, что вы такой здоровяк! — фыркнул Мэрфи. — По всем признакам, мне кажется, что он умер от сердечного приступа. Возможно, ему хватило даже той струи содовой.
— Дьявол! — сказал я. — Вы просто завидуете. Но за пару сотен баксов вы тоже сможете поиметь такое же тело, как у меня, док.
— Для вашего тела есть только одно подходящее место, — съязвил он, — это морг. Не сомневаюсь, что в скором времени я с удовольствием проведу его вскрытие.
— Не дождетесь! — позлорадствовал я. — Вы уже старик.
— Да мне всего пятьдесят четыре! — воскликнул он оскорбленно.
— Ну я и говорю — старик.
Мэрфи возмущенно хмыкнул и на несколько секунд умолк, не зная, что сказать. Шериф воспользовался этим, чтобы вернуться к прерванному разговору.
— Что скажете об этом Элиоте, Уилер?
— Он был «мозговым центром» шантажа. Поставщиком информации, — сказал я. — А Вейсман — вышибалой денег.
— Вы думаете, это он убил Джулию Грант, а потом и Вейсмана?
— Я не думаю, что он убил кого-то из них, сэр.
— Тогда кто убил?
— Я еще не знаю.
— Вы не… — Он набрал полные легкие воздуха и уже готов был взорваться.
Я закрыл глаза в ожидании взрыва. Но его не последовало, и я снова открыл глаза. Взгляд Лейверса был устремлен на что-то поверх моего плеча. На его лице застыло выражение полной растерянности. У Полника и Мэрфи, впрочем, были похожие физиономии.
Я медленно повернул голову и увидел Кэнди, стоявшую прямо у меня за спиной с подносом в руках. Она мило улыбалась нам всем.
— Кофе? — спросила она нежным голосом.
— А это еще кто? — мерзко проскрипел Лейверс. — Флоренс Найтингейл?
Наконец шериф со своей командой укатили, и я заметил, что за окном наступило прекрасное солнечное утро. Я взглянул на часы: половина девятого. Кэнди вышла из кухни с подносом, на котором возвышалась горка горячих булочек, кленовый сироп и кофе. На ней была махровая пляжная размахайка, которая едва прикрывала бедра. Вид у нее был тоже вполне пляжный, только вот под одежкой не хватало купального костюма.
Кэнди поставила поднос на маленький столик перед диваном и затем села подле меня.
— Ну и ночка выдалась! — сказала она.
— И не говори, — торжественно подтвердил я.
Ее лицо покрылось легким румянцем.
— Я имею в виду этого Чарли Элиота и ужасного шерифа. Я думала, у него глаза на лоб вылезут, когда он увидел, как я выхожу из кухни!
— Кто знает?.. Может, и вылезли, — сказал я, уплетая булки за обе щеки.
— Так или иначе, — сказала она, — но тебе, кажется, удалось ему все правильно объяснить, не так ли?
— И заняло все дело всего двадцать минут! — воскликнул я, с ужасом вспоминая о своих муках. — Если бы я не убедил его, что ты — главная подозреваемая, он не позволил бы мне здесь задержаться.
— Я рада, что он разрешил, — нежно сказала она.
— Я хочу сделать признание, — сказал я. — Я — нормальный и принадлежу к числу тех парней, кого вполне устраивает секс в том виде, в каком он был изобретен. Сейчас таких, как я, осталось немного, и мы не привыкли долго рассуждать по этому поводу. Нам очень не хотелось бы, чтобы люди думали о нас, будто мы «со странностями»… или что-то в этом роде.
— Твои слова так прекрасны своей новизной, Эл, — сказала она своим голосом с хрипотцой. — Для тебя не существует никаких запретов.
— Это точно, — согласился я.
— И еще одна черта мне импонирует в тебе: твои поступки кажутся жестокими, а суждения — циничными, но в груди у тебя бьется сердце настоящего рыцаря.
— Ты имеешь в виду одного из тех парней, кто изобрел «пояс верности»? — Я тупо уставился на нее. — Ты, вероятно, спятила.
Булочки все кончились, и я налил себе еще чашку кофе и закурил сигарету.
— Кажется, мне пора двигать в офис, — сказал я.
— Когда я снова увижу тебя? — спросила она.
— Сегодня или никогда, — сказал я. — Если я к вечеру не разыщу убийцу или убийц, шериф, наверное, бросит меня в тюрьму с обвинением, что я — жулик, выдававший себя за полицейского.
— Желаю тебе удачи, Эл, — сказала она искренне.
— Спасибо. — Я допил кофе и встал с дивана. Затем я взял шляпу со стойки бара и направился к двери.
— Эл? — позвала Кэнди.
— Да?
— Эту правду о том, почему нас всех шантажировали… ее обязательно предавать гласности?
— Я не знаю, — сказал я. — По всей видимости, нет. Поскольку и Вейсман, и Чарли мертвы… Все зависит от того, послужило это мотивом убийства Вейсмана или нет.
— Мне кажется, я не смогу вынести огласки. — Слезы заблестели в ее глазах. — Я умру, если вся эта история попадет в прессу.
— Представляю себе заголовки, — сказал я. — «Обряд плодородия в честь Бога солнца!», «Модная тусовка скачет нагишом вприпрыжку под лунным светом!»
Я стал смеяться и не мог остановиться. Чем больше я думал об этом, тем больше меня разбирал смех. Корчась от смеха, я вновь заковылял к дивану и, не прекращая гоготать, повалился на него рядом с Кэнди.
Я перестал смеяться примерно секунд через десять, когда Кэнди неожиданно шлепнула меня по лицу. Я с удивлением посмотрел на нее:
— Это еще за что?
— Моя жизнь рушится! — Она определенно впадала в истерику. — А ты покатываешься здесь со смеху!
— Милочка, — сказал я, — не все так страшно, как тебе кажется. Все это даже очень смешно, если на мгновение представить себе всю картину.
— Ты — кретин! — с отвращением бросила она.
— Да?
— Разве ты не понимаешь, что в этом и был основной смысл шантажа. Страх стать объектом насмешек, страх, сидящий в каждом из нас. Можно смириться с репутацией разрушительницы семейного очага, или роковой женщины, или еще с чем-нибудь. Когда покушаются на вашу женскую репутацию, это даже приятно щекочет вам нервы и придает определенный шарм. Но стать всеобщим посмешищем в этом! Разве ты не понимаешь, что будет, когда за это примутся газеты? Аршинные заголовки, кочующие из газеты в газету по всей стране. И куда бы мы потом ни поехали, всю оставшуюся жизнь за нами будет тащиться слава участников обряда плодородия в честь Бога солнца! А ты… ты, горилла несчастная! Сидишь здесь и ржешь!